Эрик Ластбадер - Черный клинок
– Не стоит благодарности, – ответил Хэм. – Я сделал для Тони, что мог.
– Но что именно вы сделали?
Он встал, наблюдая сквозь стекло, как негр-садовник ухаживает за кустами роз под окнами его кабинета. "Интересно, – подумал он, – где завтракает этот садовник? В той ли самой закусочной, откуда я только что вернулся?" Его кабинет не выходил окнами на Белый дом, к чему так стремились большинство вашингтонских чиновников. Тем не менее стараниями Хэмптона Конрада сюда протянулись многие нити, обеспечивающие ему власть и влияние. Кабинет представлял собой стандартное казенное помещение с высоким потолком, наружной электропроводкой и некрасивой деревянной мебелью, которую здесь, видимо, не меняли еще с довоенных лет. На одной стене висела в рамке фотография президента США, а на другой – репродукция с довольно живо написанного портрета Тедди Рузвельта.
В целом Хэм мог сказать, что ему гораздо больше по душе другая резиденция – на Кей-стрит, которую он подыскал себе сам, но которой почти не пользовался. Она представляла собой просторную квартиру в том же здании, где размещалась весьма престижная вашингтонская юридическая фирма. Единственным соседом по этажу было мощное лобби, защищавшее интересы каких-то японцев, и эта ирония судьбы забавляла Хэма.
Офис на Кей-стрит функционировал под вывеской "Ленфант энд Ленфант", используя имя известного и уважаемого бывшего сенатора от штата Луизиана Бросниана Ленфанта, отошедшего от дел в результате обширного инфаркта. Впрочем, он был богат и не слишком переживал, что недолго осталось заседать в сенате. Теперь же фирма, в качестве владельца и руководителя которой выступал Хэм Конрад, за определенную плату пользовалась его именем, а раз в неделю он и сам собственной персоной появлялся в ней.
Джейсон Яшида, получивший с помощью Хэма американское гражданство и дослужившийся до чина Джи-Эс-14 – довольно высокой ступени в иерархии государственных чиновников, – формально числился сотрудником министерства обороны. На деле же он в основном использовал в качестве базы для своей деятельности офис на Кей-стрит, ведя дела с впечатляющей эффективностью.
Хэм отвернулся от окна.
– Знаете, миссис Симмонс, иногда для того, чтобы дети убедились в неправильности своих поступков, им надо всего лишь указать параметры.
– Параметры?
Он взглянул на супругу сенатора: блондинка, красивая той хрупкой красотой, которая так свойственна жительницам Вашингтона, но, похоже, ничего не смыслит в воспитании детей. Ее шикарное сшитое на заказ платье, по его оценке, наверняка сделало мужа-сенатора беднее на пару тысяч долларов. Ему хотелось надеяться, что она его поймет.
– Если ребенок не чувствует никаких ограничений и считает, что ему позволено все, то он постарается убедиться в этом на практике, – пояснил он свою мысль. – Ребенок поступает так, миссис Симмонс, не из-за своеволия, а потому, что ощущает потребность в границах, в железобетонных стенах, ограничивающих его мир, в четко очерченной разнице между "можно" и "нельзя". Потому что эти границы обеспечивают чувство безопасности, в котором нуждаются все дети.
Одри Симмонс встала.
– Ну, я могу только сказать, что вы сотворили чудо с Тони, – произнесла она, подав ему свою холодную руку с безупречным маникюром. – Мой муж будет...
Хэм жестом показал, что она может дальше не продолжать.
– Передайте сенатору, что я свяжусь с ним, когда в этом возникнет необходимость, – сказал он с улыбкой, провожая ее до двери. – И еще миссис Симмонс... Смело звоните мне, если Тони снова будет вас беспокоить.
Одри Симмонс повернулась так резко, что следовавший за ней Хэм на какое-то мгновение невольно прижался к ней.
– Только если он будет беспокоить? – переспросила она, запрокинув голову вверх в той особой манере, посредством которой женщины намекают мужчинам на свою готовность к более тесному контакту. – Мой муж не единственный, кто мог бы выразить вам признательность.
"Насколько же Одри Симмонс очумела от скуки, – подумал Хэм, – что готова вести себя как последняя потаскуха. – Он мысленно пожалел Тони. – Папаша – лицемер, мамаша – шлюха. Ну и семейка!"
Он крепко взял ее за руку и, отделавшись сердечной, но ни к чему не обязывающей прощальной фразой, выпроводил за дверь.
Через минуту в кабинет проскользнул Джейсон Яшида.
– Она заходила по делу или хотела, чтобы ее обслужили? – спросил он, закрыв за собой дверь.
– Знаешь, для японца ты чертовски циничен.
– Возможно, я и японец, но уже полностью американизировался.
Хэм неопределенно пожал плечами.
– Тогда пардон, – сказал он, делая примирительный жест рукой и усаживаясь за стол. – Но все равно весьма циничный субъект.
– Это все город виноват, – невозмутимо заметил Яшида. – Какая-то гадость в атмосфере.
– А может, в в воде, – хмыкнул Хэм. – Дело в том, что Симмонс-младший, в сущности, неплохой паренек. Как человек, он гораздо лучше своих родителей. Это очевидно.
– Мы можем рассчитывать на его отца, если он нам, конечно, понадобится?
– Разумеется, понадобится, – сказал Хэм. – Со дня на день законопроект сенатского комитета по международной торговле будет поставлен на голосование в сенате. Он установит дикие ограничения на импорт, а это вызовет ответные санкции со стороны японцев. В результате законопроект, которого так давно добивались наши профсоюзы, отрежет нас экономически от Японии. А что, по-твоему, произойдет, когда все суперсекретные военные компьютеры в США сломаются, а микросхемы к ним, производимые только в Японии, окажутся недоступны для нас?
– Этого не будет, – возразил Яшида. – Мы ведь действуем.
– Да, действуем. Но, наверное, недостаточно быстро. Торнберг очень обеспокоен тем, что ведущие сенаторы неожиданно умерли один за другим.
Хэм сцепил пальцы на затылке и уставился в окно, наблюдая за садовником и его возней с розами, завидуя его близости к природе.
– Полиция нам не помогает, потому что медэкспертиза все объясняет несчастными случаями или считает естественными причинами, – заметил Яшида.
– Разумеется. Но полиция смотрит на все это не под тем углом зрения. А то бы они увидели, что все умершие сенаторы выступали против этого законопроекта. А кто пришел им на смену? Люди, которые, по моим сведениям, идут на поводу у профсоюзов и наверняка проголосуют за проект.
Яшида терпеливо слушал.
– Что касается другого участка, то я вернул Шипли на его прежнюю должность в министерство обороны, но, по-моему, нам следовало бы подумать о его повышении, – вставил он, когда Хэм закончил. – Он отлично сделал, что заткнул Вулфом Мэтисоном брешь, оставшуюся после гибели Моравиа.
– Конечно, – согласился Хэм, глядя, как на кусты рое наползает тень в при новом освещении они становятся почти черными.
– Я бы подумал о соответствующем вознаграждении, – подчеркнул Яшида.
Его интонация не осталась незамеченной. Хэм повернулся и в упор взглянул на него.
– Что тебя беспокоит?
– Сам толком не знаю, – признался Яшида. – Но начинаю серьезно сомневаться. Сначала я был уверен, что ваш отец распланировал все до мельчайших деталей. Но потом начали отправляться на тот свет эти сенаторы. Теперь вот ухлопали Лоуренса Моравиа, и ваш отец заставил нас использовать вместо него Мэтисона. А мы даже не знаем, раскололся Моравиа перед смертью или нет.
– Ты знаешь, что это не так уж важно, – возразил Хэм. – В целях безопасности мы действовали только через Шипли. Моравиа никогда не встречался ни с нами, ни с кем-либо из твоих связных. Он и понятия не имел, что мы тут как-то замешаны.
Яшида никак не отреагировал на это замечание.
– Мы ввели в действие Шипли, – продолжал он развивать свою мысль с характерной для него настойчивостью. – Он в точном соответствии с приказом вашего отца сумел подключить к этому делу Мэтисона. Тот прет по той же дорожке, что и Моравиа, а мы из кожи вон лезем, чтобы, уследить за ним. Опять же согласно приказу вашего папаши. В итоге единственное, что мы имеем, – это некая сногсшибательная художница-японка. Мэтисон интересуется ею, возможно, потому, что хочет ее как женщину. Но его вдруг кто-то сбрасывает сквозь стеклянную крышу одного из нью-йоркских жилых домов.
– Послушай, Яш. Этот план в основном разработан моим отцом, и, насколько я понимаю, его никто не отменял, – произнес Хэм таким тоном, будто не слышал рассуждений Яшиды или, точнее, не был согласен с ними. – У нас сейчас идет японская фаза плана.
– Это потому, что мы в выгодном положении и имеем свои собственные связи в Японии, – подчеркнул Яшида. – Возможно, старик теряет чувство реальности. Это всего лишь предположение, но вы должны признать, что в его возрасте это более чем вероятно. Случай с Мэтисоном показателен. Почему он так настаивает на том, чтобы мы использовали Мэтисона вместо Моравиа, когда у меня уже на месте, в Токио, есть превосходный агент? Кроме того, я все время жду от Мэтисона подвоха. Это же стопроцентный любитель-одиночка. Будет ли он соблюдать дисциплину? Этого никто не может сказать, и вы в том числе. Он главный дестабилизирующий элемент. Зачем же включать в нашу схему такого опасного человека? – И Яшида неодобрительно покачал головой.
