Джон Вердон - Загадай число
— Охренеть. А я думал, вы с севера.
— Сейчас я живу на севере, — кивнул Гурни и сам удивился тому, как это прозвучало. Как будто это временное явление. При Мадлен он выразился бы иначе.
— В общем, там ничего не изменилось, это все те же трущобы с халупами. Когда прилив и небо чистое, можно даже подумать, что это настоящий пляж. А потом начинается отлив, появляется грязища, и сразу вспоминаешь, что ты в Бронксе.
— Так и есть, — согласился Гурни.
Спустя пять минут они остановились в пыльном переулке на участке, огороженном цепью, как и парковка у церкви. Раскрашенная вывеска гласила, что это пляжный клуб Флаундер-Бич и заезжать сюда можно только по пропускам. В нескольких местах вывеска была изуродована дробью.
Гурни подумал о вечеринке тридцатилетней давности. Он попытался вспомнить, не этой ли дорогой он тогда добирался. Перед глазами стояло лицо девочки, у которой был день рождения. Это была толстушка с хвостиками и брекетами на зубах.
— Припаркуемся здесь, — сказал Клэм, снова ссылаясь на забитые машинами улицы. — Ничего, если мы пройдемся?
— Господи, я что, по-вашему, совсем старик?
Клэм неловко рассмеялся. Они вышли из машины, и он поинтересовался:
— Сколько лет вы в полиции?
Не желая вдаваться в подробности об увольнении и неожиданном сотрудничестве по договоренности, он просто сказал:
— Двадцать пять.
— Это непростое дело, — сказал Клэм, как будто это замечание логически следовало из ответа Гурни. — Там еще много всего помимо ножевых ранений.
— А вы уверены, что это именно ножевые ранения?
— Почему вы спросили?
— В нашем случае раны были нанесены разбитой бутылкой из-под виски. Вы нашли оружие?
— Нет. Эксперт сказал, что это «вероятнее всего» ножевые ранения — правда, нож должен был быть обоюдоострым. Наверное, такие раны можно было оставить и осколком. У нас еще нет результатов вскрытия. Но я говорю — дело не только в этих ранах. Там еще жена… странная.
— В каком смысле странная?
— В разных смыслах. Во-первых, она религиозная фанатичка. У нее и алиби соответствующее — она была на каком-то богоугодном сборище.
Гурни пожал плечами.
— А еще что не так?
— Она сидит на каких-то недетских колесах. Тратит на них жуткие деньги, чтобы не забыть напрочь, на какой планете она живет.
— Будем надеяться, что она с них не слезет. Вас еще что-то беспокоит?
— Беспокоит, — сказал Клэм, остановившись посреди узкой улицы, больше похожей на переулок. — Я чувствую, что она врет. — Он сощурился, как будто у него заболели глаза. — Или умалчивает что-то. Может, то и другое. Нам вот в этот дом. — Клэм указал на обшарпанную постройку, вдавленную в глубь обочины.
Чешуйки шелушащейся краски были ядовито-зеленого цвета. Красновато-коричневый оттенок двери напоминал запекшуюся кровь. Участок вокруг дома был оцеплен переносными столбиками, соединенными желтой лентой. Гурни подумал, что не хватало только банта, чтобы все это вместе выглядело как подарок из ада.
Клэм постучал в дверь.
— Да, забыл предупредить, — сказал он. — Это большая женщина.
— Большая?
— Сейчас увидите.
Это предупреждение не вполне подготовило Гурни к виду существа, открывшего дверь. Это была женщина весом за сто килограммов, с руками, похожими на ляжки. Казалось, она едва помещается в маленьком домике. Столь же неуместно смотрелось на этом обширном теле удивленное детское личико. Ее короткие темные волосы были расчесаны на прямой пробор, по-мальчишески.
— В чем дело? — спросила она, впрочем не выражая этим вопросом никакого интереса.
— Добрый день, миссис Шмитт, я — детектив Клэм. Помните меня?
— Здрав-ству-йте, — произнесла она по слогам, как будто зачитывая слово из иностранного разговорника.
— Я был у вас вчера.
— Да, я помню.
— У нас к вам еще несколько вопросов.
— Хотите что-то еще узнать про Альберта?
— И это тоже. Разрешите нам войти?
Она молча отошла от входа, направилась в тесную гостиную, находившуюся сразу за дверью, и приземлилась на диван, который как будто осел под ее тяжестью.
— Садитесь, — сказала она.
Они огляделись. Стульев в гостиной не было. Помимо дивана в ней помещались еще журнальный столик с дешевой вазой, из которой торчали розовые пластмассовые цветы, книжный шкаф и огромный телевизор. На голом полу не было ни пылинки, если не считать несколько ворсинок, — Гурни предположил, что здесь был ковер, на котором нашли тело, и его забрали на экспертизу.
— Мы постоим, — сказал Клэм. — Мы вас не задержим.
— Альберт очень любил спорт, — сказала миссис Шмитт, с улыбкой глядя на исполинский телеэкран.
В левой стене гостиной была арка, за которой находилось три двери. Из-за одной доносились звуки компьютерной игры.
— Это Иона. Мой сын. Там его спальня.
Гурни спросил, сколько Ионе лет.
— Двенадцать. В чем-то он старше своих лет, а в чем-то младше, — сказала она с таким видом, будто эта мысль посетила ее впервые.
— Он был с вами? — спросил Гурни.
— В каком это смысле «со мной»? — переспросила она многозначительным тоном, от которого Гурни сделалось не по себе.
— Я имею в виду, — начал Гурни, стараясь не выдавать никаких эмоций, — был ли он с вами на службе тем вечером, когда убили вашего мужа?
— Он принял Иисуса Христа как своего Господа и Спасителя.
— То есть он был с вами?
— Да. Я уже говорила этому полицейскому.
Гурни сочувственно улыбнулся.
— Иногда для пользы дела надо задавать вопросы по нескольку раз, — пояснил он.
Она кивнула с непонятным энтузиазмом и повторила:
— Он принял Иисуса Христа.
— А ваш муж принимал Иисуса Христа?
— Я думаю, да.
— Но вы сомневаетесь?
Она зажмурилась, как будто ища ответ на изнанке своих век. Затем сказала:
— Дьявол коварен.
— Еще как коварен, миссис Шмитт, — согласился Гурни. Он слегка отодвинул журнальный столик с вазой от дивана, обошел его и сел на краешек, лицом к ней. Он знал, что лучший способ вести беседу с таким человеком — держаться в той же манере, даже если кажется, что разговор ведет в тупик.
— Он коварный злоумышленник и искуситель, — сказал он, внимательно наблюдая за ней.
— Господь мой пастырь, — сказала она. — И я не буду знать нужды.
— Аминь.
Клэм кашлянул и переступил с ноги на ногу.
— Скажите, — продолжил Гурни, — как дьявол искушал вашего Альберта?
— Дьявол преследует праведных! — вдруг прокричала она. — Ибо грешники и без того во власти его.
— Альберт был праведником?
— Иона! — закричала она еще громче, поднимаясь с дивана и с неожиданной прыткостью направляясь к одной из дверей за аркой. Она принялась стучать в эту дверь раскрытой ладонью и продолжила кричать: — Открой дверь! Сейчас же! Открой мне дверь!
— Что за… — пробормотал Клэм.
— Иона, сейчас же!
Щелкнул замок, и дверь наполовину открылась. На пороге стоял мальчик, размерами приближавшийся к матери и похожий на нее отсутствующим взглядом. Гурни задумался, что может быть причиной этой отстраненности — генетика или лекарства, или и то и другое? Короткий «ежик» волос на голове Ионы был ослепительно-белого цвета.
— Я говорила тебе не запираться в комнате, если я дома! Сделай потише. Такой грохот, будто кого-то убивают! — Если это заявление и было для кого-то из них болезненным, они этого никак не проявили. Мальчик посмотрел на Гурни и Клэма безо всякого интереса. Гурни подумал, что эта семья, по-видимому, настолько привыкла к посещениям социальных служб, что деловые чужаки в гостиной не вызывали вопросов. Мальчик перевел взгляд на мать:
— Можно мне мороженое?
— Сам знаешь, что для мороженого еще рано. Сделай звук потише, иначе вообще его не получишь.
— Получу, — упрямо сказал он и захлопнул перед ней дверь.
Она вернулась в гостиную и снова села на диван.
— Он сам не свой после смерти Альберта.
— Миссис Шмитт, — начал Клэм в своей торопливой манере, — детектив Гурни хочет задать вам несколько вопросов.
— Смешное совпадение, у меня есть тетушка Берни. Как раз вспоминала ее сегодня утром.
— Гурни, а не Берни, — поправил Клэм.
— Но похоже звучит, правда? — Ее глаза аж засветились от этой находки.
— Миссис Шмитт, — заговорил Гурни, — за последний месяц ваш муж делился с вами какими-нибудь тревогами?
— Альберту были незнакомы тревоги.
— Может быть, он вел себя не как обычно?
— Альберт всегда вел себя одинаково.
Гурни подумал, что это скорее могло быть результатом искаженного восприятия действительности, чем особенностью поведения Альберта.
— Он когда-нибудь получал письма, где адрес или само письмо были написаны красными чернилами?