Стивен Кинг - Возрождение
Просторное черное пальто, похожее на то, в котором выступал на сцене Джонни Кэш, частично скрывало худоб у, но ее выдавало изможденное лицо. Было видно и другое. Я думаю, что большинство людей, которым довелось пережить в своей жизни великие трагедии, оказываются на перепутье. Возможно, не сразу, а когда боль немного притупится, может, через несколько месяцев, а то и лет. Они либо полнеют от переживаний, либо, наоборот, иссыхают. Если это звучит эзотерически – а я полагаю, что так оно и есть, – извиняться мне не за что. Я знаю, о чем говорю.
Чарлз Джейкобс иссох. Его рот превратился в бледную полоску. Голубые глаза сверкали, но их окружала паутина морщин, отчего они казались меньше. Казались экранированными. Веселый молодой человек, помогавший шестилетнему мальчугану делать пещеры в Череп-горе, человек, который с таким сочувствием выслушал мой рассказ о немоте Кона… теперь стал похож на учителя из Новой Англии прежних времен, готового высечь непослушного ученика розгами.
Потом он улыбнулся, и у меня по крайней мере затеплилась надежда, что молодой человек, который подружился со мной, никуда не исчез, а просто скрывается где-то в глубине устроителя этого карнавального религиозного действа. Улыбка озарила его лицо. Толпа зааплодировала. Думаю, что больше от облегчения. Он поднял руки и опустил их ладонями вниз.
– Садитесь, братья и сестры. Садитесь, мальчики и девочки. Давайте объединимся и станем единым целым.
По залу прокатился легкий гул, и все сели. В палатке стало тихо. Все глаза устремились на него.
– Я принес вам добрую весть, которую вы уже слышали. Господь любит вас. Да, каждого из вас. И тех, кто жил праведной жизнью, и тех, кто погряз в грехе. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Евангелие от Иоанна, глава третья, стих шестнадцатый. Перед распятием Сын Божий молил Господа, чтобы Он сохранил вас от зла. Евангелие от Иоанна, глава семнадцатая, стих пятнадцатый. Когда Господь нас наставляет, Он посылает нам тяготы и страдания, но делает это из любви. Деяния, глава семнадцатая, стих одиннадцатый. А разве не может Он из той же любви избавить от этих тягот и лишений?
– Да, хвала Господу! – ликующе выкрикнул кто-то из колясочников.
– Я стою перед вами, странник на земле Америки и сосуд Божьей любви. Примете ли вы меня, как я принимаю вас?
Все закричали, что примут. У меня по лицу, как у Хью и всех людей по обе стороны от нас, струился пот, но лицо Джейкобса оставалось сухим и блестящим, хотя под лучом прожектора ему наверняка было еще жарче. Ведь он был к тому же в черном пальто.
– В свое время я был женат, и у меня был маленький сын, – продолжал он. – Но случилась ужасная трагедия, и они оба утонули.
На меня это подействовало как ушат холодной воды. Он лгал, причем лгал без всякой причины; во всяком случае, я ее не видел.
По залу прокатился шум, похожий на стон. Многие женщины плакали, некоторые мужчины тоже.
– Я отвернулся тогда от Господа и проклял его в сердце. Я бродил по пустыне. О, это были города – Нью-Йорк и Чикаго, Талса и Джоплин, Даллас и Тихуана; это были Портленд штата Мэн и Портленд штата Орегон, – но все равно пустыня. Я ушел от Бога, но не мог изгладить память о своей жене и маленьком сынишке. Я отказался от учения Иисуса, но никогда не мог отказаться от этого.
Он поднял левую руку, показывая золотое кольцо, которое выглядело шире и толще обычного обручального.
– Меня искушали женщины – конечно, ведь я мужчина, а искусительницы, подобные жене Потифара, по-прежнему среди нас, – но я остался верен.
– Хвала Господу! – закричала какая-то женщина, видимо, считавшая, что сразу распознает бесстыдную блудницу, даже если та прикинется добропорядочной женой.
– А потом однажды, когда я поборол искушение особой силы… и особой привлекательности… мне было ниспослано откровение, как Саулу по пути в Дамаск.
– Слово Божье! – крикнул мужчина, воздевая руки к небесам (по крайней мере к крыше палатки).
– Бог сказал мне, что у меня есть работа и что заключаться она будет в избавлении от тягот и страданий других людей. Он пришел ко мне во сне и сказал, чтобы я надел еще одно кольцо, означающее мой брак с учением Господа через Его Святое Слово и учением Сына Его, Иисуса Христа. В то время я находился в Финиксе, выступал в безбожном карнавальном представлении, и Бог велел мне отправиться странствовать в пустыню без пищи и воды, подобно ветхозаветному паломнику. Он сказал мне, что в этой пустыне я обрету кольцо моего второго, и последнего, брака. Сказал, что если я не нарушу обетов этого брака, то принесу много добра и воссоединюсь со своей женой и сыном на небесах, и наш истинный брак будет вновь освящен у Его святого престола и в Его святом свете.
Послышались новые крики и восклицания. Женщина в строгом деловом костюме, колготках и стильных туфлях на низком каблуке упала в проходе и начала бормотать что-то на языке, состоявшем, казалось, из одних гласных. Ее спутник – муж или любовник – опустился на колени рядом и, поддерживая ей голову, нежно улыбался и успокаивал.
– Он сам не верит ни единому своему слову, – произнес я изумленно. – Это все ложь. Неужели они не видят?
Но они не видели, а Хью меня не слышал. Он замер с зачарованным, остановившимся взглядом. Людей в палатке переполняло восторженное смятение, голос Джейкобса разносился, перекрывая осанну благодаря силе электричества (и беспроводному микрофону).
– Я шел весь день. На площадке для отдыха я нашел еду, выброшенную кем-то в урну, и съел ее. Я нашел полбутылки колы рядом с тропинкой и выпил ее. И тогда Бог сказал мне, чтобы я сошел с пути, и хотя к тому времени начало темнеть, а в пустыне терялись и погибали куда более опытные путники, я сделал так, как Он сказал.
Должно быть, к тому времени ты уже давно добрался до пригорода, подумал я. Не исключено, что до Норт-Скоттсдейла, где живут богачи.
– Ночь была темной, небо покрыто облаками, прятавшими звезды. Но после полуночи облака вдруг разошлись, и на россыпь камней упал луч лунного света. Я разгреб их и нашел… вот это.
Он поднял правую руку. На безымянном пальце было еще одно толстое золотое кольцо. Зал взорвался аплодисментами и приветственными криками. Я все время пытался понять, как такое возможно, и не находил ответа. Здесь собрались люди, которые постоянно пользуются компьютером, чтобы поддерживать связь с друзьями или узнавать новости. Они воспринимают метеорологические спутники и пересадку легких как нечто само собой разумеющееся и проживут на тридцать – сорок лет дольше своих предков. И вот они здесь, купились на историю, по сравнению с которой Санта-Клаус и Зубная Фея выглядят заурядной реальностью. Он скармливал им полное дерьмо, и они с удовольствием его заглатывали. Меня пугала мысль, что, хуже того, ему это тоже нравилось. На сцене стоял не тот человек, которого я знал в Харлоу или который подобрал меня тем вечером в Талсе. Хотя если припомнить, как он обошелся с растерянным, убитым горем отцом Кэти Морс, следовало признать: в Джейкобсе это было уже тогда.
Не знаю, ненавидит ли он всех этих людей, подумал я, но презирает точно.
А может, и нет. Может, ему на них было просто наплевать. А интересовало его только одно: сколько они оставят после представления в корзине для пожертвований.
Между тем он продолжал свою исповедь. Группа начала играть, и музыка завела толпу еще сильнее. «Gospel Robins» раскачивались в такт и хлопали, а зрители к ним присоединились.
Джейкобс рассказал о своих первых неуверенных исцелениях с помощью двух обручальных колец – символов брака мирского и брака сакрального. О том, как понял, что Господь хотел через него передать послание любви и принести исцеление многим. О том, как часто опускался на колени и молил освободить себя от столь великой миссии, потому что он недостоин. И как Господь отвечал, что никогда бы не наделил его кольцами, если бы сомневался. Джейкобс преподнес это так, будто они с Господом вели долгие беседы где-то в небесной курилке, возможно, пуская клубы дыма и любуясь небесным ландшафтом.
Его нынешний вид вызывал во мне отвращение – узкое учительское лицо и горящий взгляд голубых глаз. И это черное пальто. Ярмарочные артисты называют такую одежду «рабочей». Я узнал это, когда был его ассистентом на аттракционе «Портреты-молнии».
– Я прошу вас помолиться со мной, – призвал Джейкобс собравшихся и опустился на колени, чуть поморщившись от боли. Ревматизм? Артрит? Пастор Дэнни, исцели себя самого, подумал я.
Паства опустилась на колени, и по залу прокатилась волна шелеста и экзальтированного бормотания. Зрители в задней части палатки тоже встали на колени. Я не хотел этого делать – даже мне, бывшему методисту, все это казалось циничным богохульством, – но я не желал привлекать к себе его внимание, как получилось в Талсе.
