Джей Бонансинга - Игра киллера

Эндрюс моргнул:

– Что?

– Ты что-то говорил про жуликов?

– А... – Адвокат судорожно сглотнул и загасил сигарету в дверной пепельнице. Оказывается, он бормотал себе под нос. – Так, вспомнил одну старую историю.

Эндрюс снова стал смотреть на дальнюю колонну машин с мигалками и ждать, когда начнется потеха.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

ЗОНА ПОРАЖЕНИЯ

Тогда говорит ему Иисус: возврати меч свой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут.

16

Офицер полиции Уэйн Нидхэм был первым, кто увидел далеко впереди задние огоньки машины, и от этого зрелища еще сильнее нахмурились его и без того сведенные брови. Огни плавали в темноте разделительной полосы примерно за милю от него.

И быстро приближались.

Пятидесятипятилетний Нидхэм только что проехал аварийный сигнал примерно в миле отсюда и передал по радио идущему сзади напарнику: «Оставайся на курсе, там просто кто-то загорает, оставь его так». Но сейчас Нидхэм подъезжал к чему-то вроде серьезного происшествия: одна машина, если не больше, стояла среди болотистой травы разделительной полосы, и это Нидхэму очень не понравилось. Старому зубру было меньше года до пенсии, и он не собирался портить себе послужной список. Он понятия не имел, что за горилла сидит сзади в фургоне, знал только, что не мелкая сошка. Федералы не поехали бы в Сент-Луис за карманным воришкой. И никакие дорожные происшествия не должны помешать Нидхэму выполнить доставку.

Нидхэм схватил аппарат УКВ-связи:

– Бэйкер двадцать четыре, это двадцать первый, прием... Из динамика затрещало:

– Говори, Уэйн.

– Рич, впереди происшествие. Примерно в полумиле. Похоже на машину в кювете. Ты понял меня?

– Понял, двадцать первый. Что ты собираешься делать?

По мере приближения огни стали видны яснее. На обочине мигал аварийный сигнал, как расцветающий под дождем алый цветок. Где-то в пятидесяти ярдах от него в траве и струях дождя двигалась какая-то тень. Кажется, в болото влетел старый пикап, наверное, местная деревенская семья возвращалась с плато Озарк. Нидхэм уже миллион видал таких жалких людишек, глупого белого отребья. Слетели с дороги под дождем.

– Наш свадебный поезд останавливать не буду, – сказал Нидхэм в микрофон. – Придется вызывать помощь.

– Вас понял, – ответил голос напарника. – Мне их вызвать?

– Согласен, Ричи. Дай знать диспетчеру и сообщи координаты.

Сквозь статику:

– Аварийную службу вызывать, Уэйн?

– Готовься...

Полицейский Нидхэм приближался к месту происшествия в вихре ветра, туман клубился вокруг его джипа, и Нидхэм отвернул в сторону боковой прожектор на разделительную полосу посмотреть, нет ли тел или пострадавших.

Женщина появилась перед ним из ниоткуда.

Нидхэм чуть не пробил пол педалью тормоза.

Джип пошел юзом, завертелся в струях дождя луч прожектора. Эта старуха стояла прямо на дороге! Она завернулась в мокрые шаль и шарф и размахивала в воздухе трясущимися руками, а за ней на траве валялись ее жалкие детишки. Нидхэм заорал, микрофон повис на шнуре, и Нидхэм еле смог снова овладеть управлением.

Джип с визгом тормозов остановился почти поперек скоростной полосы.

Машина миновала старую женщину на какой-то десяток футов. Она инстинктивно попятилась и теперь стояла на ближней обочине, дрожа, как перепуганный воробей, и рядом с Нидхэмом вдруг раздался визг тормозов и шипение резины по мокрому цементу, и в зеркале заднего вида он успел заметить заполняющий все поле зрения фургон. Потом фургон ударил его в задний бампер, толкнув вперед еще на тридцать футов, как хоккейную шайбу.

Еще через секунду джип остановился на краю обочины.

Нидхэм поднял голову, в груди, не отошедшей от недавнего коронарного шунтирования, сдавило сердце, будто слон наступил ему на грудину. Слишком много случилось сразу всего, чтобы охватить сразу все: движение влево, высунуться из окна. Старуха приближалась, хромая и дрожа, и за спиной вдруг небо разорвал звук пальбы, фейерверк, римские свечи, и завопил, как припадочный, напарник по рации:

– Уэйн! Отвечай! Отвечай! Они... Останови... ВОТ ОНО!

Голос исчез в шуме статических помех, а Нидхэм протянул руку к пистолету, и тут старуха неожиданно выступила в свет его фар, лицо ее переменилось, и голос ее оказался грубым баритоном, и говорил этот голос по-итальянски.

Старуха сбросила шаль и оказалась мужчиной – очень жирным, очень сицилийского вида, вытаскивающим темный предмет из своей маскировочной одежды – предмет, похожий на «АК-47».

Человек открыл стрельбу.

Когда ветровое стекло разлетелось в пыль, Нидхэму показалось, что это дождь сменил направление.

Джо дернулся на звук автоматных очередей, пытаясь оторвать лицо от железа. В это горячечное мгновение мелькнула мысль, что запах пола тюремного фургона на удивление чист – среднее между запахом замазки и подноса для кубиков льда.

– Черт... ЧЕРТ!

Судебный исполнитель корчился от боли у другой стены, проклиная свое невезение.

Удар сбросил их обоих на пол, лампа на потолке замигала, перегрузка бросила полицейского на переднюю стену, ружье полетело в другую сторону и остановилось под животом Джо. Наручники удержали Джо на месте, так что перегрузка просто бросила его тело лицом вперед на рифленый пол, заставив съесть дневную порцию железа. Но теперь Джо, изворачиваясь, поднимался на колени, текла кровь из рассеченных губ; из-за металлической сетки сзади неслись звуки выстрелов, в раненой ноге пульсировала боль, глаза лихорадочно обшаривали пол в поисках выпавшего ружья.

Судебный исполнитель внезапно нырнул за ружьем, вцепляясь ногтями в пол.

Джо опустил ему на руку подкованный ботинок, полицейский заорал, инстинктивно отпрянув, хватаясь за кобуру, и Джо увидел в мигающем свете перегорающей лампы свой единственный шанс: ружье, повисшее на краях канавки пола, темная тень вороненого ствола и черного дерева ложи сверкнула в тусклом свете. Джо подхватил ствол носком левой ноги, а правой ударил по выступающему краю.

Ружье прыгнуло ему в руки.

Джо одной рукой передернул затвор, досылая патрон в казенник.

– Стой! – Судебный исполнитель поднимался на колени, руки его были подняты вверх. – Ради Бога! У меня семья!

Джо направил на него ружье:

– Твой «смит-вессон», шеф, и ключи. Толкни их по полу.

Судебный исполнитель глянул на свою кобуру, потом опять на Джо.

– Как далеко ты собираешься зайти?

– Дай мне оружие, шеф.

Канонада снаружи грохотала, как на войне – прерывистая трель пулемета, грохот металла, звон бьющегося стекла, скороговорка полицейских пистолетов, приближаясь и удаляясь, приближаясь и удаляясь, и добавились новые звуки где-то поблизости – завыл заклиненный клаксон, вскрикнула женщина, зазвучали другие голоса, один из них кричал по-японски. Кровь Джо вскипала от боли и прилива адреналина. Надо выбраться из этого металлического гроба пока не поздно.

– Подумай как следует, – сказал судебный исполнитель, все еще не опуская трясущихся рук.

Джо направил ствол ружья ему в лицо.

– Если хочешь, чтобы та кроха мозгов, что у тебя в голове, осталась на месте, кидай свою пукалку и ключи немедленно.

– За этим фургоном следит целый отдел, – ответил судебный исполнитель, и руки его теперь тряслись как в лихорадке, а глаза остекленели и забегали, будто он прикидывал про себя возможность геройской смерти.

– Черт побери! – Джо чуть не двинул прикладом в морду чиновника, но тут услышал звук.

Это случилось очень быстро, почти слишком быстро, чтобы Джо успел среагировать, но в момент внезапного панического страха этот звук – этот скользящий звук – пронзил барабанные перепонки, заставил мошонку сжаться, а тело – рывком выпрямиться, как удар электрошоковой погонялки. Реакция была почти первобытной, будто камертон, настроенный в лад с его нервной системой, заставил все инстинкты работать на форсаже, включил нейропептиды и заставил подняться каждый волосок на коже. Будь Джо котом, у него бы спина выгнулась.

– Твою мать!..

Джо рывком вскочил на ноги и глянул в окно задней сетки. Сквозь решетку он заметил сразу несколько одновременных событий – тень тощего японца, стоящего среди развалин горящей полицейской машины, подсвеченного языками пламени среди клубов густого дыма и держащего миниатюрное устройство с антенной, и звук – скрежет твердого пластика, юзом скользящего по мостовой, по лужам и мокрому цементу, и Джо взглянул вниз на дорогу и сквозь сетку увидел: маленький черный диск, не больше хоккейной шайбы, скользил к фургону, скользил под фургон, и Джо знал, что уже слишком поздно.

Он спрятал голову между колен и прикрыл ее руками.

Взрыв прогремел немедленно.

Мир качнулся в сторону, будто кулак великана ударил по фургону снизу, днище вспоролось дырой размером с «фольксваген», фургон подбросило в воздух и шлепнуло набок, как детскую игрушку. Стена встала и ударила судебного исполнителя в лицо, как трамплин, кроша кости черепа.