Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
К тому времени, как они добрались до гостиницы Сьюзен, они уже шли рука об руку и от души хохотали. Ночной портье сказал, что он ничего не припоминает. Опасаясь депортации, он взял себе за правило никогда ни о чем не помнить. Привратник, раздраженный очередной подвыпившей парочкой, допекающей его на посту, сообщил, что народ вечно просится в парк по ночам, и он не знает, была ли среди этих назойливых личностей Сьюзен.
— Ну вот, — хмыкнул Ганс. Они вернулись в вестибюль отеля и помялись там минуту — минуту неловкости, минуту последнего колебания. Затем Ганс сказал: — Я знаю, что нужно сделать. Может, я тоже медиум. Может, я тоже увижу тех танцоров через твой волшебный бинокль. Давай поднимемся и проверим. Не возражаешь?
— Нет, не возражаю. Да, давай поднимемся.
В лифте они взглянули друг на друга, снова рассмеялись, а потом Ганс наклонился и легонько коснулся губами губ Сьюзен. В комнате девушки, получив бинокль, он основательно повозился, ловя фокус, и разразился серией восклицаний:
— Поразительно! Ужасающе! Истинно так!
— Купол черен как смоль. Ты ничегошеньки не видишь. — Сьюзен все еще смеялась. В этот момент она думала: «Прошел год, целый год. Мне нужен этот мужчина».
— О нет. Вижу. Настоящий Танец Смерти. Всевозможные скелеты в развевающихся шелках. Они зовут меня. Привет, скелеты. — И он помахал рукой.
— Не надо! — Сьюзен внезапно все это показалось совсем не забавным.
— Какой же ты нервный мышонок, — нежно произнес Ганс. — Кое-что я вижу. Я вижу тебя. — Он отбросил бинокль и подхватил девушку на руки.
Сьюзен разбудил звук рвоты. Голова ее гудела от количества выпитого. Бедняга Ганс: будем надеяться, он не смущен, хотя мужчин обычно меньше заботят непривлекательные функции организма. Не очень-то романтично полночи заниматься любовью и проснуться под такой аккомпанемент, но к чему ожидать романтики от приключения на одну ночь? Первую и наверняка единственную. Кстати, а он пользовался презервативом? Девушка не помнила, ведь она была так пьяна. Она вообще помнила не слишком много. В любом случае, ученый, биолог, наверняка он должен быть здоров — и ответствен.
— Вот дерьмо, — пробормотала Сьюзен и зарылась лицом в подушку.
В свете туманной зари вчерашний эпизод уже казался ей опрометчивым и глупым. Кто он такой, в конце концов, и что вообще между ними общего? Она не в восторге от ксенотрансплантологии, или чем так он еще занимается. И если он спит с кем попало на каждом Конгрессе, то риск подхватить что-нибудь есть, да еще какой.
Сьюзен поняла, что ее заставила сделать это не столько неудовлетворенность после года воздержания, сколько экзальтация, подстегнутая глупыми предрассудками. Если сказать ему: «Я переспала с тобой, потому что была счастлива оттого, что умер кто-то другой, а не я», — то у него точно было бы над чем посмеяться.
Она услышала новый звук — на этот раз в ванной чистили зубы. Да, он наверняка спит со всеми подряд, если таскает с собой в кармане зубную щетку. Или он воспользовался ее? Окончательно проснувшись, Сьюзен села. Она очень серьезно относилась к своему имуществу — особенно такому, как зубная щетка. Если человек спал с тобой, это не дает ему права… Но не может же она постучать в дверь и спросить, чья зубная щетка у него сейчас во рту.
— Вот дерьмо, — повторила она и снова шлепнулась на простыню.
Через несколько минут появился Ганс, распространяя аромат зубной пасты и мыла. Он присел на кровать.
— Я тебя разбудил, — сказал он. — Извини. Ты не против, если я включу свет на минутку? Да, мы оба слегка перепили.
Он был мертвенно-бледен. Все еще привлекателен, но глаза пусты и вид лихорадочный — совсем другой Ганс.
— Все отлично, — ответила Сьюзен, всем существом ощущая свои потные подмышки и кислый привкус во рту. — Вижу, ты уже привел себя в порядок. Думаю, теперь моя очередь занять ванную.
Когда она вышла, мужчина уже полностью оделся.
— Ты уходишь, — сказала Сьюзен. В тоне ее не было ни вопроса, ни недовольства, ни сожаления. Он воспользовался ее зубной щеткой — и мочалкой, и полотенцем, и мылом, и все не спросясь, и она хотела, чтобы он ушел.
— Да. Вчера мне надо было сделать кое-какие записи. Лучше разобраться с этим до завтрака. Времени как раз хватит. Ну вот.
— Ну вот, — эхом отозвалась Сьюзен.
Одетым он выглядел гораздо лучше, и она чуть не задала ему этот обычный, слабый, фатальный, чисто женский вопрос. Нет. Пусть он спросит. Если кто-то и произнесет это, то пусть он.
И он произнес — но без уверенности:
— Сегодня мой последний день. Мы еще увидимся?
— После Конгресса я собиралась понаблюдать за птицами. На Нойзидлерзее. Если хочешь присоединиться…
Она знала, что он не захочет, и Ганс тут же ответил с видимым облегчением:
— За птицами? Нет, это не мое. Извини. — Он помедлил. — Ну вот, — повторил он. — Знаешь… все было здорово, да? Это была чудесная ночь.
— Да.
Честно говоря, это наверное и впрямь была чудесная ночь. Судя по тому немногому, что она смутно припоминает.
— И, надеюсь, я рассеял твои страхи по поводу тех вальпургиевых танцоров.
— Ах, это. Да, полагаю, я вела себя глупо — но я их видела.
— Ты неисправима, — сказал он с последней, еще ночной, дразнящей улыбкой и взял ее за руку.
На миг Сьюзен показалось, что сейчас он встряхнет ее, как доброму коллеге, но Ганс немного подержал ее ладонь, наклонился и легонько поцеловал девушку — совсем как в лифте. Она отметила, что рука его горяча, а губы сухи. Направившись к двери, он внезапно пошатнулся и привалился к стене.
— Ганс, с тобой все в порядке?
— Не знаю, что это такое. Наверное, я отвык от выпивки. Раньше я неплохо переносил похмелье. Старею, старею. Прощай, мышонок. — И он ушел.
Сьюзен вернулась в Лондон с головой, набитой птицами. Нойзидлерзее оказалось дивным местом. Она была права, взяв неделю отпуска после Конгресса, хотя и знала, что это не одобрят. «Эллифонт» ожидает, что ты вернешься с семинара немедленно и тут же примешься ускорять его процветание — о это волшебное слово! — и, конечно, займешься ростом собственной карьеры. Но в данный момент Сьюзен было плевать на все это. Однако ее горизонт омрачало небольшое облачко — странная тошнота, преследовавшая ее два последних утра. Рановато для симптомов беременности, к тому же тем же утром она приняла противозачаточную таблетку. Ладно, если это продолжится, она купит тест.
В офисе ее не ждали раньше следующей недели, но уже пришло два факса с текстами, требующими перевода, и кто-то оставил на автоответчике срочное послание. Позвонить в госпиталь — в госпиталь, о котором Сьюзен никогда не слышала. Наверное, что-то связанное с ее работой; документы, должно быть, медицинские, хотя она обычно не занимается медицинскими бумагами. Взглянув на первую страницу факса, она зацепилась за одну фразу и вспомнила кое-что, что ускользнуло от ее внимания на Конгрессе. «Jemand der dir nahe liegt»[51] не означает того, кто находится рядом с тобой в пространстве, вроде соседа в смежной комнате. Это подразумевает человека близкого и дорогого, того, кого ты любишь. А если таковых не имеется, то тебя самого. Девушка сердито велела себе не глупить и не впадать в паранойю. А потом зазвонил телефон.
Это был тот неизвестный госпиталь, и голос того, кто звонил, некоего доктора Бермана, звучал настойчиво и встревоженно одновременно.
— Мисс Фаринг? Мы пытались связаться с вами. Вы были на Конгрессе «Эллифонта» в Штейншлаге, правильно?
— Да, была. А что?
— Одновременно с группой ученых?
— Ксенотрансплантологов, — подтвердила Сьюзен, удивляясь, отчего ее собеседник сам не употребил это слово.
— Мисс Фаринг, пожалуйста, выслушайте меня и отнеситесь терпеливо. Я должен задать вам один вопрос. Вы не вступали в какой-либо… близкий контакт с кем-нибудь из этой группы?
— А ваше ли это дело?
— Боюсь, что да. И очень важно, чтобы вы мне ответили.
— Я встречалась с мужчиной по имени Ганс. Я даже не помню его фамилии. Я с ним спала. Это вы имели в виду под «близким контактом»? А теперь, будьте так добры, скажите, в чем дело. Что-то не так? С Гансом что-то случилось?
Доктор откашлялся. А Сьюзен почувствовала, что спор той пьяной ночи всплывает в ее памяти с кристальной четкостью.
— Ганс мертв, так? Он погиб от чего-то, что называется тафур-вирусом. Их исследования оказались опаснее, чем они считали?
Пойманный врасплох доктор Берман ужаснулся. Ужаснулся еще больше, чем сама Сьюзен.
— Тафур-вирус! Но как… — Тут он взял себя в руки. — Мисс Фаринг, мы не можем обсуждать это по телефону. Гораздо важнее, чтобы вы немедленно прибыли к нам.
Сьюзен нажала на своем телефоне кнопку записи.
— Да, тафур-вирус, — медленно и внятно повторила она. — Один из этих трансгенетических вирусов, так? Которые получают путем сращивания генов или ксенотрансплантацией. Всегда ли он смертелен? Сколько мне осталось?
