Джой Филдинг - Не делись со мной секретами
– Я бы предпочла не говорить об этом.
– У нас быстро иссякают все темы для разговора, – отметил он.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ну, вы не желаете говорить о своей машине или о своей матери, о сестре или свояке, и я не помню, отец тоже исключается из тем для разговора?
– Понятно, что вы имеете в виду.
– Значит, так. Тема о бывшем муже вроде бы не закрыта. Может быть, нам и не отходить от этой темы. Как его зовут?
– Дон. Дон Шоу.
– И он адвокат и вы с ним хорошие друзья.
– Да, мы друзья.
– Зачем же тогда разводиться?
– Это трудно объяснить.
– И вы бы предпочли не говорить об этом?
– А почему развелись вы? – задала Джесс встречный вопрос.
– Объяснить тоже очень сложно.
– Как ее зовут?
– Сьюзен.
– И она опять вышла замуж, работает декоратором и живет в Спрингфилде.
– Мы начинаем уже повторяться. – Он помолчал. – Верно? Мы не углубились дальше поверхности, правда?
– Вы имеете что-нибудь против поверхностного взгляда? Я решила, что вам нравится продавать обувь из-за любви к внешнему виду.
– Пусть будет так. Скажите мне, Джесс Костэр, какой ваш счастливый номер?
Джесс рассмеялась, положила в рот еще кусочек жареной говядины, тщательно начала его жевать.
– Я спрашиваю серьезно, – продолжал Адам, – если мы хотим скользить по поверхности, то мне бы хотелось, чтобы она была размечена. Назовите счастливый номер.
– Не думаю, что у меня первый номер.
– Выберите любой от одного до десяти.
– Хорошо... Четыре, – импульсивно произнесла она.
– Почему четыре?
Джесс рассмеялась, почувствовала себя маленькой девочкой.
– Думаю, потому, что это любимая цифра моего племянника. А она ему нравится потому, что это любимая цифра Большой Птицы – героя телевизионной передачи «Улица Сисейм».
– О Большой Птице я знаю.
– Неужели продавец обуви смотрит передачу «Улица Сисейм»?
– Торговцы – непредсказуемые люди. Ваш любимый цвет?
– Если честно, то я никогда много об этом не думала.
– Подумайте об этом сейчас.
Джесс опустила вилку на тарелку, оглядела полутемный зал, ища каких-то намеков на ответ. – Не уверена. Может быть, серый.
– Серый? – Он казался ошеломленным.
– Что, серый не подходит?
– Джесс, серый ни для кого не является любимым цветом!
– Ах вот что? Ну что же, а у меня серый. А у вас?
– Красный.
– Меня это не удивляет.
– Почему же? Почему это вас не удивляет?
– Ну, красный – это сильный цвет. Веский. Динамичный. Основательный.
– И вы думаете, что все это характеризует меня как личность?
– А разве нет?
– Вы думаете, что серый характеризует вас?
– Этот вопрос становится более сложным, чем вопрос о моем разводе, – заметила Джесс, и оба рассмеялись.
– Есть ли у вас любимая песня?
– У меня такой нет. Честно.
– Ничего такого, при звуках чего вам хочется увеличить громкость?
– Ну, мне нравится ария из оперы «Турандот». Знаете, которую исполняет тенор в саду, когда он остается там один...
– Боюсь, в оперном искусстве я большой невежда.
– Вам знакома передача «Улица Сисейм», но вы не знаете оперы, – задумчиво произнесла вслух Джесс.
– А что еще вам нравится?
– Мне нравится моя работа, – ответила она, отмечая, как умело он уходит от разговора о себе. – И мне нравится читать, когда есть свободное время.
– А что вы любите читать?
– Романы.
– Какие романы?
– Преимущественно детективные романы. Агату Кристи, Эда Макбейна, писателей в этом роде.
– Что еще вам нравится делать?
– Распутывать запутанные картинки-загадки. И мне нравится долго гулять по набережной озера. И покупать обувь.
– За что я вам навеки признателен, – признался он с веселым блеском в глазах. – И вам нравится кино.
– И мне нравится кино.
– И вы любите садиться возле прохода.
– Точно.
– Почему?
– Почему? – повторила Джесс, пытаясь скрыть неожиданно охватившую ее неловкость. – Почему люди любят места возле прохода? Потому что на них свободно, наверное.
– Стрелка опять соскочила со страницы, – заметил Адам.
– Что?
– Детектор лжи. Вы не прошли проверку.
– Зачем же мне лгать в отношении места возле прохода?
– Вы не солгали относительно того, что вам нравятся места возле прохода. Но вы сказали неправду о том, почему они вам нравятся. И я не знаю, почему вы это сделали. Вы сами объясните мне это.
– Какая глупость!
– Вопрос о местах возле прохода тоже попадает под запрещенные темы.
– Тут и говорить-то не о чем.
– Скажите мне, почему вы настаивали на том, чтобы сесть возле прохода.
– Я не настаивала.
Он надул губы, как мальчишка.
– Нет, настаивали.
– Нет, не настаивала.
Они оба рассмеялись, но некоторая напряженность все равно сохранилась.
– Не думаю, чтобы мне понравилось, если бы меня называли лгунишкой, – проронила Джесс, трогая салфетку на коленях, которая в результате полетела на пол.
– Я совсем не собирался оскорблять вас.
– В конечном счете честное слово адвоката – это единственная ценность, которой он обладает, – Джесс нагнулась, чтобы поднять упавшую салфетку.
– Но, Джесс, сейчас вы не в суде, – резонно заметил Адам. – Вас не судят. Простите, если я переступил черту приличий.
– Если я вам скажу правду, – вдруг, к удивлению обоих, заявила Джесс, – то вы подумаете, что я совсем спятила.
– Я и так уже считаю, что вы абсолютно чокнутая, – подхватил Адам. – Я хочу сказать... Да что там, Джесс, любой человек, любимый цвет которого серый...
– Я боялась, что мне станет дурно, – объяснила Джесс.
– Дурно? Например, начнет тошнить?
– Знаю, что это звучит глупо.
– Что, вас подташнивало?
– Нет, я чувствовала себя прекрасно.
– Но вы опасались, что вас вырвет, если вы не сядете возле прохода?
– Не спрашивайте меня почему.
– Случалось ли, что вас рвало, когда вы сидели не возле прохода? – задал он вполне логичный вопрос.
– Нет, – ответила она.
– Тогда почему вы решили, что с вами это может произойти?
Он ждал ее ответа, но она молчала.
– Не действую ли я вам на нервы?
– Совершенно не действуете, – солгала она, но тут же поправилась: – Ну, честно говоря, вы немного действуете мне на нервы, но вы не имеете никакого отношения к моим опасениям.
– Не понимаю.
– Я тоже. Может быть, мы поговорим о чем-нибудь другом. – Она виновато опустила голову, закрывалась еще одна тема для разговора. – Думаю, сейчас за едой не самое подходящее время обсуждать это.
– Разрешите мне спросить, правильно ли я все это понимаю, – продолжал он, не обращая внимания на ее просьбу. – Вам нравится место возле прохода, потому что вы думаете, что если, скажем, вы сядете в середине ряда, то вас может вытошнить, хотя раньше этого в кинотеатрах никогда не случалось. Правильно?
– Правильно.
– Давно ли у вас появился такой невроз страха?
– Почему вы решили, что у меня невроз страха?
– А как вы можете назвать это?
– Дайте определение невроза страха, – потребовала Джесс.
– Безрассудный страх, – сымпровизировал он. – Страх, для которого в действительности нет оснований.
Джесс слушала, впитывала его слова, как губка влагу.
– У меня невроз страха.
– Какими другими неврозами вы страдаете – боязнь больших пространств, замкнутых помещений, страх запутаться в паутине неприятностей?..
Она покачала головой.
– Ничего похожего.
– Другие люди боятся высоты или змей. Вы же боитесь, что вас вырвет в кинотеатре, если вы не сядете возле прохода.
– Знаю, что это нелепо.
– Почему нелепо? Отнюдь нет.
– Разве?
– Просто многое мне неизвестно.
– Вы все еще думаете, что я что-то от вас утаиваю? – спросила Джесс, почувствовав, как голос ее дрогнул.
– Чего вы боитесь на самом деле, Джесс?
Джесс отодвинула от себя тарелку, борясь с порывом бежать из ресторана, окончательно потеряв аппетит. Она заставила себя остаться на месте.
– У меня случаются приступы паники, – сказала она спокойно после долгой паузы. – Несколько лет назад я часто страдала от таких приступов. Но постепенно они прошли. А некоторое время назад начались опять.
– Для этого есть какая-нибудь причина?
– Это может вызываться целым рядом вещей, – ответила Джесс, раздумывая, не отклонит ли эта полуправда в сторону стрелку воображаемого детектора, с орбитой действия которого она связана, – У меня начинается в этих случаях сильное сердцебиение, не хватает воздуха, я не могу пошевелиться. Начинает мутить в желудке. Я пытаюсь бороться с этим...
– Почему?
– Что почему? Что вы имеете в виду?
– Почему вы боретесь с этим? Что это вам дает?
Джесс должна была признаться, что не дает ничего.
