Юрий Черняков - Чудо в перьях
Вот зачем я в это влез? В музыку эту? Жил бы как все, горя не знал, долбил бы смазливых ментов за милую душу и спал бы спокойно, ни о чем не думая! А вот обожгло душу, как в старину говорили, крыло жар-птицы, и как теперь жить без этого? И что делать?
Ведь даже сейчас только себя, единственного и неповторимого, жалею! Не родителей, не Васю Нечипорука, только себя. Музыку мне в душу подавай! Только на таком условии согласен раскаяться! То есть дело в моем интересе, а уж какое тут может быть искреннее покаяние…
За рассуждениями не заметил, как подъехал к школе, где временно разместилась после известного подземного толчка администрация Края. Во дворе стоял персональный бронетранспортер Бодрова, рядом скучающие десантники в пятнистых комбинезонах, еще дальше мордовороты в штатском, знавшие меня как облупленного, тем не менее пытливо заглянувшие в мой пропуск, потом в глаза, устанавливая не столько сходство, сколько намерения…
Сам Бодров со своими советниками, вернее советницами, сидел в бывшей учительской при свете коптилки. Это было похоже на заседание подпольного райкома, который, как известно, действует, хотя все ушли на фронт.
— Но я пытаюсь разобраться! — донесся еще издали, пока шел по коридору, знакомый до зубной боли голос Бодрова. И я даже чуть не повернул назад. Но вовремя остановился. Назад — это куда?
— Нечего тут понимать! — взвизгнули женские голоса. — Дайте власть нашему временному комитету! Мы, женщины, сами наведем порядок, раз вы на это не способны! Введем комендантский час, полевые суды…
Когда я вошел, они смолкли. Я внимательно осмотрел собравшихся. Те самые, кого Игорь Николаевич просил задержаться во время инаугурации. В основном директрисы, поджавшие при виде меня губы. Директриса (или все-таки директор?) ипподрома сидела во главе стола. По правую руку главный ветеринарный врач (врачиха), по левую — директриса музея. Мужиков почти не видно. А те, что есть, — задвинутые в тень, отбрасываемую коптилкой.
Бодров поспешно вскочил, предложил мне стул подле себя. Дамы в ответ поджали губы еще больше, отчего они вытянулись в нитки. Штук пятнадцать таких ниток, не меньше. Я тихохонько сел в тень, выставив ладонь: сидите, сидите, товарищи. Можете продолжать.
— Вот легок, как говорится, на помине. Так пусть нам и объяснит! — сурово сказала ипподромша, пустив кольца дыма к потолку. — Оставил его здесь Радимов специально, чтобы возмущать, как этой ночью, народные массы и устраивать идеологические диверсии, или нет? А вы, Игорь Николаевич, ведете примиренческую политику!
— Но я хочу понять! — простонал Бодров. — Разобраться в вашей специфике! Имею я на это право?
— Да имеете, имеете! — замахали на него.
— А о чем, вообще, речь? — спросил я. — Могу я узнать, в чем меня обвиняют?
— Все вы знаете, Павел Сергеевич! — покачала головой директриса Центрального универмага. Как-то я ее подвозил домой и потом не знал, как отделаться. — Все-таки культурный человек, хотя консерваторию не кончали… Правильно о вас Роман Романович в своей последней статье написал. Не читали?
Я еще раз оглядел присутствующих. С бабами все ясно. Пара пожилых мужиков мирно клевали носами. В отличие от присутствующих свой климактерический период они прошли давно и без особых последствий. Еще тут почему-то был миловидный Толик Ощепков, бывший инструктор, в свое время уволенный «за половую распущенность, допущенную во время работы на плодоовощной базе», — сам читал из рук Натальи. И хотя Толя плакал, уверяя, что «они сами меня затащили», Радимов был беспощаден. Хорош Толя тем, что всегда безотказно сбегает за бутылкой. Незаменим также в домашних спектаклях, где играл юных девушек.
— Так что он там написал? — изобразил я недоумение. Надо было выиграть время, чтобы разобраться в хаосе их мыслей. Уж больно непоследовательно они рассуждали.
— Вам зачитать? — спросила, иронично приподняв выщипанную бровь, повелительница жокеев, «жучков» и темных лошадок, сама напоминавшая необъезженную кобылу. Я рассеянно кивнул, прислушиваясь к тому, что исторгали в эфир их подкорки: «Расстрелять как собаку!», «Черного кобеля не отмоешь добела»… И еще что-то невнятное.
— Ах да! — кивнул я. — Припоминаю. Цаплин пишет, что подземное испытание атомного оружия по указанию Радимова было приурочено к заседанию правительства и в таком месте нашей страны, чтобы тектонические волны от взрыва вызвали подземный толчок именно под зданием, где мы должны были сейчас находиться… Я ничего не пропустил?
— Конечно, пропустили! — сказала директор Центрального гастронома, отвечавшая за поставки деликатесов на загородные пикники руководства. — Роман Романович пишет, что это было сделано специально! По вашему сигналу. Чтобы показать, будто без Радимова все у нас рушится!
— А почему Романа Романовича до сих пор не расстреляли за выдачу государственной и военной тайны? — спросил я. — Откуда у него сведения о месте и времени испытания ядерного оружия?
— Но ведь Андрей Андреевич вам постоянно звонит и передает инструкции! — хором заорали директрисы. — В том числе как разрушить здание мэрии!
— Да знаю я, почему оно рухнуло! — махнул я рукой. — Толя, сказать?
— Но это для служебного пользования! — вскочил побелевший Ощепков. — Хоть ты был личным шофером у Андрея Андреевича, все равно не имеешь права!
Я замолчал. Только прислушивался к броуновскому движению чахлых мыслей этих стервоз. Бодров моргал пушистыми ресницами, не зная, что и думать. Стиснув голову руками, он впился взглядом в статью Цаплина, где была напечатана карта Новой Земли и отмечено место испытания и время его проведения. Дамы размышляли, переглядываясь.
Я держал паузу, покачивая ногой и глядя в окно, что только подстегивало любознательность и нетерпение присутствующих.
— Да ничего он не знает! — сказала главпочтамтша. — Правильно я говорю, Игорь Николаевич? Только интригами занимается, чтобы нас поссорить.
Бодров растерянно посмотрел на меня. Хоть убей, но он не помнил, что тогда разбиралось. Уж больно катастрофические события за этим последовали. «Может, вы подскажете?» — читалось в его глазах и мыслях.
— Ну как же… — мягко сказал я, — неужели забыли? Вот Толя там не был, а все знает, поскольку разбиралось его заявление.
— Я просил бы! — снова подскочил, как китайский болванчик, Ощепков.
— Сатисфакцию? — спросил я. — Но я еще ничего не сообщил. Пока думаю: а надо ли? Но вы можете прикинуть, какой вид оружия предпочитаете. И хотя за мной выбор, но я его вам уступаю. И еще советовал бы подумать о форме оскорбления. За плевок в лицо я тебя, суку, так уделаю… Если бросишь перчатку, обещаю морду не бить, но пристрелю обязательно. Ага?
Он сел, удушливо покраснев. Морду ему били, и не раз. Но еще не пристреливали.
— Я прошу тебя… — пролепетал он, чуть не плача.
— Ладно, успокойся, — сказал я. — Подумаешь… Ну попросил человек разрешения изменить свой пол. В порядке эксперимента. Что вполне в духе перемен, начатых в стране. С единственным условием: зачислить в случае положительного результата уникальной для нашей державы операции в штат ЭПД, где, на мой взгляд, ему самое место. Я бы товарища поддержал, будь я членом правительства, куда хозяин меня всеми силами пытался кооптировать, и тогда, быть может, не произошло бы этого подземного толчка.
— А при чем тут… — приоткрыл рот несчастный Бодров, изнемогая от невозможности во всем разобраться. — При чем тут вы? И как бы вам удалось остановить подземные испытания?
— Забудьте вы про эти испытания! — вскричал я. — Ну что вы, ей-богу, слушаете Романа Романовича! Поднимите протоколы и сами узнаете, почему это случилось.
— Наташа! — крикнул Бодров. — Принеси нам чай с лимоном и протокол последнего заседания бюро!
— С лимонами плохо! — вздохнула завмагша, отвечающая за стол руководства Края. — Нигде нет на базах. А продавать нам никто не хочет. А с чаем вообще беда. Весь растащили прямо из вагона. Про сахар говорить не хочу. Держу дома два мешка да конфет полную наволочку. А дальше?
Наталья принесла несколько стаканов холодной воды и протоколы последних заседаний, швырнула на стол, подмигнув мне напоследок.
Наморщив лоб, Игорь Николаевич погрузился в чтение.
— Ну, и где тут про землетрясение? — недоуменно спросил он меня. — Ни одного слова.
— Да не там вы ищете! — перевернул я ему страницу. — Вот! Результат голосования, видите? Голоса разделились половина на половину. То есть по данному вопросу правительство Края раскололось пополам. Правильно?
— Ну и что? — спросил Бодров, упершись лбом в руки, поставленные локтями на стол. — Разве из этого что-нибудь следует?
— Вспомните! — сказал я. — Кто был за, сидели по одну сторону стола, кто был против — по другую. Вы воздержались. А трещина от подземного толчка пролегла как раз между ними и под вашим креслом, отчего вы едва не провалились в преисподнюю… Вам это ни о чем не говорит?
