Андрей Бондаренко - Купчино (Трилогия)
Глава пятнадцатая Рядовая пешка и водопад информации
Сон, сон, сон — сладкий, тягучий, призрачный и, как казалось, бесконечный…
Иногда перед затуманенным внутренним взором мелькали-проплывали смутные и обрывочные картинки из прошлой, уже прожитой жизни. Столетний сосновый бор, в грязно-белых пышных мхах которого росли пузатые боровики, рыжие лисички и крепкие маслята. Утренняя озёрная гладь, высоченные заросли разноцветных камышей, неподвижно застывший поплавок-гусинка, круги на воде, оставляемые рыбьими жадными губами и сильными хвостами. Лица верных друзей, погибших во время давних командировок в жаркие, слегка беспокойные страны. Перекошенная болью и страхом мерзкая физиономия матёрого уголовника-рецидивиста Шкворня — первого, из череды многих, кого Гришке, находясь в статусе «дозорного», пришлось ликвидировать…. Пришлось? Было поручено — привести приговор в исполнение. Жизненная проза, так её и растак.
Но, чаще всего, в его подсознание «являлась» Сова. То есть, Ольга, Оля, Олечка — улыбчивая, задорная, смешливая, язвительная. Колдовские тёмно-зелёные глаза, курносый нос, светлый (с лёгкой сединой), «ёжик» на голове, пропорционально-стройная фигурка, длинные ноги, тёмно-синие татуировки Че Гевары….
«Что-то, Гриня, ты расхворался», — ворчала Ольга из сна. — «Не ко времени, надо признать. Конец августа — жаркая пора. Как, впрочем, и начало сентября. Урожай надо снимать-убирать, активно заниматься его переработкой и продажей. Оптовики — те ещё деятели. В том плане, что ушлые, хитрые, скользкие и жадные. С ними надо плотно общаться, со знанием дела, обладая — в полном объёме — текущей рыночной информацией…. Да и других важных дел хватает. Рядовые «дозорные» не любят, когда непосредственное начальство находится вдали. Ленятся, не дорабатывают, тупят, халтурят. Так что, милый, изволь — соответствовать. То бишь, поправляйся и, как говорится, становись на крыло. Жду и надеюсь…. Впрочем, если наблюдаются разнообразные душевные сомнения, то и не дёргайся. Холостякуй себе дальше, в ус не дуя, ходи на любимый «Зенит» и пивом — от души — наливайся. Ни на чём, собственно, и не настаиваю…. Почему — не настаиваю? По кочану. Я девушка гордая, вспыльчивая и самостоятельная. Не привыкшая бегать за мужиками. Да — так да. Нет — так нет. Подумаешь…».
«Ничего не понимаю!», — искренне недоумевал обычно сообразительный внутренний голос. — «Какие ещё, к загулявшей матери, оптовики? Что, ёлы-палы, за урожай, который надо собирать, перерабатывать и продавать? И где, братец, тебя ждут? Чего, собственно, хотят? Шарада навороченная, однако…».
Изредка сон ненадолго отступал. Но только чуть-чуть, не в полном объёме.
Сознание частично возвращалась.
«Ага, сейчас наше общее тело подвергается общеукрепляющему лечебному массажу», — вяло комментировал сонный внутренний голос. — «Неплохо, честное слово. Чувствуется высокий уровень профессионализма…. Теперь колют укольчики. Капельницу ставят. Ну-ну, лекари, работайте. Выполняйте инструкции и указания старенького очкастого доктора…. Ага, слышу характерный «бряк». Да и запахи-ароматы долетают соответствующие. Сейчас, пива пенного после бани не пить, кормить будут…. Меню? Подожди-ка, братец, секунду-другую…. Э-э-э, жиденькая овсянка, омлет и куриные котлетки, приготовленные на пару. Что же, не худший вариант. Как говорится, приятного аппетита, больной…».
— Гришенька, милый, покушай, — уговаривал знакомый, слегка хрипловатый голос. — Искусственное питание с утра отключили. Доктор сказал, что надо постепенно восстанавливать основные функции жизнедеятельности…. Глотай, родное сердце. Вот, молодец! Ложечку за Шефа, ложечку за Северину…».
Через семь-восемь кормлений голосок изменился, став более звонким и строгим. Да и слова он говорил уже совершенно другие:
— Больной, кушайте! Вам необходимы калории! Ещё ложечку. Глотайте! Не плохо. Переходим к омлету…
«Похоже, что наша Совушка отъехала собирать неведомый урожай», — грустил внутренний голос. — «А вместе с ней и аппетит отбыл в неизвестном направлении. Каша не доварена, котлеты не солёные, в кисель крахмала откровенно пересыпали. Отрава, блин, сплошная…».
Григорий открыл глаза, сел на постели и с любопытством огляделся по сторонам.
«Ага, значит, наша тонкая психика посчитала, что пора выходить из затянувшейся «спячки». Мол, вполне достаточно, первая стадия лечения завершена, пора двигаться дальше», — удовлетворённо резюмировал неугомонный внутренний голос. — «Ладно, надо — так надо. Будем двигаться…. Несколько слов относительно нынешнего места дислокации. Просторная комната с высокими потолками. Вокруг — полноправно и единовластно — преобладает белый цвет и его всевозможные оттенки. Прикроватная тумбочка, двустворчатый одёжный шкаф, три пластиковых стула, стол с телевизором, громоздкие спортивные тренажёры по углам. На теле наличествует характерная полосатая пижама…. Больничная палата? Не думаю. Запах совершенно не тот. Никакой тебе лекарственной затхлости и приторности. Наоборот, сплошная природная свежесть, поступающая через приоткрытую форточку. Явственно «считываются» (носом, понятное дело), морские чуть солоноватые нотки…. Скорее всего, имеет место быть номер в загородном пансионате, наспех переоборудованный под больничную палату. Шеф как-то говорил, что его двоюродный братан является совладельцем небольшого отеля, расположенного между Репино и Комарово…».
Антонов, спуская ноги на пол, случайно задел краем одеяла невысокую чашку, стоявшую на крохотной прикроватной тумбочке.
— Дзынь! — встретившись с крашеными досками пола, известила чашка, после чего бесшумно распалась на две половинки.
Послышались бойкие торопливые шаги, коротко скрипнули дверные петли, и в комнату вошла высокая худощавая девица, облачённая в светло-зелёный коротенький халат, с аккуратной докторской шапочкой — такого же цвета — на голове.
«Законченная мымра-стерва среднего возраста», — определил навскидку внутренний голос, считавший себя большим знатоком женской психологии. — «Выправка — армейская. Выражение лица — прокурорское. Волевая нижняя челюсть. Глаза — за стёклами очков — стальные. Не серые, как, например, у бесшабашной Северины, а, именно, стальные. Типа — обломки острого клинка дамасской стали, вставленные — по нелепой ошибке — в человеческие глазницы…. Такой дамочке надо бы трудиться не медсестричкой, а армейским прапорщиком или же полицейским генералом. Что — по глубинной сути — одно и то же. Морду делай построже, да ори на подчинённых почаще. Служба и сладится….Впрочем, как показывает практика, именно такие мымры-страшилки в постели ведут себя на удивление развратно. То бишь, пытаются компенсировать серенькие внешние данные отвязанной сексуальной активностью…. Ты бы, братец, того. Присмотрелся бы к барышне. Типа — с далеко-идущими намереньями и вариантами. Длина халата, она говорит о многом…. Пардон, не расслышал? Ага, послал — в очередной раз — верного и преданного друга. Причём, гораздо дальше, чем обычно…. Что за дурацкая манера, а? У него, понимаешь, сердечные душевные терзания. Бывает, конечно. Но, я-то здесь причём? Зачем хамить и ругаться? Вот, обижусь и замолчу на долгие-долгие годы. Кто — вместо меня — будет давать умные советы? Смотри, чудак законченный, доиграешься…».
— Нелли Степановна, — грозно нахмурившись, представилась мымра. — Кто, больной, разрешил вам вставать с кровати и портить казённое имущество?
— Дык, оно случайно получилось, — принялся смущённо оправдываться Гришка. — Честное и благородное слово, не нарочно…. А, где Сова? То есть, Ольга?
— Кто такая? Жена?
— М-м-м…. Невеста.
— Далеко не каждая невеста — в конечном итоге — становится женой, — уверенно тыкая длинными бледными пальцами в кнопки мобильного телефона, изрекла Нелли Степановна. — Неоднократно проверено…. Николай Борисович? Добрый день! Ваш лысоватый подопечный пришёл в себя. Звоню, как и было договорено…. Самочувствие? Бодр и активен. Попытался встать с постели, раскокал почти новую кружку. А сейчас — похотливым взглядом — пытается проникнуть мне под одежду…. Что? Ха-ха-ха! Очень смешная и актуальная шутка. Ха-ха-ха! Вас поняла. Жду, — убрала мобильник в карман халатика, после чего, окинув Антонова неодобрительным взглядом, спросила: — Всё ясно, больной? Велено дожидаться приезда начальства. Прошу незамедлительно лечь в постель. Иначе нажалуюсь. Сейчас принесу швабру и совок. Приберусь немного. Потом будем принимать таблетки, пилюли и прочие препараты, обозначенные в вашей личной лечебной карточке. Вопросы?
— Э-э-э…. А, что, всё-таки, с Ольгой?
— Ничем помочь не могу. Во-первых, чужие сердечные дела меня совершенно не интересуют. Во-вторых, я являюсь наёмным работником, которому платят деньги, в том числе, за отсутствие любопытства и за короткий язык. В-третьих, лапать меня не надо. По крайней мере, до отдельного разрешения с моей стороны. В-четвёртых, курить в палате запрещено, а сигареты и зажигалка конфискованы…
