Лиза Уэлш - Студия пыток
Каждое воскресенье, встав с первым лучом солнца и до позднего вечера, Генри объезжает свой округ из нескольких церквей. Усердный читатель местных некрологов, Генри – экуменист и этим похож на банкира. Он развозит пожилых представительниц всех возможных религиозных конфессий из их домов по церквам, а заодно следит за их здоровьем и богатствами.
Меня задел локтем молодой оборванец, сын известного адвоката и спекулянта из чайной. Темные, всклокоченные кудри и длинное пальто, сшитое из сотни хомячьих шкурок. Улыбнулся мне гнилыми зубами и что-то мягко опустил в карман моего пиджака.
– Разнообразь себе выходные! – шепнул он мне с акцентом, которому в академиях не учат.
Два старых торговца-ростовщика, оба коллекционеры, нашли друг друга и радостно поприветствовали. Все остальные вздохнули с облегчением, как бывает, когда встречаются две зануды.
– Как дела? Что с костюмом? Они тебя все-таки нашли?
– Дочь выходит сегодня замуж. Роза Бауэри позвонила и сказала, что есть для меня небольшая железнодорожная деталька, так что пришлось нестись сюда. Только я ненадолго. Дочка с мамашей сидят дома, все аж перекосились от злости.
– Да уж, когда дело касается свадьбы, женщины безумствуют. Для них все это архиважно.
Отец невесты страдальчески возвел глаза к потолку.
– К тому же малый этот, жених, мне не нравится, – признался он и потянулся к вину.
Молодой Драммонд, слегка постаревший за последние десять лет, пользуется всеобщим пристальным вниманием. Десяток дельцов ходят за ним по пятам, трогают все, к чему прикоснется он, пытаясь разгадать его загадку. Голоса шепчут: «Вон идет молодой Драммонд». Молодой Драммонд, у которого «хороший глаз», который «знает толк в вещах», которого «не проведешь». Молодой Драммонд – бывший студент художественного училища, до сих пор носит заляпанные красками свитера – два коричневых и один зеленый. В его магазине «Игрушка XXI века» продаются: испанские куклы, часы-солнышки, ламповые радиоприемники, летающие утки, шеллачные грампластинки, эстампы с зелеными дамами и плачущими мальчиками, овальные столики и стулья из бальсы. У молодого Драммонда – энциклопедические познания в телевидении с 1965 по 1979 год, пластинках Дасти Спрингфилд, «Меккано»,[21] военных кокардах, «Битлах», «Нашем Вулли» и Брунсах.[22] Молодой Драммонд хотел бы родиться в другом веке. Он не желает взрослеть, и старается этого не делать. Он в каждой посудине пятидесятых видит Пабло Пикассо, а в бакелите – бога. Молодого Драммонда знают во всех благотворительных магазинах от Глазго до Гована. Он продает иронию тем, кому чуть за тридцать. Когда Молодой Драммонд делает ставку, вслед за ним поднимаются еще двенадцать рук, а это лучший комплимент для аукциониста. Тот самый Молодой Драммонд, который каждый день торчит в магазине до десяти вечера, потом удаляется в свою захламленную комнатку, ложится на односпальную кровать, и снится ему, что он рыбак и в море, где водится одна треска, он поймал русалку. Молодой Драммонд копался в коробках со всякой всячиной, переводил взгляд с одного на другое, наводя поклонников на ложные следы.
Бабник Рэб склонился к своей новой даме сердца и нежным голосом, с интонациями ночного ди-джея, принялся растолковывать ей все достоинства дизайна солонки тридцатых годов, взвешивая ее в руке. Он вертел ее и так и эдак, демонстрировал торговый знак изготовителя, сравнивал сосуд с величественным океанским лайнером: правый борт для соли, левый для перца.
Рэб рисовал в ее воображении ушедший дух джазового века: девчонки, танцующие на крыле самолета, кокаин в серебряных коробочках, коктейли в «Максиме», ужины в «Рице» и легкое головокружение от угрозы войны. В те времена от простых специй, хранящихся в подобных солонках, казалось, исходил особый, романтический аромат. Дама Рэба была уже на грани обморока. Чуть позже она купит эту солонку Рэбу в подарок, а он перепродаст ее на аукционе в Лондоне. Интересно, он сделает это до или после того, как разобьет ей сердце? Зависит от того, насколько сильно ему сейчас нужны деньги. И от того, насколько он ей нравится. Он представил мне свою спутницу, я улыбнулся и поздоровался с ней, делая вид, что вовсе не потерял счет подружкам Рэба. В постели с ним они все чувствуют себя легко, а их кошельки становятся еще легче.
– Рэб, – прошептал я, – она как, ничего?
– Ой, ты ведь знаешь меня, Рильке, мне нужны как минимум две, потому что кто-то из них все равно меня бросит.
– Перестань, Рэб, это ты их без конца надуваешь.
Хотя некоторые заплатили бы двойную цену за то, чтобы вернуть его – хоть на одну ночь.
– Мы твоих прямо в жопу поимели – да, согнули и поимели в самую жопу.
– Вам просто повезло, банально повезло. А в прошлый раз? Кто из нас подставлял жопу? Наши мальчики лихо отпердолили вас. Вы выглядели очень даже отпердоленными, друг мой.
Я повернулся и посмотрел, кто это так разговаривает: двое уличных торговцев, Большой Винс и Дэви Би, едва не залезли под стол, где в коробках лежали разные мелочи и безделушки.
Дэви Би заметил меня и стал подниматься, опираясь о стол. Украшения и стеклянные изделия задрожали. Я стиснул зубы, наблюдая, как он чуть было не задел стол своим пивным брюхом.
– Мистер Рильке, какая большая сегодня распродажа, а?
– Да, неплохая.
– Видели матч вчера вечером?
Ну все, сел на своего конька.
– Нет, слишком занят был, приводил тут все в порядок.
– Много потеряли. Я вот только что говорил Винсу, мы его сделали.
Тут вмешался Винс:
– А я говорил ему, что всего лишь две недели назад «Кельты» сделали «Рэйнджеров» на матче «Старой Фирмы». Самое начало сезона, а мы уже успели их поиметь.
В голове у меня еле слышно, словно издалека, звякнул колокольчик. Я пожал им руки, пожелал удачи и пошел дальше. Интересно, при оргазме они тоже орут «Гол!»?
Роза улыбнулась мне из другого конца зала, надула красные губы и послала воздушный поцелуй. Потом обняла какого-то мужчину и кивнула в мою сторону. Голова мужчины повернулась, и я узнал Леса.
Стоя за кафедрой, я рассматривал собравшихся, узнавал лица, запоминал, кто где стоит. Времени на то, чтобы узнать, зачем сюда притащился Лес, у меня не было. Они с Розой болтали и смеялись, как старые друзья, но, когда я подошел поздороваться, лицо Леса мгновенно окаменело.
Кружок Дженсона выглядел сурово. Ирландцы.
Роза шепнула мне на ухо:
– Все складывается удачнее некуда. В конце последней недели Дженсон собирается задрать ирландцев до небес, и нам теперь все равно, кто купит наши вещи, потому что и те, и эти будут платить наличными.
Я промолчал – мне нужно было готовиться. Лес произнес:
– Нам нужно поговорить.
Но Роза взяла меня за локоть и увела от него:
– Прости, Лес, но он мой на эти несколько часов. После распродажи делай с ним что хочешь. – Она подвела меня к подиуму, а Лесу сказала через плечо: – Выпей вина.
Он, казалось, рассердился.
– Короче, я найду тебя после аукциона. – Потом повернулся к выходу: – Не забудь, если я опоздаю, подожди меня. Это важно.
Я попытался вспомнить, говорил мне Лес когда-нибудь раньше «это важно» или нет. Да, говорил, но не думаю, что в этот раз он будет возвращаться только ради того, чтобы напомнить мне, насколько важно умываться, мазаться кремом и увлажнять кожу. Я попытался сосредоточиться на аукционе. Передо мной лежал список четырехсот лотов с их кратким описанием и начальной ценой. Джимми Джеймс стоял на положенном месте и качал головой. Я ударил молотком три раза. Тремя такими ударами можно убить человека.
– Дамы и господа, добро пожаловать на «Аукцион Бауэри» – ежемесячную распродажу произведений изобразительного искусства и других коллекционных вещей. Осмотр окончен. Всех участников мы просим получить номер у передней стойки. Итак, лот номер один – прекрасный образец шотландского прикладного искусства…
Джимми Джеймс нехотя показал лот:
– Вот этот.
Распродажа набирала обороты.
В голове моей то и дело крутилась какая-то смутная мысль, но я никак не мог поймать ее. Она мелькала и проскальзывала в перерывах между ставками.
Сто,
Опять эта мысль…
Сто двадцать,
Роза подтолкнула меня локтем и показала на нового покупателя.
Сто сорок,
Сто шестьдесят,
ДВЕСТИ… что-то я упустил…
Ставки не увеличивались. Я осмотрел комнату…
Итак, двести фунтов за тот замечательный…
Что-то меня тревожит, что-то касается…
Двести фунтов, дамы и господа… Двести фунтов…
времени…
Роза снова толкнула меня локтем:
– Да сосредоточься ты на работе, ч-черт. И мысль улетучилась.
21. Расплата
Распродажа закончилась. Последний покупатель покинул здание, последний носильщик вынес товар из грузового лифта на улицу. Мы с Розой остались одни с кучей денег и грудой мебели, которую решено было развезти в следующий раз.
