Уоррен Мерфи - Властители земли
– Пока, Ансельмо, – распрощался Римо, потом снова обратился к Мирону:
– Так где находится сейчас Перривезер? – спросил он.
Мирон, потрясенный, глянул на скорчившееся на полу тело Ансельмо, потом перевел взгляд на Римо.
– Он был в «Плазе», в Нью-Йорке, – произнес Мирон.
– И он хотел, чтобы вы только доставили сюда эту мушку? – снова спросил Римо.
– Совершенно верно.
– Римо, этот человек пытался быть со мной добрым, – предупредил Чиун. – Отплати ему за любезность.
– Хорошо, папочка. Прощай, Мирон, – сказал Римо.
Огромный громила ничего не успел почувствовать.
– Кажется, ты немного перестарался, а? – произнес Римо, созерцая свернутое бубликом тело, бывшее некогда Ансельмо Боссилони.
– Будь любезен, не разговаривай больше со мной, – заявил Чиун, поворачиваясь спиной к Римо. Он поднял расплющенный свиток пергамента и счистил с него следы каблука. – Я прошу только тишины и покоя, а мне вечно достаются какие-то неприятности и разговоры. Причем разговоры весьма нудные.
– Прости, Чиун. Я должен был задать несколько вопросов.
Чиун снова поднялся на ноги.
– Очевидно, пока ты жив, мне не видать покоя.
Он прошел к лабораторному столу.
– Хотелось бы мне знать, при чем тут муха, – сказал Римо. – Ее прислал Перривезер, она должна что-то означать.
Чиун, приподняв платок, рассматривал куб.
– Муха, – сказал Римо. – Вероятно, в ней кроется ключ к загадке.
– Поищи себе другой ключ, – посоветовал Чиун, выкидывая куб в мусорную корзину.
– Что ты имеешь в виду? И зачем ты это сделал?
– Потому что муха мертва, – ответил Чиун и пошел прочь из комнаты.
Глава девятнадцатая
Они находились в подвальном помещении санатория Фолкрофт, где Смит оборудовал для Берри Швайда небольшую лабораторию. Сквозь стены Римо слышал слабый гул охлаждающих систем гигантского компьютера Фолкрофта.
Чиун демонстративно поворачивался к Римо спиной, но Римо только вздохнул и, сложив руки на груди, изобразил живой интерес к работе Берри Швайда.
Маленький толстенький человечек находился на вершине своей славы. Он скакал вокруг черного лабораторного стола и даже повизгивал от восторга. Он возбужденно размахивал руками над иссеченным пятнышком, лежавшим под объективом его мощного микроскопа.
– Это невероятно, уверяю вас. Совершенно невероятно! – визжал Берри своим нестареющим подростковым сопрано. – И вы говорите, что кто-то просто дал вам это?
– Точно Санта-Клаус, – подтвердил Римо.
– Поразительно, – отозвался Берри. – Чтобы кто-то мог совершенному незнакомцу преподнести столь значительный подарок.
Чиун фыркнул.
– Только не совершенному, – заявил он. – Этот бледный обрывок свинячьего уха может быть чем угодно, но уж никогда не будет чем-то совершенным.
– Собственно говоря, – заметил Римо, – я думаю, что этим нас пытались убить.
– Эта мушка не может убивать непосредственно. Ее вывели в качестве катализатора, – сказал Швайд.
– Ах так. Ну, это все объясняет, – отозвался Римо. – Разумеется.
– Чего там этот идиот болтает о мушках? – пробормотал Чиун себе под нос по-корейски. – Мухи, жуки, устал я уже от этих букашек.
– Нет-нет, – обратился Швайд к Римо. – Эта муха сама по себе не обладает смертоносным могуществом. Но... понимаете, это все было в дневниках Декстера Морли. В отличие от обыкновенной домашней мухи, эта может кусаться. И ее укус каким-то образом изменяет тело укушенного.
– Один маленький укусик? – переспросил Римо.
– Совершенно верно. Этот укус делает тело созвучным космическим кривым, с которыми в обычном состоянии оно находится в разных плоскостях, – пояснил Швайд.
– То есть? – переспросил Римо.
– Это же очень просто. Вот возьмем муравья.
– Теперь еще и муравьи, – по-английски заворчал Чиун.
– А нельзя ли ограничился мухами? – спросил у Берри Римо.
– Муравей будет гораздо лучшим примером. Ведь он может переносить груз в сотни раз превышающий его собственный вес. Как вы думаете, почему он на это способен?
– Чиун делает это все время, – ответил Римо. – Он заставляет меня все таскать.
– Молчи, болван – рявкнул Чиун. – Дыхание, – небрежно ответил он Берри. – Это основополагающий принцип Синанджу. Дыхание есть суть бытия.
– Чиун, мы говорим о муравьях, – начал Римо. – А не о философии.
– Но ведь он прав, – вступился за Чиуна Берри.
– Разумеется, – произнес Чиун.
– Внутреннее системы их организма, способны так преломлять космические кривые энергии, что мощь их тела возрастает непропорционально их массе. Собственно говоря, любое живое существо может достигнуть такого могущества, если сумеет должным образом сконцентрироваться, – сказал Швайд. – А муравьям не надо концентрироваться. У них это происходит естественным путем.
– Вы говорите, это может сделать любое существо? – переспросил Римо. – А вы можете?
– Думаю, что да, если бы я сумел сконцентрироваться, – его круглые, как яблоки, щеки зарумянились. – Но для этого потребуется Оди.
Он взял обтрепанное голубое одеяльце и набросил его на плечи, точно воин – свои плащ, потом уставился в пустоту.
– Я собираюсь попытаться сконцентрироваться на космических кривых в этой комнате, – пояснил Берри, – и слиться с одной из них.
Он глубоко вздохнул, потом еще раз, и еще. Глаза у него остекленели. Несколько минут Берри стоял неподвижно, уставившись в никуда и дыша, точно раскочегаренный паровоз.
Римо зевал и барабанил пальцами одной руки по другой.
– Неужели все дело только в одеяле? – поинтересовался он наконец.
– Молчи, – прошипел Чиун.
– Ох, не можешь же ты принимать это всерьез, – начал было Римо, но Чиун заставил его замолчать таким взглядом, что от него и гранитная скала могла бы расколоться.
Еще через несколько минут Берри поднял голову, в глазах его светилось торжество. На пробу он протянул руку и схватил за ножку лабораторный стол.
– Да ладно тебе, – сказал Римо, – Он весит, должно быть, фунтов триста.
Стол поднялся на дюйм над землей.
Римо изумленно разинул рот, когда Берри поднял стол еще на один дюйм, и еще. На лице пухлого коротышки в детском одеяльце не отражалось ни малейшего напряжения или усилия, только невинный восторг был написан на нем. На вытянутой руке он поднял стол до уровня глаз, потом медленно опустил его на пол. Ни одна из вещей, лежавших на столе, даже не пошевелилась, в том числе и легчайшее красное крылышко от препарированной мухи. Берри беззвучно поставил стол на место.
– Великолепно, – одобрил Чиун.
– Не могу поверить своим глазам, – сказал Римо.
– А я могу, – ответил Чиун. Он повернулся к Берри. – Я как раз подыскивал себе ученика. Вы бы не оказались надеть кимоно? – И прежде, чем Берри успел ответить, Чиун продолжил: – Из вас получился бы прекрасный ученик. Мы могли бы начать уже сегодня с упражнений «тигровые лапы».
– Может, хватит? – заворчал Римо. – Что бы там ни раскопал этот тип, его открытие не имеет отношения к Синанджу.
– Тот, кто не желает приложить усилие, дабы чего-то достичь, не должен завидовать достижениям иных, – нараспев произнес Чиун.
– Это кто завидует? Я так нет. Это было впечатляюще. А я не собираюсь носить кимоно, – он повернулся к Берри. – Как же все это связано с мухой?
– Укус мухи наделяет такой мощью без всякой концентрации, – ответил Берри, потирая щеку своим одеяльцем.
– Значит, эти двое в доме...
– Точно, – подтвердил Швайд. – Вы говорили, что они напоминали животных. Они и были животными. Их ужалила одна из таких мушек.
Римо повернулся к Чиуну.
– Скорее всего, такая муха укусила и кота доктора Ревитса. Поэтому он оказался способен разорвать Ревитса на мелкие кусочки.
Чиун молчал. Он разглядывал Берри Швайда, подняв руки до уровня глаз, он точно измерял молодого человека, поместив его в рамку своих ладоней.
– У вас есть немного избыточного жира, – сказал наконец Чиун, обращаясь к Берри. – Но мы его сгоним. А кимоно – просто чудесное одеяние, скрывающее отвратительный белый жир, хотя некоторые отвратительные белые люди отказываются это понимать.
– Я не собираюсь носить никаких кимоно, – заявил Римо.
Харолд Смит в своем кабинете, находившемся прямо над лабораторией, разглядывал блок из телевизионных экранов размером с сигаретную коробку каждый, смонтированный прямо у него на столе. Они были включены все время, пока Смит находился в кабинете, и настроены на три крупнейших телевизионных канала и на канал, круглосуточно передающий новости.
Смит поднял глаза от бумаг, лежавших на столе, и увидел, как одно и то же лицо появилось на всех четырех экранах. Это показалось бы странным, если б Смит не узнал Валдрона Перривезера III. Смит включил звук и услышал монотонный голос Перривезера.
– Вот мои требования к вам, убийцы вселенной. Все убийства насекомых должны быть прекращены немедленно. Повторяю, немедленно. Кроме того, везде, где только возможно, должны быть созданы условия для размножения насекомых, дабы восполнить урон и искоренить стойкое предубеждение против этих благородных созданий, существование столь долго. Немедленно рядом со всеми жилищами человека должны быть выставлены мусор и отбросы. Отныне запрещено использовать крышки для мусорных баков. Надеюсь, я выражаюсь достаточно ясно, – Перривезер холодно глянул в объектив камеры. – Если эти требования не начнут осуществляться в течение двадцати четырех часов, я выпускаю Musca perriweatheralis. Ее месть будет беспощадна. Я уже объяснил, что способно сделать это насекомое. Я не буду проводить демонстрацию исключительно для вашего назидания, но тем, кто мне не верит, достаточно только проигнорировать мое предупреждение, и вы очень скоро убедитесь в могуществе этого благородного насекомого. Если все население полностью не подчинится моим требованиям, одна из наций будет немедленно уничтожена. Уничтожена полностью и окончательно, без малейшей надежды на возрождение в течение человеческой жизни. А когда такое воздействие начнется, остановить его уже невозможно. И ни одно из ваших маломощных средств не способно его предотвратить. Ничто не может его остановить.
