Ингер Фриманссон - Тень в воде
– Криста? – повторила она, голос сорвался, и она разрыдалась.
Девочка сидела за кроватью, прижав белые пухлые руки ко лбу Она прерывисто вздыхала и дрожала. Ариадна пробралась к ней, залезла на кровать, склонилась к дочери и в ту же секунду от сильного толчка повалилась на гору белья.
– Уходи! – выкрикнула девочка.
Ариадна поднялась на колени.
– Криста!
– Уходи!
И тогда она ударила. Господи прости ее, но она ударила. Всей ладонью по детской щеке – раз, другой, третий. Криста уродливо и беззвучно разинула рот.
– Прости меня, Криста, мне пришлось, у тебя была истерика.
Ей удалось схватить дочь за плечо и вытащить на середину комнаты. Девочка не сопротивлялась, двигаясь безвольно, как сомнамбула, как тяжелое, лохматое животное. Ариадна отвела ее в гостиную, усадила на диван, уселась рядом. На улице уже стемнело. Оконное стекло расчертили струи дождя.
Ариадна крепко обняла дочь, шепча разные слова на своем родном языке, напевая детские песенки, которые пела Кристе в детстве – втайне от Томми, которому это не нравилось. «Она должна говорить на нормальном шведском, не хватало только какого-то дикого диалекта. Она и так отсталая на фоне остальных».
Мало-помалу девочка расслабилась.
– Какой дождь, – сказала Ариадна. – Ты слышишь, какой дождь?
– Угу.
– Приятно сидеть в тепле.
– Угу.
– Вы с папой…
– Папа умер! – закричала девочка. – Я знаю, что папа умер!
– Звонил врач, они не смогли его спасти.
– Я знаю.
– Да.
– Мы были в лесу, он радовался, я любила, когда папа радовался.
– Да, милая, – бесцветным голосом отозвалась Аридна. – Я тоже любила.
Криста заплакала. Ариадна расплакалась вместе с ней, затем отвела в спальню, переодела дочь во фланелевую пижаму, достала свою ночную рубашку и забралась в двуспальную кровать вместе с Кристой. Дождь громко стучал по крыше, усыпляя, точно колыбельная. Девочка лежала в объятиях матери – уже не ребенок, а почти взрослая женщина. Казалось, она немного успокоилась, лишь изредка прерывисто вздыхала и вздрагивала.
– Где сейчас папа? – внезапно спросила Криста в темноте.
– В комнате, в больнице.
– Как думаешь, ему холодно?
Ариадна покачала головой:
– Не думаю. Папе хорошо там, где он сейчас.
– Ты правда так думаешь?
– Да. И знаешь… папе приходилось нелегко. А теперь ему больше не надо мучиться.
– Это из-за меня? – еле различимо спросила Криста, уткнувшись в подушку.
– То есть как?
– Грибы!
– Нет, нет, это не из-за грибов. Как ты могла подумать, конечно, это не из-за грибов.
– Он показал мне, – пробормотала Криста. – Я трогала пальцами, чтобы запомнить, какие они должны быть. Я даже их нюхала, они пахли мхом и дождем, все грибы так пахли, одинаково, дождем и мхом.
Ариадна обняла дочь еще крепче, уткнув лицо между ее лопаток.
– Это не из-за грибов, – повторила она.
Рано утром в воскресенье со двора донесся хруст гравия под колесами автомобиля. Ариадна мгновенно проснулась. Ночью она почти не спала, больше лежала, прислушиваясь в ожидании шагов и звуков, будто он мог вернуться в любой момент. В полузабытьи он приснился ей: искаженное злобой лицо, нависшее над ней. «Что ты наделала, сука клятая?!» Она проснулась, взмокшая от пота, но не смела встать, даже пошевелиться боялась.
Теперь же она вскочила и надела халат.
– Что такое, мама? – спросила перепуганная Криста.
Ариадна осторожно отодвинула занавеску За окном стояла незнакомая черная машина. Из нее выбрался мужчина с букетом цветов в руках. Когда он подошел ближе к дому Ариадна узнала Юнаса Эдгрена, коллегу Томми.
– Это папин знакомый, – сказала Ариадна. – Лежи не вставай. Я выйду к нему.
– Можно войти? – спросил гость, когда Ариадна высунула голову в дверь.
– Ой, извините, я не одета.
– Неважно. Я просто на минутку, сказать пару слов.
Ариадна открыла дверь. Гость снял ботинки – такие же, как у Томми. Увидев их, Ариадна вздрогнула. Он пожал ее руку.
– Я принес цветы – лучше найти не удалось, в такое время открыты только автозаправки, а у них выбор не ахти…
– Спасибо, – выдавила Ариадна.
Она провела гостя в комнату.
– Посидите здесь, я сейчас приду.
Вернувшись в спальню, она натянула на себя брюки и пуловер. Криста лежала в постели.
– Кто это? – спросила она.
– Папин друг. Оставайся пока здесь. – Она наклонилась и поцеловала дочку в щеку. – Я люблю тебя, Криста.
Молчание в ответ.
Юнас Эдгрен ждал в гостиной. Сцепив руки за спиной, он рассматривал фотографии в рамках, стоящие на стеллаже. Маленькая Криста. Криста держит кошку. Свадебная фотография Томми и Ариадны.
– Хотите кофе? – поспешно предложила она.
– Нет, спасибо, ничего не надо.
Она набрала воды в вазу и поставила цветы на стол: гвоздики и какие-то сухие цветы, названия которых она не знала. Один бутон сломался в пути. Юнас Эдгрен взял в руки свадебное фото.
– Тяжелое утро, – сказал он. – Очень тяжелое.
Она мотнула головой.
– Откуда вы узнали?
Он поставил снимок на место и подошел к ней.
– Ариадна. Я полицейский.
Жаль, что она не успела причесаться и замаскировать следы на лице. А теперь все было как было. Он протянул руку и осторожно коснулся синяка под ее левым глазом, долго не отводя взгляда. Она смотрела прямо, не уклоняясь.
– Мы с Томми знали друг друга много лет, – сказал он. – Точнее… иногда думаешь, что знаешь человека.
Она молчала.
– Как вы? – спросил он.
И тогда Ариадна заплакала. Юнас шагнул вперед, чтобы обнять ее, но она отвернулась. Сунула руку в карман в поисках носового платка.
– Присядем. – Он положил руку на ее локоть. – Пойдемте, сядем. А ваша дочь? Где она?
– Спит. Точнее… лежит, сегодня мы спали вместе, в спальне.
– Как она переживает то, что случилось?
– Плачет.
– Ариадна, я хочу, чтобы вы рассказали, что произошло. Можете?
Она рассказала все с самого начала. Поход за грибами, ужин.
– Все ужасно, – прошептала она.
– Понимаю.
– Он так мучился. А я… не могла помочь. Совсем… как это называется… бессильная.
– А лекарство? Я знаю, что он всегда носил его в рюкзаке. Шприцы с адреналином и таблетки.
– Мы искали, не нашли.
Он вопросительно взглянул на нее.
– Мы переворачивали весь дом. Нигде.
– Странно.
– Можете представить, смотреть и ничего не можешь сделать. Как это.
– Да.
– А потом приехала «скорая». Мне казалось, прошло несколько часов.
– Что же это могло быть? У него аллергия на просо, это я знаю. Но его он избегает. Что-то еще, о чем я не знаю? Хлеб, который вы ели? Что это был за хлеб?
– «Крестьянский к завтраку». Он ел много раз.
– Больше ничего?
– Нет. Не знаю, кажется, нет.
– Пакет, в котором лежал хлеб, сохранился?
– Кажется, да. В кухне.
– Я заберу его с собой, не возражаете?
– Конечно.
– Может быть, у него развилась какая-то новая аллергия. Так бывает, я слышал. Одна аллергия влечет за собой другую.
– Может быть.
– Очень, очень печально. Непостижимо. Придется делать вскрытие, чтобы понять, что это было. Хотя это уже никому не поможет. Ни ему, ни нам.
– Да, – тихо повторила она. – Не поможет.
Юнас Эдгрен подвез Ариадну и Кристу в больницу после того, как они привели себя в порядок. Он повторил слова врача: последняя встреча облегчит осознание утраты. Когда они вышли во двор, он приблизился к машине Томми и заглянул внутрь. У Ариадны пересохло во рту. Она услышала, как он ее зовет.
– Да?
– Идите сюда, посмотрите.
Она послушно подошла к «БМВ», посмотрела на заднее сиденье, куда указывал его палец.
– Видите?..
– Ох… его рюкзак.
– Наверное, забыл отнести его в дом.
– Да.
– Как же он не вспомнил?
– Да, странно, – прошептала она. – Он всегда берет рюкзак…
Коллега Томми проводил их. Ариадна не была уверена, что справится без помощи.
Они шли длинными подземными больничными коридорами с клочьями пыли вдоль стен. Ариадне казалось, что они никогда не придут. Шаги отзывались головной болью. Она приняла пару таблеток, но лекарство еще не подействовало. Криста шла между взрослыми, держа обоих за руки. Она была бледна, едва отвечала, когда Юнас Эдгрен заговаривал с ней.
В комнате горели две лампы. Он лежал на обычной больничной койке, наполовину укрытый желтым одеялом. На нем была обычная одежда – та же, что накануне. Футболка в следах рвоты. Лицо укрыли маленьким полотенцем, а руки – большие, жесткие руки – аккуратно скрестили на груди. Кто-то вложил в них красную, уже поникшую розу.
– Томми… – прошептала она.
Рядом слышались прерывистые всхлипывания Кристы. Юнас Эдгрен обнял девочку, поднес ее руки к мертвому телу.
– Это твой папа, дружок, твой папа Томми. Он лежит так спокойно и мирно, не бойся, ничего опасного, ничего. Мы просто погладим его на прощание, чтобы он почувствовал, что мы… что мы с ним.
