Торкиль Дамхауг - Смерть от воды

— Sure.[18]

— Вы работаете здесь по вечерам?

— Я сова. Прихожу поздно, но сижу крепко.

— Как долго вы были здесь в тот день?

— Ушел около пяти, — ответил Пол Эвербю не задумываясь.

— Вы можете сказать точнее? В две минуты шестого или без двух минут пять?

— И почему мы не отмечаем приход и уход? — усмехнулся Эвербю, бросив взгляд на Турюнн Габриэльсен.

— И вы тоже не видели Майлин Бьерке перед уходом? — продолжил спрашивать Роар, не обращая внимания на тон, которым говорил психолог.

— Не видел и не слышал.

— А услышали бы?

Эвербю ответил подчеркнуто внятно:

— Зависит от того, чем она у себя занималась. — Он снова засмеялся. — Но ее машина стояла на улице. Я шел в ту сторону.

— Это вы говорили в дежурной части. И вы по-прежнему совершенно уверены, что это была ее машина?

— Белый японский автомобиль с небольшой вмятиной на пассажирской двери. Если будете еще спрашивать, я однозначно засомневаюсь.

— Парковочная квитанция в машине Майлин была оплачена в четыре минуты шестого, — сообщил Роар. — Как раз когда вы проходили мимо. Вы бы ее заметили, будь она в машине?

— На расстоянии одного метра? Разумеется.

Роар быстро оценил открывающиеся возможности, если Эвербю говорил правду.

— Квитанция была из автомата на Хегдехаугсвайен, — заметил он. — Меньше пятидесяти метров от улицы Вельхавена. Могла она стоять у автомата, когда вы проходили?

Пол Эвербю, казалось, задумался. У него все еще была слабая улыбка на лице.

— Насколько помню, я в ту сторону не смотрел. К тому же было довольно темно. Другими словами, да, это возможно.

— Куда вы отправились?

Он почесал нос:

— А это имеет отношение к делу?

Роар дважды кивнул:

— К делу имеет отношение все.

— Все и ничего, — заметил Эвербю, непонятно что имея в виду. — Ну, я отправился на прогулку. Такое случается после тяжелого дня на работе.

— А этот день был особенно тяжелым?

— Не хуже остальных. Я взял машину и поехал к Хёвикодден. Обычно гуляю там с Ларой.

Роар посмотрел на него вопросительно.

— Моя собака. А вы что подумали?

Роар не стал сообщать, что он мог подумать:

— И когда вы оказались дома?

— Кажется, около девяти? — Эвербю покосился на Турюнн Габриэльсен.

Она не ответила.

— Кстати, когда я выходил из офиса, внизу был какой-то шум.

— Шум?

— Будто кто-то стучал во входную дверь. Когда я спустился, там никого не было. Кажется, я забыл упомянуть это в последних показаниях.

Роар взял блокнот и записал. Не потому, что боялся забыть, а потому, что это часто производило впечатление на свидетелей.

— Вы жили за границей? — спросил он, не отрывая взгляда от записей.

— Точно. В Чикаго, с пятнадцати до двадцати двух лет.

Роар задумался, почему некоторые легко впитывают диалекты и акцент, а другие придерживаются того, с чем родились. Наверняка интересная тема для психолога.

— Я слышал, вы занимаетесь какой-то особенной методикой, — заметил он.

— Кто вам сказал?

— Простите, я соблюдаю тайну следствия, — сказал Роар и напрасно попытался подавить ухмылку, — вегетарианская терапия, так, кажется?

— Вегетотерапия, — ухмыльнулся в ответ Эвербю.

— И как это выглядит?

— Немного трудно объяснить так, по-быстрому. Это телесно ориентированная терапия, можно сказать. Высвобождение человека из панциря, которым он себя окружает. Если вы сможете высвободить энергию от напряжения мышц, освобождаются и психические зажимы.

— Это что, массаж?

Эвербю зевнул.

— Куда более эффективно. Могу выслать вам ссылку с информацией.

— Большое спасибо, — ответил Роар и потерял к теме интерес. Он встал. — Я хотел бы зайти в кабинет Майлин Бьерке. У вас есть от него ключи?

9

Турюнн сидела с мобильным телефоном в руках и собиралась позвонить Далстрёму, когда Пол без стука ворвался в ее кабинет.

— Все прошло хорошо, — сказал он и рухнул в кресло. — Ничего не укрыли, ничего не нарыли.

Он иногда бросался такими фразами, чтобы показаться оригинальным. И вдруг она дико на него разозлилась, безо всякой причины. Безо всякой новой причины, кроме тысячи прежних, с которыми она жила уже несколько лет.

— Я работаю, — сказала она спокойно, не отрываясь от журнала, который начала приводить в порядок.

Пол не расслышал ее.

— Они посылают не самые светлые головы, — продолжил он и достал зубочистку, сунул ее между зубами и так и остался. — Или как раз наоборот? Подумай только, может, этот парень у них лучший. Скоро я тоже присоединюсь к сонму голосов, требующих усиления полицейских ресурсов.

Она отвлеклась от журнала, повернулась к нему:

— Если бы ты знал, как ты всем надоел с твоими попытками всё и вся контролировать, с этой твоей идиотской высокомерностью, ты бы просто умер от стыда.

Он вздрогнул. Потом забормотал:

— Это что за ерунда, дорогая? Месячные или ПМС? Я уже давно не отслеживаю.

От этого комментария вся ее злость пропала. Ей стало его жалко.

— Пол, я знаю, что тебе в последнее время нелегко.

Звучало это плохо, она и сама это поняла, прежде чем он взвился.

— Может, ты назначишь мне сеанс? — зарычал он. — Большинство твоих пациентов бросают, и у тебя найдется местечко для меня.

Она грустно покачала головой:

— Мне кажется, это уже бессмысленно.

Он снова успокоился.

— Твое лечение? — попытался он пошутить.

— Нет, наши отношения, — сказала она. Он заставил ее это выговорить.

— Я хочу, чтобы ты съехал.

Он достал зубочистку, посмотрел на нее, стал тыкать ею в верхние зубы.

— Наконец-то что-то конкретное, — прокомментировал он. — Я уже так давно об этом думаю, что даже забыл.

— Давай займемся этим, когда история с Майлин немного уйдет в прошлое.

— А я хочу прямо сейчас! — зашипел он. — Сию минуту. Нельзя бросаться такими словами и потом уходить в сторону.

— Ладно, — сказала она более деловым тоном.

— Для начала: где будет жить Уда?

— Уда? У меня нет сил это обсуждать.

И снова эта усмешка.

— Потому что тебе кажется, это и так ясно, — сказал он, не повышая тона. — Если дело дойдет до суда, у меня есть что им предъявить, и ты это прекрасно знаешь. — По нему было заметно, как он чувствует, что берет верх.

— Нет, не знаю. Совсем.

Он откинулся на спинку кресла:

— Я дважды возил Уду в травму. Один раз с переломом руки. Другой — с ожогом на груди. Думаешь, они там совсем тупые? Думаешь, у них не закралось никаких подозрений?

Она сидела, открыв рот, ждала, что он засмеется. Еще одна из его мрачных мерзких шуточек. Но он молчал, и она нанесла ответный удар:

— Я никогда не скажу, что ты в тот вечер выгуливал Лару, понял? Я ходила с Ларой в тот вечер. Ты появился дома после одиннадцати. Тебя привлекут за ложные показания, и тогда посмотрим, как ты будешь отстаивать свои родительские права.

Попало. Он достал зубочистку, разломал ее на маленькие кусочки и бросил на стол:

— Ты же не думаешь, что я причастен к исчезновению Майлин.

— Ты понятия не имеешь, что я думаю, Пол. Для начала расскажи мне точно, что ты делал в тот вечер, а потом я тебе расскажу, что я думаю, а что — нет.

Он выдавил кривую улыбочку. Она знала, что он полагает себя очаровательным, вот так улыбаясь. Когда-то она так и считала, теперь же это превратилось для нее в пустую гримасу. Он занимался терапией, помогая людям выбраться из панциря. Сам же все больше и больше затягивал себя скорлупой. Она когда-то пыталась пробиться сквозь нее. Теперь же ей было мерзко подумать, что там находилось.

— Ты не хочешь знать, — сказал он. — Ты не хочешь знать, где я был.

Она сыграла оставшейся картой, которую сохраняла до последнего:

— Майлин выяснила, чем ты занимался здесь по вечерам.

— И что? — спросил он натянуто.

— Она спросила, знаю ли я об этом.

— И? Что ты сказала?

— Я сказала, что знаю все, что происходит у тебя в кабинете. В этот день она исчезла. И последнее, что я от нее слышала, — что она зайдет к тебе и поговорит с тобой об этом.

Турюнн думала, у Турмуда Далстрёма ее номер все еще хранился в телефонной книге. Тогда он увидел бы, что звонила она. Он мог бы ответить или перезвонить. Если бы он этого не сделал, он только подтвердил бы, что она для него ничего не значит.

Тут раздался его голос.

— Это Турмуд, — сказал он, и она не удержалась, вскочила с кресла и начала ходить взад-вперед по комнате. Мысль, что она снова может попросить его о руководстве, раз Майлин больше нет, была бы гротескной, да она так и не думала.