Луи Байяр - Черная башня
— Нет, не надо!
Не колеблясь больше ни секунды, он ставит ногу на первое колено трубы, пробует его на прочность и опускается ниже. Тремя секундами позже Шарль исчезает из поля зрения.
Я следую за ним. Путь освещается лишь тонким месяцем, ноги у меня неповоротливые, руки занемели. Глаза словно кто-то сдавил пальцами. Бросив взгляд в окно, я вижу там свечу Гербо. Вновь зажженная, она описывает круги в темноте.
Я набираю полную грудь воздуха. Осторожно опускаю ногу, и удивительным образом оказывается, что ее поджидает следующее колено трубы.
Меж тем я утратил всякое представление о местонахождении Шарля. Я почти готов поверить, что, кроме меня, в мире никого нет, пока моя нога не попадает в странную нишу, явно не являющуюся частью архитектурного замысла. В ответ раздается пронзительный визг, что-то вцепляется мне в обе ноги, а потом начинает ползти по ним вверх.
Океан крыс, красноглазых от злости. Они суетятся у меня в волосах, визжат, вцепляются в руки и ноги. Со стоном я их отдираю, но тут же появляются новые: с шелковой шерстью, скрежеща зубами. И пока я перепрыгиваю с трубы на трубу, они следуют за мной, как бесчисленные укоры совести.
Наверное, последний отрезок пути я преодолеваю прыжками, но чувствую себя при этом так, словно еду на крысах, как можно ехать на волне. Вместе с ними я приземляюсь на мостовую и некоторое время лежу, оглушенный и изнуренный.
Встаю. За спиной у меня кто-то тихо стонет.
— Ну и ну… — Шарль сидит, прижимая колени к подбородку. — О боже… крысы… Господи боже…
— Забудь, — успокаиваю я его. — Они ушли.
В переулке ни звука, ни ветерка. Я различаю во мраке косматого пса, груду рыбьих костей, воняющую мусорную кучу и, на некотором расстоянии, отблеск янтарного света.
После чего, откуда ни возьмись, между светом и нами вырастает фигура.
— Прошу прощения, месье! — восклицает Шарль. — Не могли бы вы…
— Вот вы где. — Это Гербо.
Тон его лишен всякого намека на вежливость.
— Послушайте, — начинаю я. — Мы можем заплатить. Честно говоря, у нас денег куры не клюют.
— Мне хорошо платят.
— Тогда отпустите моего друга, — продолжаю я. — Он ни в чем не виноват.
— В том-то и дело, доктор. Еще как виноват!
Гербо извлекает из-под куртки пистолет.
— Это тоже такая игра? — спрашивает Шарль.
Я заталкиваю его себе за спину.
— Мне все равно, кто из вас будет первым, — усмехается Гербо. — Ночью все кошки серы.
Очень медленно и тщательно он прицеливается мне в сердце. Взводит курок. Прищуривается…
Вдруг происходит непредвиденное — у него подкашивается колено.
Потом другое.
Он с ревом валится на бок.
В глубокой тени у него за спиной происходит какое-то движение. Во мраке смутно вырисовывается фигура человека, он стоит пригнувшись, и в руке у него блестит лезвие ножа. Человек выпрямляется и заполняет собой пространство, прежде занятое Гербо.
— Кто вы? — спрашиваю я.
Человек невозмутимо убирает нож и приближается к извивающемуся телу.
— Я требую, говорите! Кто вы?
— Ах, так? — следует сухой ответ. — А «спасибо»?
Женский голос. Одного этого достаточно, чтобы заставить меня умолкнуть. Шарля же происходящее, по-видимому, только вдохновляет. Не отрывая взгляда от корчащегося Гербо, он осведомляется:
— Что вы с ним сделали?
— По сухожилию полоснула, всего-то. — Женщина пожимает плечами. — Я однажды видела, как такое проделали со скаковой лошадью.
— Сука!
Гербо предпринимает попытку подняться.
Она пинком возвращает его в исходное положение.
— Цыц! Или скажу твоим дружкам, что тебя уложила девка.
— Он только потому злится, что проиграл, — объясняет Шарль. — Теперь ему еще завтраком нас угощать.
Смеясь и качая головой, женщина неожиданно срывает с себя плащ и протягивает его мне. Только сейчас я замечаю, что по пояс гол и мой торс покрыт порезами, ссадинами, синяками и укусами. Замечаю я и кое-что еще: подкладка плаща ярко-алого цвета. Как гребешок у петуха.
— Вы, — зачарованно произношу я. — Вы следили за нами. Много дней.
— А если и следила, так что? Вы же не думаете, что он позволит вам шастать по Парижу без присмотра?
Уточнять, кто такой «он», нет нужды. Видок, как Бог, является последней инстанцией.
— Он же не дурак, — продолжает женщина. — Кто угодно, только не дурак. Но вы, доктор, кажется, меня не узнаете.
Я лишь остолбенело качаю головой.
— Я Жанна Виктория. Девушка Арно Пулена.
Кусочки головоломки начинают складываться в картину. Вор, который ограбил Леблана. Жуткое логово в Маре. Заваленное тряпьем, краденой обувью и ломаной мебелью, где на перевернутой сковороде…
— Ребенок, — выпаливаю я.
Здесь слишком темно, чтобы разглядеть ее глаза, но то, как она мгновенно отстраняется… это я вижу.
— Дочка сейчас с братом. В Исси. Ей там хорошо.
Достав серебряный свисток на цепочке, она прикладывает его к губам. Ответ не заставляет себя ждать: до нас доносится грохот сапог, приближающийся с каждой секундой.
— Жандармы будут здесь через минуту, — говорит она. — Отправляйтесь вместе с ними в караулку, доктор, вам там подберут новую одежду! Что до меня, пойду вздремну. Умаялась я с вами, мальчики, на сегодня хватит.
Она уже почти на середине переулка, когда я окликаю ее.
— Подождите! Мадемуазель! А что сказать…
Она стремительно возвращается.
— Передайте шефу, что Жанна Виктория сдержала свое обещание. Теперь его очередь.
Глава 36
ИСПОВЕДАЛЬНЯ ВИДОКА
— Она так сказала? — переспрашивает Видок.
Я киваю.
— Ишь, лиса, — мурлычет он. — Но подождите-ка, Гербо в самом деле назвал вас доктором?
— Он знал, кто я, это точно. И кто такой Шарль — тоже.
— Гм.
На его лбу прорисовываются глубокие морщины, и в течение долгого времени он молчит. Внезапно он весело произносит:
— А не потрясти ли нам дерево под названием Гербо? Глядишь, и получим какие-нибудь плоды. Знаете, не многим штатским удается поприсутствовать на допросе. Мне следует взять с вас плату за вход, Эктор.
Так я узнаю, каково это — быть подозреваемым. Через подвал «Шестого номера» Видок проводит меня в «преддверие». Там на столе разбросаны пыточные инструменты — ножные кандалы, кожаные плетки, наручники, а по стенам развешаны картины соответствующего содержания: на одной изображена виселица с повешенным, на другой — работающая гильотина. К тому времени, как мы добираемся до допросной, я готов сознаться в любом грехе, который когда-либо совершал, а также в некоторых, совершать которые и не думал.
Гербо, напротив, выглядит так, будто смирился с близкой смертью. Когда мы входим, он сидит, опустив голову, и не отвечает ни на какие вопросы. Вдруг он вскидывает лицо и оскаливается.
— Мне все равно болтаться на виселице. Зачем я буду вам отвечать?
Видок легко кладет руки на бычьи плечи Гербо.
— У тебя ведь есть дружок?
Лицо Гербо едва заметно каменеет.
— Ты, кажется, познакомился с ним в Ла Форс. Как, бишь, имя мальчика? Ах, Ветту! Душка. По слухам, он только потому уцелел, что за него заступился такой большой сильный петух, как ты. И если сейчас — чем черт не шутит! — он вдруг опять туда угодит, без тебя, своего защитника, ох, Гербо, меня просто холодный пот прошибает при мысли, как несладко ему придется.
Видок пробегает пальцами по плечам и шее заключенного. Его голос звучит легко, как утренний ветерок.
— У Ветту такая нежная кожа. Такая мягкая белая шея.
Кандалы на ногах Гербо гремят, как ящик с монетами. Он делает попытку встать, но Видок вдавливает его обратно в стул.
— Хотя, конечно, он всегда может найти себе другого петуха…
В ответ Гербо оседает, словно его ударили дубиной.
— Что вы хотите знать?
Видок усаживается в кресло.
— Расскажи мне о Месье.
Это началось, сообщает Гербо, через два дня после побега из Ла Форс. Он скрывался в квартире Ветту на улице Жакель. Вдруг портье принес записку на его имя.
— Портье? Ты его знаешь?
Не знает.
— И ты ничего не заподозрил?
Ясное дело, заподозрил. Но показать записку Ветту все равно не мешало.
— И что говорилось в записке?
Говорилось, дескать, приходи в три тридцать в исповедальню Сен-Сюльпис, в ту кабинку, что ближе всех к купели. За то, что придешь, получишь два луидора — и гораздо больше после дела. Подписано: Месье.
— Ты, конечно, не сохранил записку.
Сжег.
— И ты пришел, как было сказано?
Ясное дело, пришел. Думаете, беглым каторжникам часто предлагают работу?
— И там тебя поджидали деньги?
Поджидали. Причем настоящие — думаете, стреляный воробей Гербо не попробовал золотые на зуб?
