Стивен Кинг - Кто нашел, берет себе /Что упало, то пропало/
— Только Барбс сказала, что Джером в Пенсильвании, и вместо него я должен поговорить с вами, потому что вы работали в полиции. — Она смотрит на него величезными, полными слез глазами.
Сауберс, рассуждает Ходжес. Так, хорошо. Имени его вспомнить не может, но фамилия забыть трудно, и он знает, почему звякнул то колокольчик в памяти. Сауберс был одним из пострадавших у Городского Центра, когда Хартсфилд въехал в толпу желающих устроиться на работу.
— Сначала я хотела поговорить с тобой сама, — вставляет Барбара. — Мы так с Тиной договорились. Ну, типа, знаешь, прощупать тебя и понять, захочешь ты помогать. Но сегодня Тинси пришла ко мне в школу, и она была так расстроена …
— Потому что с ним хуже! — Взрывается Тина. — Я не знаю, что произошло, но с тех пор, как он отрастил эти глупые усы, с ним что-то происходит! Он говорит во сне — я слышу его, — он худеет, у него снова прыщики появились — на уроке здоровья учительница говорит, что это может быть из-за стресса, — и … и … Мне кажется, иногда он плачет. — Это, похоже, ее поражает, что она не может овладеть так, как это ее старший брат может плакать. — Вдруг он что-то себе сделает? Вот чего я на самом деле боюсь, потому что подростковые самоубийства — это большая проблема!
«Еще интересные сведения из урока здоровья», — полагает Ходжес. Хотя это действительно так.
— Она не придумывает, — говорит Барбара. — Это удивительная история.
— Так давай ее послушаем, — подхватывает Ходжес. — С самого начала.
Тина делает глубокий вдох и начинает.
20Если бы его спросили, Ходжес сказал, что вряд ли рассказ тринадцатилетней девочки может его удивить и даже поразить. Но он поражен. Да что там поражен, потрясен! И он верит каждому слову. Все это слишком нелепо, чтобы быть выдумкой.
Под конец рассказа Тина заметно успокоилась. Ходжесу это знакомо. Для души исповедь может быть как полезной, так и нет, но то, что она успокаивает нервы, это бесспорно.
Он открывает дверь в прихожую и видит, что Холли сидит за своим рабочим столом и раскладывает «Солитер» на компьютере. Рядом с ней стоит сумка, набитая таким количеством энергетических батончиков, что их хватило бы, чтобы пересидеть осаду Зомбак.
— Холли, иди сюда, — говорит он. — Ты мне нужна. И это захвати.
Холли неуверенно входит в кабинет, бросает взгляд на Тину и, похоже, остается довольна увиденным. Обе девочки берут по одному батончику, что, кажется, успокаивает Холли еще больше. Ходжес и себе берет батончик. Салат, который он съел на обед, как будто провалился в люк месяц назад, а бургера вообще как и не было. Ему до сих пор иногда снится, как он входит в «Мак Ди» и заказывает все их меню.
— Классно, — говорит Барбара, жуя. — У меня малиновый. А у тебя какой, Тинси?
— Лимонный, — отвечает та. — Действительно, вкусно. Спасибо, мистер Ходжес. Спасибо, мисс Холли.
— Барбс, — говорит Холли, — а твоя мама как считает, где ты сейчас?
— В кино, — отвечает Барбара. — На «Ледяном сердце», на этот раз на версии для пения. Его ежедневно крутят в «семерке» уже не помню, как долго. Она переводит взгляд на Тину, и Тина заговорщически закатывает глаза. — Мама говорила нам ехать домой на автобусе, но нам нужно вернуться самое позднее в шесть. Тина ночует у меня.
«Это дает нам немного времени», — полагает Ходжес.
— Тина, я хочу, чтобы ты еще раз это все рассказала для Холли. Она моя помощница и умный человек. Плюс умеет хранить тайны.
Тина снова рассказывает свою историю, теперь она спокойна, и вспоминает новые подробности. Холли внимательно слушает, ее аспергеровский тик почти не проявляется, как обычно бывает, когда она чем-то очень увлечена. Только пальцы тревожно двигаются, барабаня по бедрам, как будто она набирает текст на невидимой клавиатуре.
Когда Тина заканчивает, Холли спрашивает:
— Да, деньги начали поступать в феврале 2010?
— В феврале или марте, — говорит Тина. — Я помню, потому что наши родители тогда постоянно ссорились. Папа остался без работы … И с ногами у него было очень плохо … И мама кричала на него за то, что он курит, считала, сколько стоят сигареты …
— Я ненавижу, когда кричат, — деловито произносит Холли. — Меня воротит от этого.
Тина бросает на нее благодарный взгляд.
— А этот разговор о дублонах, — вставляет Ходжес. — Он была до или после того, как пошел денежный поезд?
— До. Но незадолго. — Отвечает она без колебаний.
— И пять сотен поступали ежемесячно, — уточняет Холли.
— Иногда чуть быстрее, недели за три, иногда дольше. Когда денег не было больше месяца, родители начинали думать, что это все. Однажды, помню, мы ждали недель шесть, и папа тогда еще сказал маме: «Хорошенького понемногу, и на том спасибо».
— Когда это было? — Холли подается вперед, глаза горят, пальцы замерли. Ходжес обожает, когда она такова.
— М-м-м… — Тина морщит лоб. — Точно, около дня моего рождения. Когда мне исполнилось двенадцать. Пит тогда на мой праздник не пришел, потому что это было на весенних каникулах, и его друг Рори пригласил его поехать в Дисней Ворлд. Это был плохой день рождения, я ему завидовала, что он уехал, а я …
Она замолкает, смотрит сначала на Барбару, затем на Ходжеса, наконец на Холли, которую она, похоже, уже назначила мамой-уткой.
— Поэтому деньги задержались! Так? Потому что он был во Флориде!
Холли смотрит на Ходжеса, едва заметная улыбка трогает уголки ее губ, потом она снова сосредоточивает внимание на Тине.
— Вероятно. И всегда двадцатками и полтинник?
— Да, я много раз видела эти деньги.
— И когда они перестали поступать?
— В прошлом сентябре. Предположительно, когда в школе начались занятия. Тогда пришла еще и записка, нечто вроде: «Это последнее, к сожалению, больше не будет».
— А как ты сказала брату о своих подозрениях относительно него?
— Вскоре после этого. Он так и не признался, но я знаю, что это он. Возможно, это я виновата со своей болтовней о Чапел-ридж … А он говорил, жаль, что денег нет, и как он хотел бы, чтобы я поступила … Наверное, он что-то натворил и теперь жалеет, но уже слишком поздно о — о!
Она снова начинает плакать. Барбара занимает ее и что-то успокаивающе мычит. Пальцы Холли снова начинают двигаться, но больше ничем своей озабоченности она не выдает, она погружена в размышления. Ходжес так и представляет, как в ее голове вращаются шестеренки. У него есть свои вопросы, но пока он предпочитает, чтобы разговор вела Холли.
Когда плач Тины успокоился до шмыганья носом, Холли заговорила:
— Ты сказала, что когда однажды вечером зашла к нему, он сидел с записной книжкой и странно себя повел. Он положил его под подушку?
— Да.
— Это было ближе к окончанию денег?
— Думаю да.
— Это был его школьный блокнот?
— Нет. Он был черного цвета и довольно дорогой на вид. На нем еще была такая резиновая полоска, которая его снаружи охватывала.
— У Джерома есть такие, — говорит Барбара. — Они сделаны из молескина. Можно мне еще батончик?
— Хватай — позволяет Ходжес. Он берет со стола планшет и быстро вбивает в поисковик слово «молескин». Потом снова смотрит на Тину. — Может, это была бухгалтерская книга?
Тина хмурится, разворачивая батончик.
— Не понимаю.
— Вдруг он к ней записывал, сколько и когда денег выплачено и сколько осталось?
— Может быть. Но это больше похоже на дневник.
Холли смотрит на Ходжеса. Он кивает ей: продолжай.
— Отлично, Тина. Ты — потрясающий свидетель. Правда, Билл?
Он кивает.
— Да, хорошо. Когда он отпустил себе усы?
— В прошлом месяце. Хотя, может, и в конце апреля. Мама с папой говорили ему, что это глупо, а папа сказал, что он выглядит, как пижон — не знаю, что это такое, — но он отказался их брить. Я думала, это у него переходный период. — Она возвращается к Барбаре. — Ну, помнишь, как, когда мы были маленькими, ты пыталась обрезать себе волосы, чтобы быть похожей на Ханну Монтану.
Барбара кривится.
— Лучше не вспоминай. — И Ходжесу — У моей мамы тогда от этого крышу снесло.
— И с тех пор он не в себе, — продолжает Холли. — После этих усов.
— Сначала не так сильно, хотя даже я тогда видела, что он нервничает. Эти последние две недели он такой напуганный. А пока и я напугана. Мне, действительно, по-настоящему страшно!
Ходжес смотрит на Холли, проверяя, не хочет ли она еще что-то добавить. Она глазами показывает ему — твоя очередь.
— Тина, я готов взяться за это, но сначала придется поговорить с твоим братом. Ты же понимаешь это, да?
— Да, — шепчет она и осторожно кладет свой второй энергетический батончик, укусив только раз, на ручку кушетки. — Господи, он меня убьет.
— Тебя это, возможно, удивит, — говорит Холли, — но он, наверное, будет только рад, если кто-то посторонний разберется с его делом.