Джон Харви - Ты плоть, ты кровь моя
– Боюсь даже думать, когда у него истек срок годности…
Через некоторое время они сидели на постели, опершись спинами о подушки. Хелен курила сигарету.
– Ну, – спросила она, – земля под тобой поплыла?
– Что?
– Так, кажется, говорят? Если было хорошо. Земля поплыла.
– Не знаю.
Она улыбнулась:
– Я это в каком-то журнале прочитала. Сто один способ описать собственный оргазм.
Элдер повернулся к ней, положив руку на плечо:
– И как же ты его опишешь?
Хелен рассмеялась:
– Думаю, половина нашей улицы провалилась к чертовой матери, вот что я думаю!
Он засмеялся вместе с ней, потом поцеловал ее, потом они еще немного поваляли дурака, но не слишком настойчиво – чего им обоим действительно хотелось, так это улечься рядышком, крепко обнявшись, что они и сделали.
Элдер так и не понял, кто из них уснул первым, но когда он проснулся, снаружи было вроде бы совсем уже темно, а Хелен лежала на нем, поперек, и из угла ее рта ему на грудь стекала тоненькая струйка слюны. Стараясь не разбудить, он укрыл ее одеялом и поцеловал в лоб. Он уже вовсю раздумывал над тем, что произошло и во что он ввязался. Хелен потянулась рядом и улеглась поудобнее, и он закрыл глаза, представив себе, как в отдалении поднимаются и опускаются морские волны, и стараясь больше вообще ни о чем не думать.
Должно быть, он снова уснул, потому что когда он открыл глаза, Хелен входила в спальню, одетая в купальный халат. В руках у нее был поднос. Она была внизу, в кухне, приготовила чай и тосты, принесла все наверх – заварочный чайник, чашки, блюдца, молоко, сахар, масло, все-все-все. В одном кармане халата у нее были две чайные ложки и столовый нож, в другом – маленькая баночка с вишневым джемом.
– Мне всегда это нравилось, а тебе? Тосты с джемом и чай в постели. Зимой, когда особенно холодно, я долго набираюсь мужества, потом бегу вниз, готовлю все это и приношу сюда.
– Значит, это не просто закуска после секса?
– Если б это было так, я бы давно уже умерла с голоду.
Поднос они установили на кровати между своими ногами, и Хелен наклонилась над ним, разливая чай.
– Было очень здорово, – сказал он, наклоняясь вперед и целуя ее. – Спасибо.
Она подняла на него глаза:
– Не надо меня благодарить, Фрэнк.
– Извини, я не хотел…
– Не хочу, чтобы обо мне думали как о некоей форме социальной помощи, вот и все. А теперь пей свой чай, пока не остыл. И постарайся не крошить в постель.
Налив по второй чашке, она сказала, улыбаясь одними глазами:
– Итак, ты действительно хотел мне что-то сообщить или приехал сюда вот за этим?
– Нет, я действительно хотел тебе кое-что сообщить. То есть это еще не очень точно, у меня нет неопровержимых доказательств, но я подумал, что тебе все равно следует об этом знать.
– Господи помилуй, о чем?
Он рассказал ей о своих подозрениях насчет ее дочери и Пола Латама, о косвенных уликах и об отрицательной реакции Латама. Хелен некоторое время ничего не говорила, а потом произнесла только:
– Надеюсь, он был с ней добр, вот и все.
– И все?
– Это было почти пятнадцать лет назад, Фрэнк. Какой смысл злиться сейчас?
– Ну, я думал, что он просто воспользовался…
– Если.
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что, как мне кажется, все это далеко не так просто. Кроме того, посмотри на нас самих. Вряд ли мы с тобой имеем право их судить.
– У нас с тобой нет ни перед кем никаких обязательств, мы ни с кем не связаны никакими узами, к тому же мы достаточно взрослые люди, чтобы понимать, что делаем.
– А тебе не кажется, что Сьюзен тоже была достаточно взрослой? Достаточно взрослой, чтобы понимать, что делает?
– Нет.
– Скажи-ка мне еще раз, сколько лет твоей дочери, Фрэнк?
– Это не имеет никакого отношения к делу.
– Сколько ей лет?
– Шестнадцать.
– И это, по-твоему, не имеет никакого отношения к делу?
– Не имеет.
– Ох, Фрэнк! – Она прижалась к его плечу. – Как ты думаешь, сколько мне было, когда родилась Сьюзен?
– Не знаю.
– Мне сейчас сорок семь. Вот и посчитай.
– Это совсем другое…
– Почему же?
– Тревор не был вдвое тебя старше.
– Нет, не был.
– Ну так…
– Фрэнк! – Она перекатилась на живот, закинув на него одну ногу и тряхнув поднос так, что на нем все задребезжало.
– Да?
– Не хочу я больше про это говорить.
– Хорошо.
Он еще немного полежал, обнимая ее, потом почувствовал, что глаза опять закрываются.
– Если я соберусь…
– Никуда ты не пойдешь.
– Я уже заплатил за ночь и завтрак.
– Ой, замолчи.
Направляясь в ванную, Элдер снял с кровати поднос и поставил его на пол.
– Можешь воспользоваться моей зубной щеткой, – сказала она ему вслед.
Когда пять минут спустя он вернулся, она уже спала.
Элдер осторожно забрался в постель и некоторое время лежал рядом с ней, прислушиваясь к незнакомым звукам, доносившимся от незнакомых, чужих домов, пока не перестал что-либо слышать.
33
Проснувшись, Элдер не сразу понял, где находится. Хелен уже оделась и спустилась в кухню готовить завтрак. Вчерашняя дыня была порезана на ломтики и разложена по тарелкам. Чайник только что вскипел, хлеб был порезан и готов для тостов. Еще больше тостов.
– А ты разговариваешь во сне, – сказала она. – Знаешь об этом?
– Что-то такое, что потом можно мне инкриминировать?
– Пока нет.
Он так на нее посмотрел, что она замерла, хотя и готовая засмеяться.
– Господи, Фрэнк! Да не беспокойся ты ни о чем! Ничего мне от тебя не нужно, понятно?
– Извини, я просто…
– Мы с тобой взрослые люди, не забыл? Это просто нечастый случай получить удовольствие. Нечастый для меня, во всяком случае. Я вовсе не собираюсь вешаться тебе на шею, так что не волнуйся. Так, у меня есть кофе, если хочешь. Растворимый. Или чай.
– Чай.
– Хорошо, иди в ту комнату и садись. Сейчас все принесу туда.
Было еще около восьми, но в гостиной уже стало светло от лучей утреннего солнца. Наверху кричали чайки. Доносились голоса людей с улицы. С фото над камином на него осуждающе смотрела Сьюзен Блэклок. День обещал быть теплым.
– Ты уедешь сегодня?
– Да.
– Куда?
– В Ноттингем, думаю. Во всяком случае, пока.
– А потом?
– Не знаю.
Хелен поставила на стол чашки и тарелки, потом отодвинула стул и села. Волосы она собрала сзади и сейчас выглядела старше, чем вчера вечером.
– С дочерью хочешь встретиться?
– И это тоже.
Дыня была сладкая, у него по подбородку стекал сок.
– Что? – спросила Хелен.
– Хм-м-м?
– У тебя какая-то гнусная улыбка.
– Да так, просто вспомнил…
К тостам был и мармелад, и джем. Фирменные, из магазина «Сейфуэй».
– Этот Латам, учитель, ты считаешь, что там могло быть нечто большее, чем просто постельные игры?
Элдер кивнул:
– Раньше думал, что такую возможность нельзя исключить.
– А теперь?
Он покачал головой:
– Я все передам в полицию, местным ребятам, все, что узнал. Дело по-прежнему не закрыто, в конце концов. А дальше уже их проблемы – как решат, так и будет.
– И больше у тебя ничего нет? Больше ты ничего не узнал?
– Нет, ничего реально важного.
– А этот Доналд, – продолжала Хелен, – Шейн Доналд, ну, который в бега ударился. Недавно.
– А что Доналд?
– Когда Сьюзен пропала, ты решил, что это его рук дело, не так ли? Его и этого, второго парня…
– Маккернана.
– Точно. Маккернана. Ты думал, что они могут быть причастны…
– Да, я считал, что это возможно.
– А теперь?
Элдер покачал головой:
– Теперь не знаю. – Он посмотрел ей в глаза, потом отвел взгляд. – Извини.
– За что?
– Разочаровал я тебя.
– Не говори ерунду. Ты старался. Делал все, что в твоих силах. И ты все еще не можешь успокоиться.
– Я дал тебе обещание.
На лице Хелен появилась кривая усмешка.
– Все мужчины такие – вечно дают всякие обещания. А потом всю оставшуюся жизнь жалеют об этом.
Завтрак был окончен, и они оба понимали, что ему не терпится уехать. На пороге она обняла его.
– Ночью было просто здорово, ты прав.
– Не надо меня благодарить, – сказал он.
Она улыбнулась, потом скорчила гримаску.
– Ладно, скоро увидимся, – сказал он.
– Правда?
На сей раз она не стояла на пороге и не смотрела, как он уходит.
Роб Лоук заставил себя ждать достаточно долго. На улице было жарко, июль в разгаре, а в кабинете Лоука настоящее пекло – действовали какие-то правила насчет вентиляции, о которых Элдер не имел понятия. У Лоука на рубашке расплывались под мышками темные пятна, галстук в полосочку был приспущен – узел болтался чуть не у пупка, две верхние пуговицы рубашки расстегнуты.
