Вильям Кобб - Парижские Волки. Книга 2. Царь Зла
— Отлично! Марсиаль! Отлично! — радостно воскликнул Арман, крепко пожимая ему руку. — Вы достойны узнать все. И недалеко уже то время, когда все тайны «Клуба Мертвых» будут вам открыты!
В эту минуту лакей осторожно постучался в дверь и по зову Армана вошел в кабинет.
— Что там такое? — обратился к нему де Бернэ.
— Какие-то два человека спрашивают господина Соммервиля.
— Меня? — удивился Арчибальд. — Что это за люди?
— Какие-то подозрительные личности. Сначала я нехотел было принимать их, но они так настаивали, что я осмелился наконец доложить о них господину маркизу.
— Что же в них подозрительного?
—О, господин маркиз, они ужасно похожи на разбойников.
— Спросите, как их зовут.
— Я уже сделал это, господин маркиз. Но, право, имена их так странны, что я едва ли осмелюсь повторить их.
Арчибальд улыбнулся.
— Преодолейте вашу стыдливость, — сказал он, — и повторите. Я вам разрешаю.
Надо заметить, что слуга Армана представлял собой образец лакейского упрямства и спеси. Впрочем, он был весьма предан своему господину.
— Говорите же, — сказал Арман.
Лакей вытянулся и, невольно покраснев, отвечал:
— Высокий сказал, что его зовут Мюф.
— Мюфлие? — воскликнул Арчибальд.
— Да, господин маркиз.
— Пусть войдет! Черт возьми! Вы заставляете ждать Мюфлие! А я-то не перестаю его оплакивать! Скорей! Скорей! И смотрите, с почетом!
Арчибальд смеялся, и честное слово, он явно изменял сейчас своим флегматичным манерам!
Растерявшийся лакей, боясь заставить ждать какого-нибудь переодетого принца, опрометью бросился к дверям и, распахнув обе их половины, истошно выкрикнул:— Господин Мюфлие! Господин Кониглю!
Й в комнату ввалились оба друга, представляя собой две кучи грязных, покрытых плесенью лохмотьев.
Мюфлие прошел вперед, высоко подняв голову. За ним следовал Кониглю.
— Ох, наконец-то! — радостно произнес Мюфлие.
И в два прыжка он был уже у ног Арчибальда.
— Ах, маркиз! — продолжал он хриплым голосом: — Как должны вы на нас сердиться!
Кониглю застенчиво отвернулся. Цвет лица его был довольно странен: обычная желтоватая бледность уступала место какому-то фиолетовому оттенку, производившему весьма загадочное впечатление.
— Откуда вы? — спросил Арчибальд.
— Увы! Господин маркиз! Из могилы!
— Должно быть, оттого-то от вас и разит вином, как из погреба!
Мюфлие проворно вскочил на ноги.
— Господин маркиз, ругайте нас, бейте нас, убейте нас, как негодных собак! Честное слово Мюфлие! Мы это заслужили!
— Это мы еще увидим! А пока успокойтесь и скажите, зачем вы меня искали.
— Ах, — произнес Мюфлие, драпируясь в тряпье, игравшее роль одежды на его огромной фигуре, — это длинная история.
— Нельзя ли сократить ее?
— Так и придется сделать. Но могу я говорить при…
Он недоверчивым взглядом окинул обоихдрузей Арчибальда и воскликнул, узнав Армана:
— Ах, господин доктор, это я не про вас! Это про того юношу.
— Это один из моих друзей, который, надеюсь, будет и вашим, — сказал Арчибальд. — Впрочем, рекомендую его вам. Друг мой, Марсиаль, вот два ужаснейших бездельника, каких я когда-либо встречал, сэр Мюфлие и дон Кониглю. Ну, а я долгое время считал, что они готовы идти за меня в огонь и в воду.
— И вы правы, господин маркиз, — проворчал Мюсрлие. — Зачем сомневаться в нас, господин Арчибальд! Да, мы глупы, а все-таки, мы вас очень любим.
— Если вы меня так сильно любите, то отчего же сбежали из моего дома?
Мюфлие колебался. Признание было пикантным. Он опустил глаза.
— Господин маркиз, — проворчал он, — человек ведь не камень!
Кониглю толкнул его локтем и добавил:
— Господин маркиз, ведь Мюфлие был влюблен!
— А, вот что! Это меняет многое! Но вы снова здесь! Мы потом перейдем к подробному обсуждению, а пока объясните цель вашего прихода.
— Тем более, что дело спешное, дорога каждая минута, — отвечал Мюфлие.
— Говорите, я слушаю.
— Скажите, мальчугана еще не укокошили?
— Гильотинировали! — поправил Кониглю.
— Какого мальчугана?
— Ну, Жака! Жако! Как его там. Графа де Шавелю. Де Шилю.
— Графа де Шерлю?
— Так! Так!
— Вы его знаете?
— Тьфу, пропасть! Точно так же, как и того, который выдумал его. Но скажите. Они еще не успели его ухлопать?
— Казнь совершится сегодня в четыре часа.
— Какая дьявольщина! А теперь который?
— Двенадцать.
— Черт возьми! Плесневеть нельзя! Господин Арчибальд, вы должны сейчас же отвести меня к маркизе де Фаверей!
— К маркизе де Фаверей? Ты с ума сошел, мой милейший Мюфлие!
— Нисколько! Ах, если бы вы только знали! Дьюлу рассказал мне все! Во-первых, Жак вовсе не резал тех стариков!
— Так не он убивал де Белена и Сильвереаля?
— Точно так же, как и мы с вами!
— Кто же совершил преступление?
— Ах, все те же негодяи, Биско и Волки!
Все трое друзей вскочили с бледными, встревоженными лицами, задыхаясь от волнения.
— О, несчастный! — прошептал Арман.
— Это еще не все! — бросил Мюфлие.— Этот бедный Жако
— похищенное дитя! Дитя маркизы де Фаверей!
Двойной крик был ему ответом.
Значит тот, кого они так долго и тщетно искали — был Жак де Шерлю.
— Доказательства! Доказательства!
— Доказательства? О, за этим дело не станет! Дьюлу рассказал мне его историю. Бедный Дьюлу. Вы не знаете! Он умер! Но я хорошо запомнил имена, постойте… де Котбель… потом — Оллиульские ущелья близ Тулона!
Арман резко позвонил.
Вбежал лакей.
— Карету! Скорей! Через пять минут чтобы все было готово! Ступайте! Вы, друг мой, — обратился он затем к Арчибальду, — как можно скорее поезжайте в министерство юстиции! Просите отсрочку. Дойдите до самого короля, если будет нужно. Вашего слова будет достаточно. Поручитесь нашей честью за этого молодого человека.
Арчибальд с чувством пожал руку Мюфлие.
— Если вы сказали правду, — сказал он, — я даю вам слово сделать из вас честных и порядочных людей!
— Я не откажусь! — отвечал растроганный Мюфлие. — Пора положить конец.
Минуту спустя Арман и Марсиаль во весь опор мчались к дому маркизы де Фаверей.
Мюфлие и Кониглю, вне себя от счастья, важно развалились на подушках кареты.
Почему явились они так поздно? О! Читатель, наверное, уже понял, в чем дело!
Соблазнившись приятным вкусом вина, давно уже не освежавшего его глотку, Мюфлие с радости, что нашел своего друга целым и невредимым, хотя и мертвецки пьяным, счел своим долгом поднять бокал за его здоровье. Он и поднял. Двух бутылок достаточно было, чтобы свалить с ног истощенного гиганта.
И Мюфлие, упав в объятия Кониглю, заснул богатырским сном.
Сколько времени продолжалось это полубесчувственное состояние, он и сам не знал. Когда он проснулся, Кониглю уже пришел в себя. Тут начались нескончаемые расспросы.
Это двойное воскресение не было ли чудом? Кониглю, которого тоже пощадила дикая фантазия Бискара, был осужден на голодную смерть.
Но он сделал попытку к бегству и упал в глубину Каньяра.
Он считал себя навеки погибшим. Но Провидение хранило его. Подземелье, куда он скатился, было некогда погребом.
Какими судьбами оно было замуровано, забыто? Тут есть материал для исторических исследований. Но Кониглю было мало заботы об этом, да и понятно.
Ему отказывали в пище, зато судьба в изобилии давала ему питье!
Но человек может прожить без пищи шесть, семь, иногда и восемь дней.
С водой он может продержаться дней двенадцать-пятнадцать. Но — с вином?
Не обсуждая этого вопроса с научной точки зрения, Кониглю, тем не менее, видел в нем возможность пожить некоторое время в свое удовольствие или, по крайней мере, умереть при более или менее благоприятных обстоятельствах.
И он пил, все пил, пьянствовал без просыпу и не имел даже понятия о времени.
И вот, после первых дружеских приветствий, Мюфлие и Кониглю рассказали друг другу свои похождения и, надо отдать им справедливость, употребили все силы, чтобы исполнить последнюю волю покойного Дьюлуфе.
Но им нужно было, по крайней мере, полдня, чтобы выгнать из себя хмель. У них хватило, однако, силы воли устоять против искушения опять напиться. Но как выйти из этой ямы? Слуховое окошко было слишком высоко, вылезть в него было невозможно.
К счастью, Мюфлие вспомнил об опускной двери. Хотя она и была слишком тяжела для того, чтобы он мог поднять ее один, но вдвоем им, быть может, и удастся сдвинуть ее с места.
Они отыскали ее и, действительно, она поддалась их общим усилиям.
Бросив последний взгляд на бездыханный труп бедного Дьюлуфе, они выскочили в окошко и очутились в Сене.
