Лев Пучков - Испытание киллера
— А-а-а, вон что! — облегчением вздохнул я. — Ну так ясно для чего — ха! Ты думаешь, для чего этих баб продают?
— Чтобы трахать? — уточнил бригадир. — А что ж с настоящими — ты это, ну не того, а?
— Понимаешь — у меня с этим проблемы, — смущенно пояснил я. — У меня из-за этого и жена-то ушла — давно это было. Вот я с тех пор как ни попробую с настоящей — ничего не получается… Ну, я и купил ее — думал, попробую, как это будет — может, потренируюсь маленько, потом и с настоящими дело пойдет. В а городе — сам понимаешь, меня каждая собака знает. Вот я и поехал в этот долбаный поселок, чтобы никто не догадался. Знал бы — ни в жизнь сюда не сунулся, лучше бы с дунькой кулаковой развлекался! Видишь, как оно обернулось…
— Сп…дили, говоришь? — с сомнением произнес бригадир.
— Точно, так оно и было! — искренне глядя ему в глаза, подтвердил я.
— Обзовись, — потребовал Протас, выставив на меня обличающий перст.
— Век воли не видать! — воодушевленно воскликнул я, прикусывая большой палец и чиркая им по горлу. — Бля буду! — Я видел, так делают блатные, когда от них требуют подтверждения правдивости сказанного.
— Верю, — проникновенно сообщил бригадир. — Ты настоящий мужик. Я хочу с тобой дружить. Знаешь, что будет, если мы будем дружить?
— Знаю, — подтвердил я, представив, как меня на каждом углу будет отлавливать кировская братва, орать приветствие и бросаться для объятий и лобызаний.
— Ни хера ты не знаешь! — пренебрежительно махнул рукой Протас. — Если ты будешь со мной дружить, значит, все твои проблемы — мои проблемы. Ни одна падла тебя пальцем тронуть не посмеет! И эту, педерастию твою, мы ее тоже одолеем!
— Кого одолеем? — удивился я.
— Ну как там твое расстройство называется?
— Избирательная сексуальная фобия, — брякнул я первое, что в голову взбрело, и поправил бригадира: — К педерастии это не имеет никакого отношения, так что…
— Вот и хобию твою — тоже одолеем, — воодушевленно сверкнул глазами Протас. — Наведу я тебе кучу малолеток, значит, и отсосать все подряд заставлю — твоя хобия и повылетает на хер — не надо будет никаких резиновых баб, значит… Но! — Бригадир многозначительно поднял вверх палец, акцентируя мое внимание. — Но! Для того, чтобы дружить, значит, давай сразу расставим все точки над «и» кратким… Чтобы, типа того, не было между нами недомолвок и прочих иксесов. Врубаешься?
Я отрицательно помотал головой и продолжал изображать легкую обиду за «педерастию». Этот простой до тошноты парниша с пролетарским диалектом был раз в десять хитрее, чем хотел казаться, — и это мне здорово не нравилось.
— Короче, поедем в одно местечко, ширнемся там одной дурой, — продолжил бригадир. — Тута недалеко — в пригороде, при заезде. А потом разъедемся по делам. Идет?
— Чем ширнемся? — спросил я, чувствуя, как каменеет низ живота.
— Да хер его знает! — продолжал валять дурака Протас. — Пентонал-ментонал, или как там еще… короче — она не вредная, последствий не будет. У меня хороший знакомый, значит, там живет — вот я к нему иногда обращаюсь… Ну, врач он. Ширнет тебя этой штукой, и ты, значит, все как есть расскажешь. Против этой штуки уже не соврешь. Тогда мы будем с тобой без оглядки дружить. Я слышал, у тебя заморочки с центровиками — разберемся, не хер делать! Но сначала ширнемся. Идет?
— Идет, Витек, для тебя — все, что хочешь! — бодро согласился я, ощущая, как отчаянно крутятся шестеренки в моем аналитическом устройстве, которое пытается нащупать приемлемый выход из этой тупиковой ситуации.
— Вот это я люблю! — обрадовался Протас и крикнул своей гвардии: — По коням! — От удовольствия он даже прищурился, как кот, почуявший перспективу ополовинить втихаря литровую банку сметаны. А я, усаживаясь на заднее сиденье «трехсотого», ничего, кроме сочувствия к самому себе, не испытывал. Потому что шестеренки в моем аналитическом устройстве уже застыли в мертвой точке — единственно верное решение проблемы было найдено. Я нарвался на ситуацию, которая в анналах ПРОФСОЮЗА именуется кодом «999». Если ты звонишь по промежуточному телефону и, назвав район своего местонахождения, произносишь эти три цифры, к тебе в экстренном порядке выдвигается усиленная бригада ликвидаторов. Потому что «999» — это не просто провал или срыв акции. Это утечка информации с тенденцией к лавинообразному разрастанию. И все, кто имеет касательство к этой утекшей информации, подлежат немедленному уничтожению. А поскольку вызвать бригаду ликвидаторов у меня не было времени, мне предстояло в ближайший час заняться делом, от которого я уже давно отвык и привыкать не хотел бы ни под каким соусом. Мне предстояло заняться индивидуальными боевыми действиями в нетипичных условиях против преобладающего по численности и вооружению противника. Иными словами, я должен был завалить Протаса с его бандой, а также того несчастного врача, что должен был мне колоть пентонал, и всех, кто окажется в этот момент в его жилище…
Глава 11
Злой доктор-пентональщик, которому предстояло вколоть мне «сыворотку правды», проживал в том же районе частного сектора, что и ваш покорный слуга, — на соседней улице. Когда мы подъехали к его небольшому особнячку, у меня уже созрел план предстоящих действий, основанный на довольно твердом знании особенностей расположения докторского хауса. Мне доводилось неоднократно бывать здесь в отрочестве — пентональщик являлся нашим участковым терапевтом и пользовал всех подряд, кто проживал неподалеку.
— Так вот ты какой, северный олень! — пробормотал я, высаживаясь у докторской калитки. — А я и не знал, что ты такими штучками балуешься!
— Чего? — переспросил бригадир, вылезая вместе со мной и делая своей гвардии знак, чтобы подождали в машинах.
— Да так, — слегка приободрился я, обрадованный тем, что Протас значительно облегчил мне задачу, оставив войско на улице. — Знаю я этого докторишку. Это наш участковый терапевт.
— А, вон что. Ну, теперь он не ваш, — безапелляционно заявил бригадир. — Теперь он — мой терапевт. Пошли. — Он хозяйским жестом предложил мне следовать впереди себя.
Пригнув голову, я медленно пошел к калитке. Молодец Протас — не желает держать «кореша» за спиной. Одно движение руки — и взведенный «АПС» будет нацелен мне в голову. В том, что оружие бригадира на боевом взводе, я имел возможность убедиться, когда он передавал свои стволы на временное хранение Митяю. Значит, надо максимально сократить дистанцию, когда попадем в зону досягаемости подручных предметов, годных для производства черепно-мозговых травм с летальным исходом. Если только предметы те на месте — время-то прошло ой-е-ей сколько!
— Здорово, Федорыч! Как здоровье? — приветливо вскинул я руку, заметив выползшего на крылечко одутловатого плешогана, приложившего к бровям ладонь и пристально разглядывавшего нас выцветшими близорукими глазами. Пожевав губами, врач оживился — узнал, бедолага, стародавнего клиента!
— А-а-а-а, Эммануил! Вскрытие покажет! — проскрипел он, лживо улыбаясь. — Давненько к старику не заглядывал, давненько. Батька твой, царствие небесное, бывалоче, как что — так сразу: «Леонид Федорыч, помогай!». А как состарился доктор — так никто и носа не кажет! Позабыли бедного эскулапа!
— Эммануил? — удивился Протас, закрывая за собой калитку.
— Это имя мое, — неохотно признался я. — Бак — это погоняло.
— Ха! Вот это имечко ты себе выбрал! — обрадовался бригадир. — Попроще ничего не мог отыскать?
— Это не я, — сокрушенно вздохнул я. — Это предки.
— Федорыч, дело есть, — не делая попытки обогнуть меня, с места сказал Протас. — Надо вкатить хитрый укол моему корешу. По уговору!
— Эммануилу, что ли? — уточнил врач с некоторым удивлением в голосе.
Я внутренне взмолился — ну давай, возмутись, сорви этот дурацкий эксперимент, доктор! И тогда мне не придется заниматься кровавой работой у тебя в доме. Ведь ты же помнишь меня ребенком, Федорыч!
— Эммануилу, Эммануилу, — подтвердил бригадир, с видимым удовольствием обыгрывая мое неудобоупотребимое имя.
— Запросто! — согласился доктор, лениво зевнув, и направился в дом.
«Вот сволота! — с ненавистью подумал я. — И не икнулось тебе, жиробас херов!»
Поднявшись по ступенькам, мы оказались на обширной застекленной веранде, где я чуть не испустил крик радости. Здесь стоял бильярдный стол — доктор и его собутыльники все летние вечера коротали, перемещаясь с кием вокруг него, азартно гоняя шары. По всей видимости, дела у «бедного эскулапа» шли совсем недурственно: стол был новый, выполненный из красного дерева, с лакированными ногами и ярко-зеленым бархатом. Тут же, на столе, лежали два великолепных кия: длиннющие произведения искусства с резными костяными рукоятками, увенчанными массивными серебряными набалдашниками.
