Ожившие кошмары (сборник) (СИ) - Александр Александрович Матюхин
С чего он взял, что это случится? Каждый раз сталкиваясь нос к носу с реальностью, Саша забывал, что он Джек, и чувствовал слабость и желание убежать и не искать никакого экзистенциального рубежа. Наверное, и ролевые пистолеты-муляжи он сделал только для того, чтобы хоть немного чувствовать себя увереннее. Прочитал в книжке, что оружие одним своим наличием делает мужчину сильнее и увереннее в себе, и помчался искать чертежи. Книжка не наврала. Когда он брался за тяжёлые рукоятки своих муляжей, сила и смелость словно вливались в грудь через руки, заполняли ребра тяжёлыми холодящими волнами. Даже сейчас он чувствовал их тяжесть в рюкзаке, и это добавляло уверенности, что в этой игре он выиграет, а в другом мире не пропадёт. Если, конечно, сможет найти туда дорогу.
Сразу за станцией, словно со старой фотографии, придвинулся поселок. Будто когда-то крутанулся на пятке асфальтированной в прошлом веке стоянки, оттолкнулся от железнодорожной кассы и упал, рассыпав по сторонам домики, домишки и сараи. Время прокатало через него единственную улицу и засадило зеленью, которую некому было контролировать, а потом и замерло, словно поняв всю тщетность своих усилий.
Пульс жизни иногда оживал и, как весенние ручьи, захватывал какие-то отдельные участки. Как лишайники на разросшемся стволе поселка, проступали сквозь вечное какие-то современные штуки. Афиши, объявления о ремонте бытовой техники, спутниковая тарелка на кирпичном домике почты, да и сама вывеска «Почта России» была новой, ещё не успевшей полинять или выгореть под солнцем. Облупившаяся краска на телефонной будке и новые мусорные контейнеры, выглядывающие из разросшегося боярышника. Село без полей, деревня, прикинувшаяся посёлком, потому что это престижнее и звучит иначе.
Джек с Эммой шли по этой главной и явно единственной улице, оглядываясь. На мистику пока не тянуло, но не было ни одного человека, ни даже кошки или захудалой вороны. Шорохи и ветер в пустом пространстве над потрескавшимся асфальтом, пыльные деревья и тишина. Даже цикады остались в траве у станции.
«Разве не класс?» — спросил Джек взглядом, и Эмма восхищённо кивнула. Это не было похоже на Францию, но разве до Франции, когда ты в посёлке без времени и жителей? Эмма чувствовала, как мурашки поползли вверх по рукам и все волоски напряжённо приподнялись над кожей, наэлектризованные предчувствием. Хотелось вдохнуть, но воздух, твёрдый и угловатый, не хотел лезть в круглое отверстие рта. Она раскрыла рот шире, пытаясь закричать или хоть как-то впихнуть туда вздох, и тут всё кончилось.
Словно лопнул пузырь, и звуки хлынули со всех сторон. Шаги, голоса, какая-то музыка, стуки. Издалека ветер принёс звук мотора. Посёлок был самым обычным, и даже Пазик, и в самом деле выруливший откуда-то сбоку через пару минут, оказался рейсовым.
— Нам на него, — сказал Саша, растроенно провожая его взглядом, — только рано он что-то…
— Успеете, — хрипло сказал кто-то сзади и высморкался. Джек и Эмма обернулись, и у Джека чуть ослабли коленки. На большом облупленном крыльце сидели странные типы. То ли колымщики после утренней смены, то ли бомжи после попойки. Заплывшие лица, бороды и белоснежные коробки с кефиром в коричневых пальцах. Рваные кеды и засаленные штаны. Джек вспомнил словечко «пария» которым называли Гекльберри Финна, но не знал, как оно пишется во множественном числе. А их было неожиданно много, человек восемь или десять, и тот, что говорил, сидел на перилах в самом центре компании. Был он в немыслимых шортах, кудлатый и несуразный, и в то же время чем-то опасный, словно бродячий пёс. Болтал худыми, волосатыми и до коричневизны загорелыми ногами и смотрел внимательно. Неопрятная борода не скрывала проходящего от виска по скуле к подбородку шрама, стянувшего кожу и сделавшего выражение лица недовольным и угрожающим. Выше голов справа от двери алела большая табличка «Краеведческий музей. Министерство культуры…»
— Почему успеем? — спросил Саша.
— Потому что он у железки сейчас встанет и обедать пойдёт, — мужик сделал рваной кроссовкой непонятное движение и неприятно посмотрел на Эмму, — и поедет только в три.
В музее было тихо и пахло пылью и бумагой. Саша пошёл по комнатам, не читая надписей и просто разглядывая фотографии, которые в большинстве и составляли экспозицию музея. Первопоселенцы смотрели с пересвеченных коричневатых снимков белёсыми глазами. Странные причёски, бороды, сарафаны были словно саваны, да и лица, как говорила Сашина тётка, «краше в гроб кладут», — тоже не внушали оптимизма. «И этот, лицо со шрамом, — думал Саша, — тоже мне предводитель команчей. Заправляет здесь всем, что ли?»
Впрочем, всё это прекрасно ложилось в игру: и приснившийся старик в электричке, и эти жутковатые типы на крыльце, от которых волоски вставали дыбом на шее и продергивало холодом по спине. «Рубеж?» — думал Саша опасливо. От всего этого была страшноватая пустота в груди, острие жизни ходило где-то рядом, едва не царапая кожу, и это чувство было потрясающим. Страх, смешанный с ожиданием непонятно чего и перевязанный ленточкой почти животного удовольствия. В отдельные такие моменты Саша чувствовал тесноту в джинсах, и то, что это не было связано с Таней, его немного беспокоило.
— Джеки-бой, смотри, что здесь! — голос Эммы прозвучал будто издалека, и Джек пошёл искать её в одинаковых коридорах музея и нашёл не сразу. Она стояла в углу одной из комнат с фотографиями по стенам и, наклонив голову, разглядывала что-то на одной из них.
— Н-ну что тут ещё? Граф Дракула Мценского уезда?
Эмма досадливо поморщилась, не оборачиваясь и не отрывая взгляда от фотки. На ней поле простиралось куда-то в недодержанную бежевую даль отпечатка, и прямо в колосьях стояли пугала. Были они жутковатые и совсем не похожие на то, что она видела в детских книжках или в деревне у бабки. Не горшки и рубахи, надетые на скрещенные колья, а вполне себе похожие на людей. Головы только странные. Тыквы — не наша культура. В голове промелькнуло всё, что она помнила про хэллоуины и самайны, но это явно было что-то другое. Пересвеченный коричневый снимок был тем не менее очень детальным, она разглядела даже дырки-глаза, грубо вырезанные на непривычной вытянутой тыквине. «Найти бы его, — скользнула мысль
