Дин Кунц - Странный Томас
И хотя адвокатам корпорации, этим бесстрашным защитникам Конституции, удавалось держать открытыми двери десяти маленьких ангаров, где Жрицы любви принимали жаждущих, «Шепчущий бургер» канул в Лету после того, как голый клиент, накачавшись наркотиками и виагрой, застрелил трех проституток.
Неуплата налогов «Обществом защиты Первой поправки» и наложенные на него штрафы привели к тому, что ангары стали собственностью округа. За последующие пять лет в техническое обслуживание ангаров не вкладывалось ни цента, а пустыня не прекращала попыток отвоевать отнятую у нее территорию. В результате ржавчина и вандализм сделали свое черное дело.
Территорию церкви ранее превратили в тропический рай с сочной травой лужаек, разнообразными пальмами, папоротниками, бамбуком и цветущими лианами. Однако без каждодневного полива, с влагой, поступающей лишь в короткий сезон дождей, все живое увяло и усохло.
Свернув с автострады, я выключил фары и подфарники и ехал сквозь тени, отбрасываемые в лунном свете мертвыми пальмами. Асфальтовая дорога, вся в трещинах и выбоинах, привела меня к заднему торцу главного здания, а потом к россыпи маленьких куонсетских ангаров.
Мне не хотелось оставлять автомобиль с работающим двигателем, но иначе я лишал себя возможности быстрого отъезда. Без ключа зажигания требовалось достаточно много времени, чтобы вновь завести двигатель.
Вытащив из пластикового мешка ручной фонарь, я отправился на поиски подходящего места для привезенного трупа.
Пустыня Мохаве вновь задышала. С востока подул легкий ветерок, пахнущий сухой травой, горячим песком, странной жизнью пустыни.
Когда куонсетские ангары использовались под общежития верующих, в каждый набивалось по шестьдесят человек, которые спали чуть ли не друг на друге. После того как церковь сменил бордель с бургерами, эти ангары подверглись капитальной реконструкции и превратились в уютные спальни проституток, от которых клиенты получали то самое, что только обещали голые по пояс официантки бара.
За годы, прошедшие с тех пор, как территория лишилась хозяина, и главное здание, и ангары, конечно же, разграбили. Все двери были открыты, некоторые вывалились из проржавевших петель.
В третьем из обследованных мною ангаров я обнаружил дверь с работающей пружинной защелкой. То есть, закрыв ее, я мог не беспокоится о том, что она распахнется от порыва ветра или от давления морды хищного зверя.
Мне не хотелось оставлять труп там, где до него могли бы добраться койоты. Робертсон был монстром, я по-прежнему в этом не сомневался, но, что бы он ни сделал или собирался сделать, я не мог подвергнуть его останки тому унижению, которое, по словам бабушки Шугарс, могло выпасть на ее долю, если б она умерла за игрой в покер.
Может, койоты и не ели падаль. Может, они ели только мясо жертв, которых убивали сами.
В пустыне, однако, и кроме койотов полным-полно живности, хотя по первому взгляду об этом не скажешь. И многие из ее обитателей с удовольствием пообедали бы свежей трупятиной.
Подогнав «шеви» как можно ближе к выбранному ангару, от двери меня отделяло десять футов, я минуту собирался с духом, прежде чем взяться за труп. А еще сжевал две таблетки, понижающие кислотность желудка.
По дороге из города Боб Робертсон ни разу не спросил: «Мы еще не приехали?» И тем не менее вопреки всякой логике я не верил, что он таки останется мертвым.
Вытащить его из автомобиля оказалось проще, чем втащить. Тогда особенно запомнился момент, когда большое желеобразное тело завибрировало в саване и мне показалось, что в руках у меня мешок, полный змей.
Подтащив его к двери в ангар, я остановился, чтобы стереть капающий со лба пот, и увидел желтые глаза. У самой земли, в двадцати или тридцати футах от меня, они смотрели на меня голодным взглядом.
Я навел на них фонарь и увидел то самое, чего боялся, — койота, пришедшего из пустыни, чтобы обследовать заброшенные здания. Большой, поджарый, с жесткой шерстью, с острыми зубами, по натуре он был куда менее злобен, чем многие человеческие существа, но в этот момент выглядел демоном, вырвавшимся за ворота ада.
Луч фонаря его не испугал. Сие предполагало, что он уверен в себе, не боится людей и скорее всего не один. Я обвел лучом фонаря ночь и тут же обнаружил второго койота, чуть сзади и правее первого.
До недавнего времени койоты редко нападали на детей и никогда — на взрослых. Но человеческие поселения наступали на охотничьи земли койотов, и те становились храбрее и агрессивнее. Так что в последние пять лет койоты несколько раз набрасывались на взрослых.
Вот и эти двое, похоже, видели во мне не опасного противника, а вкусный обед.
Я посветил у ног, искал камень, удовлетворился куском бетона, отвалившимся от пешеходной дорожки. Швырнул его в ближайшего хищника. Снаряд приземлился в шести дюймах от цели и отлетел в темноту.
Койот отпрыгнул в сторону, но не убежал. Его напарник последовал примеру вожака и тоже остался на месте.
Хрипы и урчание работающего двигателя, на которые койоты не обращали ни малейшего внимания, меня как раз тревожили. В «Шепчущий бургер» и днем-то никто не заглядывал. Ночью и подавно. Так что случайного человека шум работающего двигателя привлечь не мог. А вот если кто приехал сюда по мою душу, то их приближающиеся шаги я бы не расслышал.
Я не мог одновременно решать две проблемы. Избавление от трупа представлялось мне более приоритетной в сравнении с койотами.
Я предположил, что к моменту моего возвращения хищники могли и уйти, уловив запах кроликов или другой легкой добычи.
Перетащил труп через порог, в куонсетский ангар, и закрыл за собой дверь.
Коридор тянулся вдоль четырех комнат и ванной. Каждая комната служила рабочим местом для проститутки.
Свет фонаря выхватывал из темноты пыль, паутину, две пустые бутылки из-под пива, дохлых мух или пчел…
Даже после стольких лет в воздухе ощущались запахи ароматических свечей, благовоний, духов, цветочных масел. Сквозь них с трудом, но прорывалась вонь мочи мелких животных, которые побывали здесь, а потом отправились по своим делам.
Мебель давно уже вывезли. В двух комнатах зеркала на потолке подсказывали местоположение кроватей. Ярко-розовая краска стен не поблекла.
В каждой комнате было по два небольших окошка. Большинство оконных панелей мальчишки расстреляли из духовых ружей.
Но в четвертой по счету окошки остались целыми. В этой комнате крупные хищники не смогли бы добраться до трупа.
Один из шнурков развязался. Из простыни вылезла левая нога Робертсона.
Я намеревался забрать простыню и шнурки. Они могли привести ко мне, хотя и были расхожим товаром, продающимся во многих магазинах. Но, если бы следствию удалось доказать, что они — мои, этого хватило бы для обвинительного приговора.
Когда я наклонился, чтобы развязать второй шнурок, перед моим мысленным взором вдруг возникла рана на груди Робертсона. А из глубин памяти послышался голос матери: «Хочешь нажать за меня на спусковой крючок? Хочешь нажать на спусковой крючок?»
Я умею блокировать определенные воспоминания детства. Потратил немало времени и сил, чтобы этому научиться. Так что ее голос быстро заглох.
А вот отделаться от стоящей перед глазами раны Робертсона оказалось не так-то легко. Она пульсировала у меня в голове, словно под ней билось его мертвое сердце.
В ванной, когда я расстегнул рубашку Робертсона, чтобы проверить степень синюшности, и увидел входное пулевое отверстие в багровой плоти, что-то побудило меня посмотреть на него более пристально. Импульс этот вызвал у меня отвращение к себе, я испугался, что моя мать повлияла на меня гораздо сильнее, чем я полагал. Вот и отвернулся, не пожелал разглядывать рану, застегнул рубашку Робертсона.
И теперь, опустившись на одно колено у его трупа, развязывая узлы второго шнурка, который стягивал саван у головы, я старался заблокировать воспоминание об этой сочащейся ране, но она упорно продолжала стоять перед моим мысленным взором.
В раздувающемся трупе газы толчками выходили через горло, срывались с губ, и казалось, что мертвяк дышит под хлопчатобумажным саваном.
Не в силах провести рядом с трупом еще одну секунду, я вскочил и выбежал из ярко-розовой комнаты с фонарем в руке. Миновал полкоридора, прежде чем вспомнил, что оставил дверь открытой. Вернулся и закрыл ее, оберегая труп от больших трупоедов пустыни.
Подолом футболки прошелся по ручкам всех дверей, к которым прикасался. Потом растер оставленные ранее отпечатки подошв на пыли, чтобы не оставлять детективам улик против себя. А когда открыл входную дверь, луч моего фонаря осветил трех койотов, которые дожидались, когда же я вернусь к «шеви» с работающим на холостых оборотах двигателем.
