Константин Образцов - Молот ведьм
— Абракадабра какая-то, — заключила она.
— Смотри, тут еще! — сказала Вика и потянулась на дно сундучка.
Там, среди мелкого сора, похожего на остатки сухих листьев и трав, лежала длинная стальная булавка с блестящим острием и крупной головкой в виде цветка, похожего на колокольчик; на цветке еще сохранились следы темно-синей или фиолетовой эмали.
— Какая красивая! — прошептала Вика. Булавка в ответ дружелюбно блеснула на солнце.
Лера задумчиво посмотрела на разложенные по земле предметы. Новообретенные сокровища показались ей похожими на страшноватых сороконожек, раньше времени выбравшихся из своих нор на свет дня.
— И что мы теперь будем делать? — спросила она.
Вика не ответила, завороженно разглядывая булавку.
— Давай уберем все это обратно, а сундучок спрячем, — предложила Лера, глядя на подругу.
Та кивнула.
— Да, — помолчав, согласилась она. — Я у себя спрячу. Только возьмем по одной вещи. Выбирай, ты что хочешь?
Лера подумала и взяла тряпочную куклу с печальными черными глазами.
— Вот, — сказала она. — У меня будет куколка.
Лера обеими руками подняла ее перед собой и чуть покачала из стороны в сторону.
— Я назову тебя Тамарой. Будем с тобой играть.
— Хорошо. А я возьму эту иголку, — ответила Вика и вдруг вскрикнула — Ай!
Лера тоже взвизгнула — за компанию. Вика уронила булавку и с болезненной гримаской показала ей грязный палец, из которого выступила рубиново-яркая капелька крови.
— Укололась, — сказала она, засунула палец в рот и поморщилась. — Все равно возьму ее себе.
Вика потянулась левой рукой и очень осторожно взяла булавку двумя пальцами.
— Покажу ее маме. Хотя нет. Не покажу.
…Павлик уже минут десять ходил по площадке, искоса посматривая на девочек, которые сидели под деревьями за скамейкой и что-то рассматривали. Ему было очень интересно, что они там делают, да и про то, как они сходили в пустой дом, тоже хотелось спросить. На самом деле Павлик был уверен, что они никуда не пошли: наверняка сделали круг за домом с другой стороны двора и вернулись, а теперь сидят и играют во что-то девчоночье. Тем более, нужно было подойти и спросить: интересно, что теперь ему скажет задавака Вика? Ведь не будет же она врать ему при Лере и рассказывать, что они были в доме и никаких призраков не видели. Пусть признается, что они так и не зашли туда, и Павлик тогда продолжит свою историю про привидения; он как раз придумал несколько новых страшных подробностей про то, как призраки-кровопийцы по ночам похищают детей из кроваток и относят в свой дом, чтобы съесть. Павлик поправил игрушечный пистолет, засунутый за резинку штанов, и небрежной походкой направился к девочкам.
Но оказалось, что подружки заняты совсем не какими-то глупыми играми в куклы: перед ними на земле стоял красивый сундучок, а Лера вертела в руках небольшую белую куклу. Павлика девочки не заметили. Он подошел поближе и спросил:
— Что это у вас?
Они разом посмотрели на мальчика. Карие глаза Леры будто потемнели еще больше и стали похожи на большие черные камни, а голубые Викины глазки были холодными и колючими, как острые ледышки.
— У меня куколка, — сказала Лера и подняла повыше куклу в белом топорщащемся платье.
— Ничего, — отрезала Вика.
— А откуда это? Вы что, ходили все-таки в дом? — спросил Павлик.
Лера открыла было рот, чтобы ответить, но Вика зыркнула на Павлика так зло, что он попятился, и раздельно сказала:
— Никуда мы не ходили. Понял?
Павлик растерянно посмотрел на Леру. Она опустила глаза и молчала. Вика сверлила мальчика злющими голубыми глазами.
— Я просто хотел узнать, что это… — неуверенно начал Павлик, и тут произошло что-то совсем странное.
Вика внезапно резко вскинула руку; между пальцев остро сверкнул тонкий металл. Она наставила булавку на Павлика и прошипела задушенным, яростным шепотом:
— Убирайся! И больше к нам не подходи!
Павлик повернулся и побежал.
Он бежал через двор, плача от обиды и страха, такого сильного, что маленькое сердце как будто стискивала злая рука. Глотая рыданья и слезы, он добежал до парадной, взлетел по лестнице и застучал кулачками по обитой клеенкой двери квартиры. Когда удивленный дедушка открыл внуку дверь, тот проскочил мимо, не снимая сандалей вбежал в свою комнату, забился в угол и плакал навзрыд до самого вечера.
С Лерой он больше ни разу не обмолвился ни единым словом. До середины июня, до самого отъезда на летнюю дачу, он только издали видел, как они с Викой гуляют во дворе, но ни разу не осмелился подойти. Этим летом записок он ей не писал. Зато стал плохо спать, часто просыпался от кошмаров, а несколько раз даже описался во сне. Родители было встревожились, но все прошло так же внезапно, как и началось. В августе, перед своим днем рождения, он с родителями переехал на новую квартиру, в другой район, а потом пошел в первый класс — не в ту школу, куда первого сентября отправились Вика и Лера.
Больше увидеть девочку, которой написал первое в жизни слово «ЛЮБЛЮ» и которую чуть не поцеловал на подлете к планете Венера, ему было не суждено.
Глава 16
4 апреля 20… года.
Ситуация осложнилась. Конечно, не настолько, как могла бы, прояви я чуть меньше самообладания и сообразительности. Но сегодня я впервые понял, что невозможно предусмотреть всего, и что даже самое тщательное и продуманное планирование действий не гарантирует меня от внезапного и страшного провала.
Впрочем, расскажу по порядку.
Сегодняшний день я решил посвятить поиску места для допроса Белладонны, она же Дарина, она же Даша — ведьма, проститутка и любящая дочь. Специально выехал пораньше, чтобы избежать пробок. Раним утром в субботу их обычно не бывает: город застыл в оцепенении похмельного вязкого сна, немногочисленные прохожие и машины двигаются торопливо и сердито, словно их разбудили и силой заставили выйти или выехать на улицы. Было светло, и сквозь прорехи в тонких серых облаках местами даже несмело проглядывало бледно-голубое, линялое небо. Мир как будто отдыхал в тишине весеннего утра; но скоро появятся люди, и все станет, как обычно — город проснется от сна, небо насупится, закроется свинцовыми тучами, а под вечер начнет поливать холодным крупным дождем или осядет вниз стылой моросью. Впрочем, к этому времени я уже собирался быть дома.
Я выехал из города в северном направлении. Если Вы заметили, я вообще предпочитал именно север, и не потому, что знал эту часть области лучше других: просто именно здесь дачные поселки были такими, какие мне требовались — старые, с пустующими домами, с обилием растительности на участках и между ними, без засилья новых коттеджей. На востоке было слишком много многоэтажных застроек, на юге — плоских, разграфленных на крошечные земельные наделы полей, среди которых сложно было укрыться от посторонних взглядов, а западная часть по дороге к заливу ассоциировалась у меня с пафосными пригородными отелями, ресторанами и поселками из того типа домов, которые сейчас принято называть «элитными». Вот я и сосредоточился на северной части. Конечно, такое постоянство могло привести к нежелательным последствиям с точки зрения безопасности, но, с другой стороны, связать выбор направления с моей личностью было никак нельзя. На сидении рядом со мной лежала раскрытая карта, и я ехал по почти пустому шоссе, наслаждаясь дорогой и светом.
В поселок я въехал еще до полудня. То, что нужно: старые дачи, густой кустарник, высокие сосны и ели, рядом лес и болото. Вдобавок к этому, холмы, по которым взбирались и опускались узкие, кривые улочки, петлявшие во множестве крутых поворотов. Лучше и пожелать нельзя. Я немного покружил по поселку, убедился, что дома остаются пустыми даже в субботу — только в одном или двух из труб поднимался вертикально к небу легкий дымок, но это были новые, кирпичные дома за высокими заборами, и я в любом случае держался бы от них подальше. Искомое я обнаружил, как водится, на окраине. Дом был довольно большой, выстроенный в стиле, который я для себя определил, как прибалтийский: аккуратный, с тремя небольшими окнами на низком фасаде, с высокой остроконечной двускатной крышей, облицованный серым камнем, покрытым темными пятнами — совсем как кожа человека в преклонном возрасте. Несмотря на довольно презентабельный вид, хозяева дома вряд ли часто сюда наведывались, а может быть, несколько лет их тут не было вовсе. При внимательном рассмотрении можно было заметить, что краска на простых деревянных рамах облупилась, стекла местами треснули и были покрыты изнутри слоем пыли, участок за забором запущен и зарос длинными пожухлыми сорняками, а сам забор из тонкого штакетника покосился рядом с запертой на ржавый замок калиткой. Но в целом дом выглядел вполне пристойным — не хибара в окружении ржавых автомобильных останков и не обветшавший деревянный терем, памятник первым дачникам советской эпохи — и я подумал, что это тоже очень хорошо. Можно будет сказать своей новой подружке, что мы поедем в мою загородную резиденцию, спокойно довезти ее сюда, дать войти внутрь, и уже там применить шокер. Никакой возни со связыванием, развязыванием, переносом из багажника в дом: мне уже порядком надоело таскать обездвиженных ведьм на своем горбу.
