Харлан Кобен - Ловушка
— А где Фил Тернбол?
— В смысле?
— Тут нет Фила Тернбола.
— Он с нами не выпускался.
Уэнди словно что-то кольнуло.
— Брал отпуск на семестр?
— Мм… нет. Его заставили уйти раньше.
— Стоп. То есть он не закончил университет?
— Насколько мне известно. Я так и сказал.
— А почему заставили? — Во рту у Уэнди пересохло.
— Точно не знаю. Слухи, конечно, ходили. Но дело провернули очень тихо.
Ровным, очень спокойным голосом она попросила:
— Расскажите.
— Вряд ли стоит…
— Это может быть очень важно.
— Столько лет прошло. И по-моему, университет переборщил.
— Все останется между нами. Не для огласки.
— Ох…
Дипломатия себя исчерпала. После пряника настало время кнута.
— Повторяю: строго между нами. Не скажете — выясню сама. И уж я раскопаю. Вытащу на свет все тайны до последней, но тогда никакой приватности не ждите.
— Не люблю, когда мне угрожают.
— А я — когда втыкают палки в колеса.
Лоренс вздохнул.
— Ничего особенного там не случилось. Да и соврать боюсь.
— Слушаю.
— В общем, поговаривали, что Фила поймали после отбоя не в общежитии. Проще говоря, взлом и проникновение в университетское здание.
— Он воровал?
— Да Бог с вами! — воскликнул Лоренс, будто в жизни не слышал ничего нелепее. — Это забава такая.
— Взлом? Интересные у вас забавы.
— Мой друг учился в Гемпширском колледже — знаете такой? Не важно. Заработал пятьдесят баллов за то, что угнал автобус, который ходил по студгородку. На две недели отстранили от занятий. Правда, хотели исключить. Но ведь он, как и Фил, всего лишь играл. И я, надо признаться… Моя команда разукрасила машину преподавателя. Тридцать баллов. Однажды приехал знаменитый поэт — друг стащил ручку с его стола. Играл весь кампус, все общежития принимали участие.
— Участие в чем?
Лоренс Черстон улыбнулся:
— В охоте, конечно. В охоте за трофеями.
ГЛАВА 32
«Мы должны прекратить охоту».
Так сказал Кельвин Тилфер.
В его словах начал появляться смысл. Уэнди еще порасспрашивала Лоренса об игре, о лице со шрамом и об остальном, но больше ничего не узнала. Фила Тернбола поймали в недозволенном месте во время охоты и исключили. Точка.
Уэнди вернулась в машину, взяла телефон, хотела набрать номер Фила…
Шестнадцать сообщений.
Сердце ухнуло в пятки: «Чарли».
Она торопливо вызвала через меню голосовую почту. При первых же словах страх отпустил, зато нахлынуло другое мерзкое чувство. Хотя речь шла не о сыне, услышанное совсем не обрадовало.
«Привет, Уэнди. Это Билл Джулиано, „Эй-би-си ньюс“. Хотел бы побеседовать о выдвинутых в твой адрес обвинениях в неподобающем поведении».
Пиик.
«Мы делаем сюжет о вашем романе с боссом. Жаждем услышать вашу версию».
Пиик.
«Один из обвиненных вашей программой в педофилии требует нового суда в свете известий о вашей сексуальной агрессии. По его утверждению, он поплатился за то, что отверг мисс Тайнс».
Пиик.
Уэнди решила не слушать остальное и уставилась на телефон. Черт. Очень хотелось быть выше этого, не обращать внимания.
До чего же крепко влипла.
Наверное, стоило внять совету Фила и не лезть. Однако пути назад уже нет. Что ни делай, такие заявления оставят отметину. Даже если отловить ту дрянь или того мерзавца, который это написал, заставить признаться в прямом эфире перед миллионом зрителей, что сказанное — ложь, все равно не очистишься. Правда ли, вранье ли — пятно не ототрешь. Возможно, никогда.
Слезами горю не поможешь, верно?
Тут ее ошарашила новая мысль: то же можно сказать о тех, кого она сама обличала в своей программе.
Даже если полностью их оправдать, разве смоется когда-нибудь поставленное телевидением клеймо злодея? Наверное, вселенная платит той же монетой. Наверное, у кармы такой вот сволочной характер.
Впрочем, сейчас не до кармы. А может, все это одна история? Реши одну часть головоломки — остальное встанет на место.
Хотела она того или нет, но увязла крепко. Не сбежишь.
Тернбола выгнали за охоту на трофеи.
То есть в лучшем случае Фил соврал, когда Уэнди упомянула вопли Кельвина об этой охоте, а в худшем… впрочем, худшего она пока себе не представляла.
Мобильный Фила не отвечал. Набрала домашний — то же самое. Пришлось оставить сообщение: «Я знаю об охоте за трофеями. Перезвоните».
Пять минут спустя Уэнди постучала в дверь шефа службы по делам студентов. Тишина. Постучала еще — без толку. Ох, не стоит, конечно… Обошла дом, заглядывая в темные окна, потом прижала лицо к стеклу.
Что-то шевельнулось.
— Эй!
Ей не ответили. Постучала в окно — никто не подошел. Тогда она вернулась к двери и опять стала в нее колотить.
Прямо за спиной произнесли:
— Могу я вам помочь?
Первая мысль, которая пришла ей в голову: «Пижон». Длинноватые волнистые волосы, твидовый пиджак с заплатами на локтях, галстук-бабочка — такие обитают лишь в горнем мире высшего образования.
— Я ищу шефа…
— Меня зовут Шеф. Луис Шеф. Слушаю вас?
«Забавное совпадение. Однако есть дела поинтереснее».
— Вам знакома фамилия Мерсер?
Он помешкал, словно припоминая.
— Что-то смутно… Полагаете, я его знаю?
— Да уж. Последние двадцать лет Дэн Мерсер посещал ваш дом каждую вторую субботу.
— Ах вон что! — Шеф улыбнулся. — Я здесь всего четыре года, раньше тут жил мой предшественник, шеф студслужбы Пашаян. Впрочем, теперь я догадываюсь, о ком вы говорите.
— Так зачем вас навещал Мерсер?
— Он не навещал. Точнее, он приходил, но не ко мне. И кстати сказать, не к Пашаяну.
— Тогда к кому?
Шеф сделал шаг вперед, отпер и приоткрыл дверь — та звучно скрипнула, — просунул голову в темный проем:
— Криста?..
Он сделал знак следовать за ним. Уэнди вошла и замерла посреди большой прихожей.
— Луис? — донесся женский голос. Затем послышались шаги.
Шеф словно бы предостерегающе посмотрел на Уэнди («Что это еще значит?..» — подумала она) и сказал в темноту:
— Мы в холле.
Снова раздались шаги, а за ними — голос:
— Вашу встречу на четыре часа отменили. А еще просили…
Слева из столовой возникла Криста и застыла на месте.
— Не знала, что к вам пришли.
— Не ко мне.
— Нет?
— Скорее, к тебе.
Женщина склонила голову набок, как собака, которая прислушивается к незнакомому звуку, и спросила:
— Уэнди Тайнс?
— Да.
Криста кивнула так, будто давно ждала этого визита, шагнула вперед, и на ее лицо упал свет — совсем слабый, но уже разгонявший тени. Уэнди чуть не ахнула. Не из-за увиденного, хотя при обычных обстоятельствах хватило бы и этого. Нет, она чуть не ахнула потому, что еще одна часть головоломки встала на место.
Даже в помещении Криста носила очки, однако в глаза бросались совсем не они, а широкие, крест-накрест, алые шрамы на лице.
Лицо со шрамом.
Кристе Стоквелл — так она представилась — было лет сорок, хотя вряд ли кто-то смог бы точно назвать ее возраст; хрупкая, с тонкими руками, невысокая и очень стройная.
Сели за кухонный стол.
— Оставим неяркий свет, хорошо?
— Конечно.
— Люди все равно разглядывают… Да я и не против — лишь бы не делали вид, будто ничего не замечают. Мое лицо — как слон в доме. Понимаете?
— Пожалуй.
— После того случая глаза стали очень чувствительными, и мне комфортнее в темноте. Весьма кстати, не правда ли? Не тема, а раздолье для здешних философов и психологов. — Криста встала. — Сделаю чаю. Хотите?
— Да. Вам помочь?
— Спасибо, не нужно. С мятой или обычный?
— С мятой.
— Очень хорошо, — с улыбкой сказала Криста, потом включила электрический чайник, достала пару чашек, положила пакетики. Уэнди обратила внимание, что женщина часто склоняет голову вправо.
Прежде чем сесть Криста ненадолго замерла, будто давая возможность рассмотреть свое лицо. Выглядело оно жутко — шрамы покрывали все пространство от лба до шеи, безобразные, воспаленные алые и пурпурные полосы бугрились на коже, как на рельефной карте, а редкие нетронутые места густо краснели, словно по ним прошлись наждачной бумагой.
— Договор запрещает мне обсуждать случившееся, — сказала Криста Стоквелл.
— Дэн Мерсер умер.
— Обязательств это не снимает.
— Все останется строго между нами.
— Вы репортер.
— Репортер, но даю вам слово.
Криста покачала головой:
— Какое теперь это имеет значение…
— Дэн умер, Фила Тернбола уволили, обвинив в хищении, Кельвин Тилфер угодил в психиатрическую клинику, у Фарли Паркса недавно тоже возникли неприятности.
