Конец заблуждениям - Кирман Робин
Дункан передал паспорта, и, изучив их, клерк удивленно поднял глаза.
– Джина Рейнхольд – ваша жена?
Вопрос застал его врасплох. Откуда тот человек знал Джину? После Берлина прошло много времени, и они уехали так далеко, что Дункан почувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы перестать сверяться с газетами. Что, если о них появилась статья и поиски продолжились, а он пропустил это?
– Это имя вам знакомо?
– За час до вас приходил мужчина, спрашивал о ней. Он просил позвонить ему, если я ее увижу.
– Мужчина? Что за мужчина?
– Может быть, лет пятидесяти, с рыжими волосами, высокий, американец, как вы. Он сказал, что его фамилия Рейнхольд.
Дункан пытался сохранять спокойствие; это могло быть ошибкой, еще одним совершенно случайным, посторонним Рейнхольдом, или Рейнхартом, или Рейнольдсом.
– У него случайно не было бороды?
– Была, синьор, короткая борода.
Дункан почувствовал, как его лицо вспыхнуло. Как это возможно? Как мистер Рейнхольд мог узнать, где они находятся, и так быстро добраться сюда? Возможно ли, что Вайолет или Грэм обнаружили туристическое агентство рядом с отелем, а затем, узнав, что они с Джиной направляются в Сиену, кто-то из них предупредил мистера Рейнхольда? Импульсивность досталась Джине от матери, но, возможно, это было и в характере ее отца, и, дождавшись известий о дочери, он в то же утро немедленно забронировал билет на самолет из Санта-Фе, чтобы перехватить их? Возможно, мистер Рейнхольд уже был в Европе и прилетел сюда из Берлина или Цюриха, где напал их на след? Подобный подвиг потребовал бы огромной координации, а это означало, что если то, что он себе представил, на самом деле являлось правдой, отец Джины не жалел ни сил, ни средств, чтобы вернуть свою дочь домой.
– Мне нужно вернуться к жене, – сказал Дункан, думая о Джине, сидящей на виду у всех. Он злился на себя за свою самонадеянность, за то, что так открыто говорил о своих планах перед турагентом в Праге, а теперь еще и за то, что оставил Джину без присмотра. Поблагодарив клерка, он повернулся к двери.
– Подождите, синьор! Разве вам не нужен адрес вашей комнаты?
– Да, верно, конечно.
Дункан поспешил обратно, чтобы взять листок бумаги с адресом.
– И что мне сказать этому человеку, если он вернется и спросит о мисс Рейнхольд?
Дункан задержался у стола, чтобы вытащить еще одну банкноту в двадцать тысяч лир.
– Вы могли бы предложить ему поискать в других отелях.
– Да, очень хорошо, синьор.
Клерк взял деньги, и Дункан достал еще одну купюру, чтобы предложить молодому гиду, прежде чем расстаться с ним и умчаться в направлении площади.
Вдалеке послышался бой барабанов. Должно быть, парад уже начался. Дункан направился на шум, шагая так быстро, как только мог, несмотря на пронзающую боль в ребрах. По пути он прошел мимо группы смеющихся мужчин и женщин, пахнущих алкоголем и одетых в костюмы; у одного мужчины лицо было скрыто за карнавальной маской. Вскоре после этого Дункан нырнул в магазин, торгующий местной атрибутикой, и выбрал маску, наиболее похожую на ту, что была на мужчине, – в венецианском стиле, с белым, красным и золотым узором, – затем выбрал маску для Джины. Теперь он чувствовал себя в большей безопасности, но не в полной. Повсюду стояла контролирующая толпу полиция, и, возможно, власти были уведомлены о том, что похититель Джины здесь. Можно было предположить, что его фотография и фотография «похищенной» были распространены среди десятков офицеров, мимо которых он сейчас проходил.
Наконец Дункан подошел к одному из выходов на площадь, но там торчал полицейский, преградивший путь людям без билетов.
Несмотря на маску, скрывающую его лицо, Дункан изрядно напугался и решил, что у него нет выбора, кроме как найти неохраняемый вход, поэтому он, спотыкаясь от боли и жары, пробовал свою удачу на различных улицах, которые расходились от площади. Два офицера блокировали следующий вход, но третий, должно быть, отошел, и Дункан аккуратно протиснулся за ограждение. Казалось, никто его не заметил, но если бы даже полиция или кто-нибудь увидел его и закричал, чтобы он остановился, Дункан все равно не смог бы их услышать из-за барабанов, труб и скандирующей толпы. Впереди шли участники парада, мужчины в сине-белых средневековых костюмах, за ними следовала повозка, запряженная волами. Дункан проскользнул мимо, оглядывая трибуны в поисках Джины.
Войдя с другого входа, он не слишком понимал, куда идти. Стороны площади выглядели одинаково, и ему потребовалось некоторое время, пока он, сбитый с толку толпой и шумом, пробирался вдоль края трибун, чтобы сориентироваться относительно башни с часами и определить правильное направление. Трибуны были переполнены, большинство зрителей стояли и, очевидно, заслоняли миниатюрную Джину. Пока Дункан продолжал поиски, его остановил звук трубы. Секундой позже мимо с грохотом промчалась колонна всадников, вооруженных мечами. Дункан прижался к стене трибуны, земля дрожала под ногами. После того, как лошади скрылись, наступило короткое затишье, а затем раздался хлопок, настолько оглушительный и сотрясший землю, что Дункану потребовалось мгновение, чтобы успокоить нервы и понять по атмосфере затихшего ожидания, что скачки вот-вот начнутся.
– Дункан!
Он услышал, как его окликнули по имени, – не Джина, как он надеялся, а мужчина. Он повернулся, чтобы посмотреть в направлении крика, вглядываясь в толпу. На краю площади стоял мужчина, упираясь в ограждение, высокий, рыжеволосый и бородатый, выглядевший таким решительным, что Дункана охватила паника. Мистер Рейнхольд нашел его.
Как это возможно? На Дункане все еще надета маска, но когда он посмотрел на свою рубашку, то понял, что на нем была одна из тех немногих, которые он привез с собой: сине-зеленая, из мадраса[21], которую ему купила Джина и которой мистер Рейнхольд однажды вслух позавидовал.
Еще один хлопок ознаменовал начало забега, и десять лошадей понеслись по площади, а ярко одетые жокеи вцепились в уздечки. Дункан быстро перепрыгнул через короткую стену, которая выходила на трибуны. Его тело ошпарило болью, и ему пришлось остановиться и перевести дыхание, да еще и люди поблизости ворчали на него. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как падает первый жокей, а мужчины в белых рубашках и оранжевых штанах бегут, чтобы убрать его с пути других лошадей. За ними Дункан мог разглядеть отца Джины, следящего за каждым его шагом и ожидающего окончания гонки, чтобы тоже преодолеть все барьеры.
Гонка длилась всего девяносто секунд; Дункан не мог терять времени даром. Он должен был двигаться, но не мог представить, как это возможно в этой плотной упрямой толпе. Он начал подниматься, думая, что, возможно, ему удастся проскользнуть обратно за трибуны и найти дорогу к Джине, пройдя под сиденьями. Продвигаясь вверх, проклиная и толкая тех, мимо кого он проходил, он услышал нарастающие радостные возгласы, а затем ржущий визг, за которым последовал коллективный вздох. Когда Дункан оглянулся на ипподром, он увидел, что еще один жокей упал со своей лошади, но на этот раз лошадь тоже была повержена, а в нескольких футах от них лежал ничком второй человек.
Медики выбежали на скаковую дорожку и оказывали помощь получившим травмы, а на дальнем конце площади уже радостно встречали победителя. Затаив дыхание, Дункан наблюдал, как двое врачей подошли к распростертому в грязи мужчине и помогли ему медленно подняться на ноги. Дункан догадался, кто этот раненый, еще до того, как фигура на голову выше двух медиков, которые держали его, выпрямилась.
Видела ли это Джина? То, как ее отца растоптали? Толпа стала такой шумной, что Дункан потерял надежду найти Джину, пока площадь хотя бы немного не очистится. Он дождался, когда люди начнут спускаться с трибун, и наконец, когда места наполовину опустели, заметил Джину, неподвижно стоящую в центре этой круговерти, на том самом месте, где он ее оставил.
