Альфредо Конде - Тайна апостола Иакова
Осознав это, Клара попыталась покинуть свой сон, но ей это не удалось. Кадило неожиданно изменило траекторию маятника и пустилось в полет, который вначале казался свободным, но очень скоро вошел в штопор, образуя спираль, подобную рисунку раковин улитки и моллюсков или же кривой Фибоначчи.
Сей более чем странный полет совершенно необъяснимым образом перенес ее, покружив над деамбулаторием, внутрь крипты, где хранится саркофаг с мощами святого апостола.
Она со всего размаху ударилась об него, и все вокруг наполнилось яркими вспышками пламени, из которых возникли сияющие звезды. Вот так, наверное, рождался Млечный Путь, Путь Сантьяго, подумала Клара в завершение своего удивительного сна.
— Вот это да! Вот он какой, Млечный Путь! — сказала она себе, и в это мгновение проснулась.
Пробудившись, она тут же бросила взгляд на край трифория и увидела, что комиссар с Адрианом по-прежнему ведут там беседу. Ей показалось, что они говорят о главном алтаре, и в какое-то мгновение даже привиделось, что они парят над ним, как это случилось с ней в ее недавнем сне.
Тут Клара отчетливо осознала, что одна она с этим делом не справится. Все заметно осложнилось. Тогда она взяла в руки мобильный телефон и набрала номер коллеги по адвокатской конторе, которому она больше всех доверяла; затем сделала второй звонок, на этот раз еще одному коллеге, которого считала наиболее компетентным в подобного рода делах. Лучше поздно, чем никогда. Она и так неправильно поступила, не прибегнув к их помощи с самого начала.
В этот момент она вдруг подумала об одной странной детали, на которую раньше не обратила внимания. Как так получилось, что никто из коллег не подошел к ней во время церковной панихиды? Где они все были? Или она перемещалась сегодня так стремительно, что никто из ее товарищей не смог нигде ее обнаружить?
11
Компостела, понедельник, 3 марта 2008 г., 18:00
Как только Адриан, вытянув вперед правую руку, показал на главный алтарь, Андрес Салорио понял, что ситуация претерпела кардинальный, поистине коперниковский переворот.
— Ты хочешь сказать, в крипте? — спросил комиссар.
— Да, разумеется, — ответил племянник декана, чье недвижное тело остывало на крыше собора.
— Ей что же, недостаточно было мощей, которые покоятся в некрополе? — настаивал полицейский.
— Нет, она все время говорила мне, что людей нисколько не волнует, страдал ли какой-нибудь безымянный галисиец, живший тысячу лет тому назад, артритом, или у него была трещина в лобковой кости как следствие удара в пах.
— А ты что ей на это говорил?
— Ну, соглашался, что это, возможно, не представляет особого интереса, но зато любопытно было бы узнать, что ели наши предки и какие болезни были наиболее распространены в те давние времена.
— И что она тебе отвечала?
— Ничего. Тогда я пытался убедить ее, что главное написать диссертацию, ведь это позволит ей получить докторскую степень.
— А она что?
— Смеялась. А потом снова повторяла, что, если бы ей удалось заполучить подобные сведения об апостоле, это, несомненно, вызвало бы большой интерес. Ведь и правда, знать о том, какими болезнями страдал родственник самого Христа, — это клёво.
— Это что?
— Ну, клёво… в общем, здорово.
— А! А ты продолжал с ней спорить?
— Ну, в какие-то моменты да, в какие-то нет. В зависимости от ее настроения, она ведь очень легко раздражалась.
— Она была девушкой своенравной, верно.
— Да, ершистой и упрямой, точно.
— И как долго это продолжалось?
— До тех пор, пока она не настояла на том, чтобы я представил ее дяде.
— Твоему дяде? Зачем?
— Ну, она каким-то образом узнала, что он единственный, кому известны имена всех трех хранителей ключей, открывающих саркофаг… В общем, она захотела с ним познакомиться, чтобы попросить ключи.
— А она не хотела, чтобы их попросил ты?
— Нет.
— Почему?
— Говорила, что я не обладаю достаточной силой убеждения и необходимой напористостью.
— Ну и как ты это воспринял?
— Нормально. Может быть, мне и не хватает этих качеств, но ее-то я сумел убедить.
— В чем?
— Ну, чтоб мы начали встречаться.
В этот момент Адриан показался комиссару совсем крохотным, меньше воробушка, слабым и бесхарактерным. Понятно, что парня использовали исключительно для того, чтобы добраться до его дяди. Впрочем, лучше ему не вдаваться во все эти дебри человеческих отношений. Но и резких пируэтов в стиле тореро тоже делать не стоит.
— Послушай, а когда она попросила представить ее твоему дяде, что ты ей сказал?
— Я спросил у нее, почему бы ей не взять анализы ДНК у тел, покоящихся в некрополе, и не сопоставить их с ДНК жителей нынешней Компостелы, чтобы установить, есть ли среди ныне живущих компостельцев прямые потомки древних жителей города. Ей идея понравилась.
— Почему же она ее не осуществила?
— Она сказала, что прибережет ее для городища Луго или еще для какого-нибудь не столь посещаемого и более древнего, чем некрополь, места. Мне это тоже показалось логичным.
— Понятно. Ну и как же она в результате познакомилась с твоим покойным дядей?
Андрес сам удивился тому, что уже запросто говорит о декане как о мертвом человеке; что касается Адриана, то по его лицу было видно, что упоминание о кончине дяди все еще вызывает у него потрясение. Впрочем, он быстро пришел в себя.
— Однажды вечером мы с Софией прогуливались по улице Вилар и, дойдя до площади Пратериас, увидели дядю, который спускался по лестнице; заметив его, она тут же повернула ему навстречу и сделала так, чтобы мы буквально столкнулись с ним на последней ступеньке.
— И что ты тогда сделал?
— Я? Ничего! Но зато она улыбнулась, как ни в чем не бывало чмокнула его в щеку и заявила: «Здравствуйте, дон Салустиано, я София, невеста Адриана».
— А вы действительно уже были женихом и невестой?
— Да какое там… Мы только что стали встречаться… — ответил Адриан, словно лишь сейчас осознал, как стремительно все развивалось.
Да, это было так. Их отношения стали близкими именно после той встречи. Но он был так ослеплен, так ею восхищался, она так влекла его к себе, что он безоговорочно воспользовался удачно сложившейся для него ситуацией.
Вскоре ее уже приняли в семье Адриана в качестве невесты. Но София сделала все возможное, чтобы их семейный круг ограничился лишь ими тремя: его дядей, им и ею. Она стала часто наведываться к декану в собор и в конце концов заполучила то, к чему так стремилась с самого начала.
Андрес искренне посочувствовал этому неплохому парню, незлому и простодушному, которого так ловко обвели вокруг пальца.
Понимая, что он превышает свои полномочия, что это не входит в сферу его компетенции, что момент, может быть, не самый подходящий и что он, вполне возможно, ошибается, комиссар все же не сдержался и, положив руку на плечо юноши, дал ему совет:
— Поплачь по ней немного, раз уж ты так ее любил, но не перестарайся. Не слишком-то ее оплакивай. — Потом добавил: — Ладно, пошли. Нас ждут.
И направился к группе людей, которые ждали их возле двери, ведущей на крышу собора. На ней по-прежнему лежал труп дона Салустиано, по всей видимости уже совсем разбухший от воды, несмотря на одеяла и полиэтиленовую пленку, которыми его накрыли, чтобы защитить от дождя.
12
Компостела, понедельник, 3 марта 2008 г., 18:10
Распространение известия об очередной смерти было неизбежным. Скопление множества людей на соборной галерее лишь подтверждало сей факт. Вдалеке комиссар разглядел Сальвадора, незадачливого пилота радиоуправляемых вертолетов, который, скрестив руки на груди, внимал речам бурно жестикулирующего бывшего легионера, а ныне каноника. Андрес спросил себя, что он здесь делает и как сюда попал, но решил, что будет благоразумнее проигнорировать появление пасынка. Каноник находился в своем соборе, сына Эулохии знали все работники комиссариата, так что никто, по всей видимости, не препятствовал его приходу сюда, а значит, и комиссару не следует этого делать.
Среди прочих людей, образовывавших то, что он воспринял как настоящее столпотворение, Салорио неожиданно различил архиепископа. Увидев его, он решил, что, коль скоро все они находятся в святом храме, прежде всего следует поприветствовать высшего представителя церковной иерархии. Хотя в глубине души он его презирал. Он был убежден, что по сравнению с последним кардиналом Компостельским никто из архиепископов не смог достичь его высот.
Вспомнив величественную внешность сей порфироносной особы, чьи бренные останки уже давно упокоились здесь же, в соборе, возле Портика Славы, он мысленно обратился к лучшим годам правления кардинала, когда его личным секретарем был только что почивший декан.
