Деон Мейер - Смерть на рассвете
Ночью он кое-что узнал о себе.
Он способен остановиться на самом краю. Есть черта, через которую он не может переступить.
— Сделай мне больно! — требовала она. Она просила, умоляла, потом перешла к упрекам, надавала ему пощечин. И снова и снова повторяла сквозь стиснутые зубы: — Сделай мне больно! — но он не мог.
На грани отчаяния он попытался выполнить ее просьбу, но у него ничего не получалось. Он не хотел причинять ей боль, он хотел утешить ее. Несмотря на всю скопившуюся в нем агрессию, несмотря на ненависть и упреки.
Ван Герден понимал, что Кара-Ан ни в чем не виновата, но испытывал по отношению к ней смешанные чувства. Он хотел посочувствовать ей. Ему было жаль ее, бесконечно жаль. Он чувствовал не похоть, а большое горе.
Ему все же удалось удовлетворить ее страсть; приходилось все время сдерживать себя. Но он не сорвался, несмотря на то что она обзывала его импотентом, трусом, предателем. Потом он почувствовал полное опустошение. Тишина, воцарившаяся в спальне, была такой же холодной и темной, как ночь за дверью. Он лег рядом с ней и уставился в потолок. Прошло какое-то время. Кара-Ан нежно погладила его по груди, прижалась к нему своим теплым телом и сладко заснула. Ван Герден старался ни о чем не думать, отключиться…
Ясным, холодным утром Хоуп Бенеке шла от самолета к зданию блумфонтейнского аэропорта. Ее изумила выцветшая трава и яркие лучи бледного солнца. Обшарив глазами встречающих в зале прилета, она сразу узнала высокую, стройную седовласую женщину с морщинистым лицом. Она как-то сразу поняла, что перед нею — мать Рюперта де Ягера. Она подошла к ней, протянула руку, и сухие, костлявые руки Каролины де Ягер притянули ее к себе и заключили в крепкое объятие.
— Я так рада, что вы приехали!
— Мы рады, что вас удалось найти.
Каролина де Ягер отстранилась.
— Я не буду плакать, вам не нужно беспокоиться.
— Плачьте сколько хотите, миссис де Ягер.
— Называйте меня Каролиной. Я уже свое отплакала.
— До нашего рейса еще есть время. Может, выпьем по чашке кофе?
— Поедем в город, у нас масса времени. Я покажу вам Ватерфронт — Береговую линию.
— В Блумфонтейне тоже есть Ватерфронт?
— Конечно есть. У нас очень красиво.
Они вышли из аэропорта на холод. Каролина де Ягер смерила Хоуп оценивающим взглядом:
— Вы такая маленькая — для адвоката. Я думала, вы окажетесь рослой женщиной.
Ван Герден прокрутил назад кассету на автоответчике, прослушал сообщения, оставленные одинокими нездоровыми людьми, и в нем всколыхнулось старое, знакомое чувство изумления. Поразительно, до чего много вреда люди причиняют сами себе. Взять хотя бы Кару-Ан. С чего началось ее отклонение? Возможно, Кара-Ан обвиняет в нем кого-то другого. Он, ван Герден, ни на кого ничего не валит. Сам во всем виноват. Он никогда не щадил других и не боялся пускать кровь.
Сосредоточься! Он разложил перед собой свои заметки, перечел газетные статьи, умело подогревающие интерес читателей к расследованию. Его внимание привлекли слова из интервью суперинтендента Барта де Вита: «Отдел убийств и ограблений не закрывал дело; мы охотно делимся информацией с командой, которая проводит частное расследование. Отдел убийств и ограблений продолжает работать и идет по вновь обнаруженным следам».
Ха!
Теперь телефон звонил редко — и ни одного полезного сообщения. Надо подождать Хоуп и Каролину де Ягер. Мать Рюперта де Ягера привезет с собой важные улики. Тогда можно будет двигаться дальше.
На пороге показалась Мария:
— К вам полицейский, сэр.
— Пригласите его.
Капитан Матт Яуберт.
— Доброе утро, ван Герден!
— Привет, Матт.
— Ты по-прежнему веришь в то, что дьявол кроется в деталях. — Яуберт покосился на его записи и сел. Для такого здоровяка у него был слишком добрый голос. — Как дела, ван Герден?
— Ты не затем явился, чтобы спрашивать, как у меня дела.
— Верно.
— Барт де Вит изменил точку зрения?
— Нет. Суперинтендент не знает, что я здесь. Я пришел предупредить тебя. Утром звонил комиссар. С сегодняшнего дня дело поведет военная разведка. Приказ пришел с самого верха. На уровне министра. Нуга готовит материалы к передаче.
— Наверное, Нуга злой как черт.
Яуберт ссутулил широкие плечи.
— Ван Герден, они скоро явятся к тебе. И принесут распоряжение суда. На основании Закона о внутренней безопасности.
Ван Герден молчал.
— Ты наткнулся на что-то, из-за чего они сильно задергались.
— Сейчас они уже не могут дать задний ход.
— Могут, и ты это знаешь.
— Матт, ноги у этого дела растут из далекого прошлого. Что-то случилось в семьдесят шестом году. Что у нас тогда было? Пограничные конфликты. Готовый материал для Комиссии правды и примирения. АНК это не понравится.
— Многие ли разведчики предстали перед КПП? Я не говорю о мясниках и костоломах из тайной полиции, «Влакпласа» и «Бассона». Я говорю о кукловодах. Засекреченные подразделения в составе национальной разведки и военной разведки, о которых известно только по слухам. Ни на них, ни о них нигде ничего не было. Никаких сообщений из Намибии. Думаешь, это просто совпадение?
Ван Герден никогда не интересовался секретными службами.
— Я не слишком внимательно следил за деятельностью Комиссии правды и примирения. Меня… отвлекли.
— В сводном отчете КПП вскользь упоминается, что в 1993 году было уничтожено много важных бумаг. Слухи ходили разные. Например, в печах металлургической корпорации «Искор» сожгли сорок четыре тонны документов. А военная разведка в девяносто четвертом уничтожила сотни папок с делами в Саймонстауне. С ведома АНК. Тогда ничто не могло их остановить. И сейчас, видимо, не остановит. И не без причины.
— Какой причины?
Яуберт глубоко вздохнул:
— Не знаю. Но, будь я на твоем месте, я бы на всякий случай снял копии со всех документов. Потому что они скоро явятся сюда и конфискуют все. А явятся они очень скоро. — Суперинтендент встал. — Они не должны застать меня здесь.
— Почему, Матт? Зачем ты предупредил меня?
— Потому что мы твои должники, ван Герден. Все мы.
И, только попрощавшись с Маттом Яубертом в приемной и снова сев за стол, он понял, что ему обязательно нужно связаться с Хоуп. Ни в коем случае нельзя привозить сюда Каролину де Ягер и ее пакет. Он набрал номер мобильного телефона Хоуп Бенеке.
«Абонент временно недоступен. Пожалуйста, оставьте сообщение после звукового сигнала».
— Хоуп, не привозите к себе на работу миссис де Ягер. Лучше… Я сейчас предупрежу свою мать. Отвезите ее туда. Я все объясню потом.
Он посмотрел на часы. Наверное, Хоуп и Каролина де Ягер уже летят в Кейптаун. Успеет ли Хоуп включить телефон и прослушать его сообщение?
Он снова положил руку на телефон. Надо предупредить маму. Он набрал ее номер.
— Алло! — сказала мать.
Открылась дверь.
— Доброе утро, засранец, — произнес белый. В руке у него был какой-то документ. — Вот тебе любовное послание!
Мариан Оливир, совладелица компании «Бенеке, Оливир и партнеры», была некрасивой молодой женщиной с горбатым носом, маленьким ртом, узкими губами и бархатным, мелодичным голосом, как у диктора на радио.
— Документ в порядке, — сказала она.
— Приятно иметь дело с профессионалами, — похвалил ее белый.
— Которые знают много умных слов, — поддержал его черный.
— Пожалуйста, переведите это для нашего шалунишки — по возможности попроще. Ему больше не разрешается играть в опасные игрушки.
— Он должен уйти домой.
— Найти себе другие игрушки.
— Иначе мы его посадим.
— Совершенно справедливо, — сказала Мариан Оливир.
— «Совершенно справедливо», — восхитился белый. — Какое славное официальное выражение!
— А еще совершенно справедливо то, что нам можно обыскать кабинеты, — вторил ему черный.
— Чем мы и намерены сейчас заняться.
— Мы привели с собой помощников.
— Четырнадцать человек.
— Которым просто не терпится приступить к делу.
— Они ждут за дверью.
— Из порядочности.
— Из вежливости.
— А потом мы нанесем нашему шалунишке визит домой.
— Убедиться, что он не прячет игрушки, опасные для ребенка его возраста.
— К сожалению, нам придется также обыскать квартирку мисс Бенеке.
— Заранее просим нас простить за причиненное неудобство.
— Иногда у нас работа не сахар.
— Совершенно справедливо.
— Все в порядке, — сказала Мариан Оливир.
— «Все в порядке», — снова умилился черный. — Еще одно славное выраженьице!
— Совершенно справедливо, — поддержал его белый, и оба захихикали, как мальчишки. — Я останусь здесь, а нашего шалунишку проводит майор Мзимкулу.
