Джесси Келлерман - Беда
Отец ухнул, как бы подтверждая: уж ты-то понимаешь.
Еще три ступеньки — и они в кабинете, в шестиугольной пристройке к дому. В будние дни кабинет содержится в образцовом порядке, но сейчас оброс газетами, бутылочками с клеем, крошечными, с наперсток, горшочками красок. На столе раскиданы страницы инструкции. Посреди хаоса — сверкающий голубизной кукольный дом высотой в метр и еще не просохший от краски.
— Хотел вручить Гретхен перед обедом, — сказал отец, — но придется отложить до Рождества. Окна пока не вставлены и… — он предъявил черепицу из пробки, — эти штуки не держатся на клею, уж не знаю почему. Как думаешь?
Джона понятия не имел.
— Дом потрясающий, папа.
— Вернулись в прошлое. Сто пятьдесят лет назад все приходилось делать собственноручно или покупать у ремесленника. Потом началась индустриализация, все товары производились на конвейере. И вот мы вновь вернулись к поделкам. Твоя сестра шьет лоскутные одеяла, слыхал?
— Да быть не может.
— Сшила одеяла для будущего ребенка. Потому я строю Гретхен кукольный домик, чтобы ей не было обидно, когда маленький родится, и ей уже не достанется столько всеобщего внимания. Родители должны быть предусмотрительны на этот счет. Мы с твоей мамой об этом много думали.
— Значит, будет мальчик? — переспросил Джона.
Отец замер с открытым ртом. Потом попросил:
— Ты потом притворись, будто не знал.
В тот день Джона помогал матери делать картофельное пюре, отцу — экспериментировать с клеем, сестре и зятю — возиться с малышкой. Они отпустили на весь день няню, однако Гретхен продолжала ежеминутно требовать ее к себе.
— Хочешь, я тебе почитаю? — предложил Джона.
— Да-лин.
— Дядя Джона прочтет тебе «Большое-пребольшое состязание Сэди».
— Да-лин.
Джона усадил племянницу к себе на колени и раскрыл книгу. Внутри, как и в машине Кейт, красовались яркие пятна со сладковатым запахом, как изо рта диабетика.
— Целая серия, — пояснила Кейт. — Всевозможные приключения Сэди и ее друзей.
— Ли-кю-те-ни, — выговорила Гретхен.
Сэди оказалась сиренью. Вместе со своими друзьями — лилией Лилей, геранью Гертрудой и хризантемой Христиной — она пускалась в странные и головокружительные приключения. «Большое-пребольшое состязание», третий выпуск из сорока с лишним, описывал борьбу героинь за первое место в конкурсе красоты. Большое-пребольшое состязание обернулось большим-пребольшим бедламом, награду за первое место не получил никто, а мораль: главное не победа, а дружба.
Джона с удовольствием бы почитал, но Гретхен опережала его на каждом слове.
— Неужели она уже научилась читать? — изумился он.
— Нет, конечно. Затвердила наизусть. Дарлин читает ей это по сто раз в день.
— Да-лин, — подтвердила Гретхен.
— Она сама читает, — откликнулась из кухни бабушка. — Девочка — вундеркинд.
— Ву-де-кина.
— Мы с Эрихом называем это «большим-пребольшим занудством Сэди».
— Да-лин!
— Ее сегодня нет, моя хорошая. У нее выходной.
— Вы-хо-дой.
— Правильно. И у тебя тоже праздник. И у мамы с папой, и у бабушки с дедушкой, и у дяди Джоны. Вот мы все и собрались! Вот! Где мы собрались?
— Баушка.
— Правильно, в доме бабушки. А мы где живем?
— Контику.
— Правильно! Умничка. А это кто?
Гретхен вывернула шею и покосилась на Джону.
Тот широко-широко раскрыл глаза:
— Привет, Гретхен. Знаешь, как меня зовут?
— Да-лин.
— Дарлин?
— Да-лин.
— Дарлин? Нет, я не Дааарлиииин…
Он подхватил девочку, защекотал ее, так что малышка побагровела и забила от удовольствия ногами. Потом вывернулась, убежала к маме, спряталась за ее ногой.
— Ты ей понравился, точно. Она щекотать не дается, царапается. Уж поверь. — Кейт продемонстрировала белые метки возле пробора. — Нет, маленькая, мама тебя на ручки взять не может. Мама себе позвоночник сломает.
— Да-лин!
— Это дядя Джона. Скажи: дядя Джона.
— Бальсое-пибальсое сизане Сэди!
— Дядя Джона тебе почитает, если назовешь его по имени. Скажи: дядя Джона.
Гретхен извивалась.
— Скажи: дядя Джона.
— Эй, Гретхен, — заговорил Джона, — меня зовут дядя Джона.
Он пустился гоняться за ней по гостиной. Гретхен носилась кругами, вопя «дя Жона, дя Жона», топая ногами, размахивая короткими ручками, словно возбужденный пингвин.
— Молодец, — похвалила ее Кейт. — Дя Джона.
— Дя Джона! АААА! АААА!
— Вряд ли она поняла, что меня так зовут, — усомнился Джона. — Может, она решила, это значит «Отвали, сука».
— Овайи, тука.
Кейт застонала:
— Не ругайся при ней!
— Не ханжи, — посоветовал Джона. — Гретхен, скажи: «Мама, не ханжи!»
— Хаси, мама, не хаси!
— Братец!
— Байес! Хаси! ААААА!
Книжку до обеда перечитали трижды. Потом Гретхен задремала на диване, а вместе с ней и Кейт. Без четверти шесть мать спустилась со второго этажа, умытая, в шелковой блузе, при жемчугах. Она зажгла свечи на буфете и велела Джоне звать всех к столу.
Он прикоснулся ко лбу сестры. Та зашевелилась, зевнула, поцеловала его запястье.
— Не стоит ее тут оставлять, — заметила она, подразумевая обмякшую среди груды подушек Гретхен.
— Хочешь, уложу ее в кровать?
— Сама уложу. Пошли вместе.
По пути Кейт обвила Джону рукой за талию.
— Все как полагается, — шепнула она. — Семья в сборе.
ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА ЕДА
— Кому пирога?
— Я протяну ноги.
— Ты должна есть за двоих.
— А ем за девятерых.
— Все так вкусно.
— Приятно слышать, Эрих. Тыквенный или вишневый?
— И того, и того, пожалуйста.
— Джоне, конечно, тоже и того, и того по кусочку.
— Тыквенный будет в самый раз.
— Эрих, какой?
— Вишневый.
— Держи. Джоне передай.
— Мама, я же просил только тыквенный.
— Я не расслышала. Теряю слух на старости лет.
— Вот, Эрих, возьми у меня.
— Нет-нет-нет, ему я уже отрезала.
— Он и два съест.
— Ты что, на диете? Стив, наш Джона сел на диету.
— Я не сижу на диете.
— Ты на диете?
— Нет, я не…
— Может, у него кто-то есть?
— Кейт!
— Есть?
— Нет.
— Отчего так?
— Очень вкусный пирог.
— Спасибо, Эрих! Так почему у тебя нет подружки, сынок?
— Времени мало.
— Стив!
— Ммм!
— Когда мы познакомились, у тебя хватало времени на девчонок?
— Я выделял время.
— Может, он с медсестрой подружился? Тебе нравятся сестры?
— Кееейт!
— Что? Ах, придурок!
— Не брызгай взбитыми сливками, Джона, так себя за столом не ведут.
— Маааам?
— Не смей!
— Джона-бой, расскажи про свою медсестричку… Да маши ложкой сколько влезет, мне уже не страшно, штаны ты мне и так изгваздал.
— Она не медсестра.
— О! Стив, ты слышал? Наш сын женится на медсестре.
— Она не медсестра.
— Так где же она работает?
— Нигде.
— Ну где-то же должна? Или ты влюбился в безработную?
— Она не работает, потому что нет никакой… Ладно, хорошо. Она — слесарь.
— Великолепно, врач и слесарь. Две самые загадочные профессии.
— Эрих, пирога?
— Нет, спасибо. Все было очень вкусно.
— Приятно слышать. Так что, Джона?
— Нет никого. Честно.
— Вы слышали?
— Что?
Мать поднялась из-за стола:
— Кто-то позвонил в дверь.
— Джона-бой, — подключилась Кейт, — у моих однокурсниц есть сестры, живут в Сити. Все сплошь редактора, весят по сорок два кило. Интересуешься? Ты куда?
Он не ответил; он пошел следом за матерью, но застыл посреди кухни.
Поверить не могу: он ничего вам не сказал?
Прошу прощения, миссис Стэм. Мне так неловко. Я думала, он хотя бы упомянул… Десерт. Я вам привезла. Если это некстати…
Вовсе нет, вовсе нет. Жаль, конечно, что он ничего не сказал. О, как мило! Приятно познакомиться. Мы как раз дошли до десерта. Проходите.
В груди Джоны что-то отвалилось, как дно от переполненного ящика.
— Джона! — позвала его мать. — Почему же ты не сказал, что пригласил подругу?
24
— Знакомое лицо, — заметила Кейт. — Мы встречались?
— В Йеле.
— О! Вы и есть та подруга, которая училась в Йеле.
— Ты же не говорил, что у тебя новая подруга, — повторила мать. — А, Джона?
— Какого вы года?
— Того же, что и вы, — сказала Ив. — Но меня мало кто в универе замечал.
— Кейт знают все, — сказал Эрих.
— Не все. Но все равно спасибо, милый. В каком вы были колледже?
