Демоны Вебера (СИ) - Кучеренко Денис

С момента как Нил очнулся в этом бараке, его жизнь стала походить на мучительную агонию. Нет, его никто не мучал, кроме, пожалуй, безжалостной скуки, пожирающей юношу изнутри, да отсутствия сигарет, что было для парня особенно болезненным нюансом. Еда, сон, поход в туалет, и все по новой — вот на что были похожи его дни. Бывало, что санитары приносили к ним новеньких, а бывало уносили кого-то, и далеко не всегда унесенный возвращался обратно. Апатия, однообразие и отсутствие табака убивали де Голля быстрее отвратной похлебки, что в неизменном виде подавалась тут изо дня в день. Даже разговоры с новенькими, поначалу сносно скрашивавшие досуг, перестали разгонять скуку. Скудные новости, нескончаемая череда вопросов и унылые россказни о родных местах не могут развлекать вечно.

Давнишние пациенты по понятным причинам едва ли были заинтересованы в развлечениях, предпочитая целыми днями отлеживаться в мокрых от пота простынях, но вот непривыкшие к столь длительному безделью новички на пару с Нилом искали всяческие способы себя развлечь. Насобирав припрятанного от санитаров хлебного мякиша, старательно утрамбовав его, вставив внутрь маленький камушек на манер грузика и разметив стороны получившегося изделия облезшей краской со стен, новоприбывшим заключенным удалось смастерить подобие игральных костей, что таки смогли ненадолго скрасить гнетущее однообразие. Увы, интерес к подобного рода играм иссяк уже по истечению нескольких дней «безудержного веселья».

Говоря о днях, временные промежутки измерялись только лишь по внутреннему ощущению заключенных — проверить свои догадки о пройденных часах не представлялось возможным. Единственным исчерпывающим источником информации о времени были слова новоприбывших, но и они быстро утрачивали свою актуальность. По мере все возрастающей длительности своего заключения, де Голль все больше свыкался с мыслью, что вероятно никогда больше не увидит голубого неба над головой.

Его болезнь тем временем только прогрессировала.

«Мои дни перед кончиной даже более унылые, чем вся моя безвкусная жизнь. Подумать только, ничего не добился, ничего не достиг, даже сожалеть не о чем», — неспешно ворошились в голове мысли, в то время как Нил неспешно, с некой долей безразличия осматривал практически полностью поросшую грибком руку. Из потрескавшейся кожи между пальцами постоянно сочилась липкая прозрачная сукровица, что доставляло ему немало неудобств. Она же, крохотными подтеками покидала его тело через лущащуюся розоватую перепонку, наросшую в области локтя. Хуже этого зрелища были только темные корневидные наросты, безустанно образующиеся под ногтями, слегка приподнимая их, и даже высовываясь из-под кутикулы. Тошнотворное зрелище.

Что успокаивало так это полное отсутствие болевых ощущений, вместо них рука периодически чесалась, заставляя юношу снова и снова тормошить крохотный грибной лесок, уверенно оккупировавший поверхность кожи.

Парень даже находил нечто ироничное в том, что сейчас он, человек всю свою жизнь поедавший грибы, сам поедаем грибами. Такая вот жестокая шутка как раз была в стиле той жизни, к которой юноша привык. Может так влиял на людей грибок, а может военная служба закалила людские нервы, но никто из зараженных не паниковал и не устраивал истерик. Ни в одном храме мира не найти такого смирения, какое царило в этом подземном бараке. Все чаще юноша, безмятежно сдирая с руки лоскуты отслаивающейся кожи, устало ложился на свою койку, подолгу неподвижно раскинувшись на ней. Он рассматривал растрескавшийся потолок, позволяя своему воображению собирать пятна, потертости и трещины в разнообразные узоры до тех пор, пока уставшее от подобного занятия сознание не утаскивало его в длинный изнуряющий сон. Нил все больше уподоблялся постоянно лежачим соседям.

Однажды, очередной его затянувшийся сон был бесцеремонно прерван группой пришедших санитаров. Сильные руки подняли юношу с койки, уверенными движениями поставив его на ноги. Убедившись, что парень еще способен ходить самостоятельно, пришедшие нацепили на его голову повязку, связали безвольно повисшие руки за спиной, и несильными толчками в спину направили юношу в неизвестность, изредка сопровождая свои действия комментариями о необходимости пригнутся, либо же переступить порог. По ощущениям парня, его поход занял не более десяти минут. Теперь повязка снята, что позволило де Голлю осмотреться.

Безо всякого интереса он неспешно оглядел помещение где оказался — это был все тот же зал, где его осмотрели по прибытию в храм. Стеллажи, шкафы, металлические койки, все это было на прежних местах, лишь некоторые инструменты и пробирки поменяли свои полки. Доктора в знакомых одеждах и респираторах деловито сновали меж пациентами, тихо переговариваясь о своем, врачебном.

Слегка повернув голову Нил заметил тот самый проход по которому он сам пришел сюда. Определенно, этот проход вел к выходу из храма, к лагерю на свежем, лишенном издаваемой больными мерзкой вони, воздухе, под голубым, пускай и слегка закрытым облаками небом. Юноша сам удивился с каким безразличием думает обо всем этом. Ему не хотелось даже лишний раз пошевелить ногами и руками, не говоря уже о возможном побеге. Вне всяких сомнений — эта апатия была неотъемлемой частью пожирающей его хвори.

— Ааа, стало быть де Голль, Нил, — мягко пролепетал подоспевший врач, держа в руках документы юноши. — Ну-с, сильная прогрессия на лицо. Плохо конечно, плохо.

— Чего тут удивляться, вся партия была дефективной. Все этот кретин Клаудий виноват, это он отошел от утвержденной процедуры, — надменно, и не без раздражения заявил его коллега.

— Цыплят по осени считают, и пока я не вижу поводов для паники. Посмотрите, молодой человек дошел сам, а значит центральная нервная система еще порядочно функционирует, по крайней мере пока, — возразил первый доктор методично сгибая и разгибая зараженную руку Нила, периодически постукивая маленьким железным молоточком ровно по локтю, что заставляло всю руку вздрагивать, слегка сгибаясь.

— Да если бы не львиная доля антибиотика что им скармливают с похлебкой, мы бы сейчас имели дело в самом лучшем случае с сепсисом, ярко выраженным расстройством моторики и очень даже возможно с бессознательным состоянием пациента. Ваш оптимизм неуместен, очевидно же, что затягивание с утилизацией бесперспективно, — стоял на своем второй врачеватель.

— И все же я выпишу ударную дозу стрептоцида. Посмотрим, быть может прогрессию еще удастся обернуть вспять, — добродушно заявил первый врач, помещая в стеклянную плоскую колбу небольшой образец, взятый с руки юноши.

— У меня ведь почти нет шансов? — все же решился задать вопрос Нил.

Оба доктора вопросительно уставились на парня, будто впервые осознав, что имеют дело с разумным, мыслящим существом, а не с очередным безмолвным образцом в пробирке.

— Кто знает, юноша. Заявить, что выздоровевших нет — было бы преувеличением, но и напрасно вас обнадеживать я не стану. Скажем так, это зависит от ваших качеств в большей степени, чем кажется, — абстрактно ответил более оптимистичный врач. — Скажите, вам случаем не снилось в последнее время что-то странное?

— Что-то странное? — Нил переспросил, боясь что неправильно расслышал. А сны то здесь причем?

— Ну нет, так нет, — поспешно затараторил все тот же доктор. — Если не снилось, то и не забивайте себе этим голову. И вовсе, тут я закончил. Отметьте в карте еще семь календарных дней, и можете возвращать его в изолятор, — закончил врачеватель, своей последней фразой обращаясь уже к стоящим по обе стороны от юноши санитарам. Те незамедлительно выполнили данные им указания.

Без какого-либо сопротивления Нил позволил отконвоировать себя обратно в укрытый от посторонних глаз барак. Минувшее посещение доктора мало что прояснило для парня, перспективы выздоровления были все так же туманны, но теперь он узнал, что инфицированных по крайней мере пытаются лечить, до этого юноше и в голову не приходило, что в их пище содержатся лекарственные препараты. Ранее он думал, что их оставили в изоляторе на произвол судьбы, подкармливая из жалости, или же во избежание бунта.