Каро Рэмси - Распятие невинных
— Все? — переспросила Костелло. — Мне так не кажется, Трейси. Давай все еще раз с самого начала.
— Ну, мне кажется, что она хотела быть такой, как я, — заявила Трейси без ложной скромности.
— Хотела быть как ты? — удивилась Костелло.
— Ну да, вы что — не расслышали?
— Нет, просто непонятно.
— Послушайте, мне восемнадцать лет, я буду в этом бизнесе до тридцати, а заработанного мне хватит, чтобы потом устроить свою жизнь. У меня есть план. Для меня это — трамплин.
— Ты знаешь, сколько раз я это слышала? — устало спросила Костелло.
— Могу представить, но я умная: не принимаю наркотики, выкуриваю только десять сигарет в день, пью не часто. У меня есть постоянные клиенты. Я коплю на вступительный взнос за квартиру, потом перееду в другой район и через пять лет буду работать в центре города, на Принцесс-сквер. Там платят настоящие деньги.
— В качестве кого ты там будешь работать? Только не говори про экзотических танцовщиц. — Костелло опять вздохнула. — Все знают, что это такое.
Трейси начала терять терпение.
— Послушайте, я умею держаться в обществе и не подвожу людей. Я знаю, как себя вести. Я собираюсь стать гидом. Там платят настоящие деньги. — Она поняла, что начала повторяться. — Мои услуги дорого стоят, но я хороша в деле. Это бизнес. И я добьюсь своего.
— А Арлин?
— Она была обыкновенной проституткой. Занималась этим прямо на аллее. Она родила и испортила фигуру. Я говорила ей, что если она похудеет и станет блондинкой, то будет зарабатывать больше. Я пошутила, а она восприняла это всерьез. Она ко всем моим словам относилась всерьез. Умом она не отличалась. Она пьет — пила — слишком много, одно время даже подсела на наркотики. У нее не было будущего. Я шла наверх, она катилась вниз, вот и липла ко мне. Но иногда бывала очень забавной. Это все, конец истории.
— Она записалась на курс самоусовершенствования?
Трейси фыркнула, подавившись кока-колой.
— Извините, не в то горло… — Она откашлялась. — Она была дурой и вбила себе в голову, что если переедет в квартиру получше, то начнет зарабатывать больше. Ее сын — Райан, кажется, — с ней не жил, потому что квартира была сырой, а он астматик, не говоря обо всем остальном. Чтобы появился шанс переехать на другую квартиру, она должна была записаться на какую-нибудь программу и сменить профессию. Тогда бы ей вернули сына. Ей нужен был поручитель — кто-нибудь, кто мог засвидетельствовать, что она встала на путь исправления.
— А хоть что-нибудь из этого было правдой?
— Не думаю, — ответила она и добавила: — Нет, все именно так, как я сказала. Послушайте, эти придурки в приюте принимали все за чистую монету. Так ей и надо.
— Где, в «Фениксе»? И с кем она там общалась?
Трейси покачала головой:
— Он был приятным, голос хороший. Она сказала, что его можно брать тепленьким. — Трейси поерзала на стуле. — Может, выйдем покурить?
— Он не курит, — отрезала Костелло. — Что значит — «его можно брать тепленьким»?
— Такие мужчины наивны. Вы можете сказать, что он приставал, слегка припугнуть. Многие предпочитают заплатить, чтобы только от них отвязались. Но это такая игра, верно? Никто не страдает.
— Думаю, что кто-то играет совсем в другие игры, где есть пострадавшие.
Трейси опять пожала плечами:
— Послушайте, я знаю, что она фотографировалась, а потом отдала размножить снимки, как открытки.
— Что за открытки?
— Ну, где она одета как школьница, в черный пояс с чулками. Будто мужчинам это сейчас интересно. Она считала, что так сможет привлечь клиентов посолиднее. Я же говорю — не от большого ума. Такого добра кругом полно.
— И что она собиралась делать с открытками? Разложить по телефонным будкам?
— Типа того.
— Очень современно.
Трейси рассмеялась.
— Я заказала себе портфолио в студии, и она решила, что это то же самое.
— Как ни крути, очень надежный способ оказаться убитой. — Костелло встала. — Окажи нам услугу, Трейси: держись пока подальше от улицы, мы очень заняты. Я не хочу видеть твое изуродованное лицо в морге. Договорились? Будь осторожна, — добавила она весело. — Пошли, Вик.
— Да, Вик, ступай, пока. — Трейси помахала ему пальчиками.
Костелло закатила глаза и вздохнула.
Ровно в восемь вечера преподобный Шанд позвонил Андерсону из маленького отеля неподалеку от Менорки. Голос в трубке принадлежал человеку, который провел в Глазго всю свою жизнь, слышал и знал буквально все. Он не удивился, что его разыскали — в конце концов, он сам оставил телефон дочери. Андерсону показалось, что наблюдение за птицами — его подлинное призвание. Он добросовестно записал все, что рассказал ему Шанд, пытаясь понять, что общего было у священнослужителя и его пернатых друзей.
К концу беседы он узнал немало интересного о птицах Балеарских островов и еще больше — об Элизабет-Джейн Фултон. Каждая отдельная деталь, казалось, имела смысл, но вместе они никак не складывались в общую картину. Он забрал записи, нашел свободный компьютер и сел печатать отчет, надеясь, что на бумаге все обретет какой-то смысл.
В десять часов вечера Андерсон все еще сидел в участке. В комнате было шумно, и он стукнул степлером по столу, призывая к тишине, но привлечь внимание присутствующих ему так и не удалось. Он сделал вторую попытку и постучал ложкой по кружке. Стало потише, но не намного.
— Вы можете прерваться на минуту? — постарался он перекричать телефонные разговоры и шум принтеров. Двое полицейских закончили разговор по телефону и, записав номера, пообещали перезвонить через пять минут. У Вингейта было более реальное представление о том, сколько времени займет совещание, и он позвонил на коммутатор, попросив не переводить звонки в течение получаса. — Ладно, мальчики и девочки, минуту вашего внимания, и половина из вас сможет отправиться домой. Видит Бог, времени у нас нет совсем. Мы разрабатываем две перспективные линии, и сделать предстоит немало. Сейчас Литлвуд введет вас в курс последних событий, но прежде я хотел вам сказать следующее. — Он дождался полной тишины. — Это дело вызывает особый интерес у прессы. Журналисты раздувают любую информацию. Баттен считает, что такая позиция средств массовой информации укрепляет самомнение Кристофера Робина, дает ему чувство превосходства. Он расценивает это как подтверждение, что Бог на его стороне. Мы с Костелло и доктором должны сейчас переговорить. Литлвуд, остаешься за старшего; если я понадоблюсь, позови.
— А с каких это пор доктор Баттен стал начальником?
— Спроси лучше — почему.
Хотя на двери столовой висела табличка «Закрыто на уборку», было видно, что со времени последней здесь побывало не меньше двух смен. Грязные тарелки и разбросанные подносы наглядно свидетельствовали об этом.
— Отлично, — сказал Баттен. — Телефонов нет, никто не отвлекает, никто не мешает.
— Еды тоже нет, — пробурчала Костелло.
Баттен открыл кожаный портфель и стал выкладывать на стол содержимое. Костелло посмотрела на часы. День уходил, а она еще многое не сделала и ей нужно было время, чтобы поразмышлять о Шоне Мактайернане и Труде, составить ясную картину. Она была уверена, что та девушка с аллеи — Труда. Она нашла отличного помощника в лице Вингейта, который с удовольствием выуживал из компьютера все, что ей требовалось, и не задавал лишних вопросов. Сейчас он искал информацию о жизни Труды Сванн начиная с момента ее рождения, но пока ничего нового узнать не удалось, за исключением одного: ее настоящее имя — Гертруда, причем записано так, как принято в голландском языке. Все остальное уже было известно, а за последние годы информации не прибавилось — девушка как будто исчезла. Это особенно заинтриговало Костелло.
— Вингейт сообщил, что ты собираешь сведения о девушке по имени Труда, — сказал Баттен, будто прочитав ее мысли.
— Просто проверяю все, что связано с Мактайернаном, — ответила она честно.
— Может, ты нас просветишь? — спросил Андерсон.
— Да, почему она тебя интересует? — не унимался Баттен.
— Труда Сванн — с двумя «н» — сирота, в возрасте шестнадцати лет покинула приют «Добрый пастырь» и исчезла. А это очень непросто. Вингейт пытался выяснить имя адвоката, который интересовался ее делами, но уперся в стену — ему назвали немыслимое количество законов и постановлений, по которым эта информация не подлежит разглашению. Вингейту не удалось ничего узнать ни о смене имени, ни об изменении гражданства. Данных о смерти тоже нет. Одна женщина из персонала, которая работала в то время, вспомнила, что от этого адвоката тянулась ниточка к другому.
Баттен кивнул, как бы соглашаясь, что это представляет интерес, но вдаваться в подробности не стал.
Вошел Малхолланд, как всегда свежий и элегантный, а за ним — хмурый Макалпин.
