Нацуо Кирино - Гротеск
— Это что такое?
Я обернулась к двери, и тут же наступила тишина. От толпы отделился представитель — внушительных размеров девица, завитая «мелким бесом», крашенная в каштановый цвет. По ее самоуверенному виду можно было безошибочно заключить, что она из касты. Мы с Мицуру были не одни — в классе сидели еще несколько девчонок из той же категории. Они по-свойски приветствовали девицу:
— Мок, ты чего к нам?
Не удостоив их ответом, она подошла ко мне и застыла рядом, широко расставив ноги.
— Ты старшая сестра Юрико?
— Да.
Я не хотела, чтобы она натрясла мне что-нибудь в бэнто, и закрыла крышку. Мицуру напряглась, прижав к груди учебник биологии. Мок бросила взгляд на расплывшееся по тетрадке пятно.
— Чего ела сегодня?
— Тушеную редьку с соевой пастой, — ответила за меня стоявшая рядом одноклассница. Она занималась в секции современного танца и была сущей ведьмой. Каждый день норовила сунуть нос в мою коробку с едой и, скорчив рожу, гнусно хихикала.
Не обращая на нее никакого внимания, Мок разглядывала мои волосы.
— Вы в самом деле сестры?
— В самом деле.
— Что-то не верится.
— А мне какое дело?
С какой стати я должна слушать эту нахалку? Я встала и в упор посмотрела на нее. Мок попятилась и стукнулась своей неповоротливой кормой в соседний стол. Все, кто был в классе, не отрываясь смотрели на нас. И тут Мицуру, едва достававшая Мок до плеча, схватила ее за руку и довольно резко осадила:
— Не суйся не в свое дело! Шла бы ты отсюда!
Мок обернулась на дверь — Мицуру ее не отпускала — и, демонстративно передернув плечами, с медвежьей грацией удалилась. Из коридора донесся вздох коллективного разочарования.
Замечательно! С самого детства больше всего на свете мне нравилось стаскивать Юрико с пьедестала. У людей при виде красоты возникают чрезмерные ожидания и надежды. Они начинают желать недостижимого, и если им это все-таки удается, успокаиваются и наслаждаются тем, чего добились. Однако предмет обожания неожиданно оказывается грубым и не столь чистым и ярким, как представлялось, и в итоге восхищение сменяется презрением, а зависть перерастает в ревность. Может, я и на свет появилась, чтобы сбивать цену, по которой котировалась моя несравненная сестрица.
— Надо же! И этот сюда притащился!
Голос Мицуру вернул меня на землю.
— Кто?
— Такаси Кидзима. Сын биолога. Он в его классе учится.
В опустевшем коридоре остался один парень. Он стоял у двери в наш класс и разглядывал меня. Копия отца: те же мелкие черты, такой же худой и хрупкий. Симпатичный, можно даже сказать — красивый. Но в нем не чувствовалось силы. Наши взгляды встретились, и Кидзима-младший отвел глаза.
— Я слышала, он тот еще экземпляр.
Мицуру, прижимавшая к груди учебник биологии, провела пальцем по корешку, где была фамилия автора. По этому жесту я поняла, что она влюблена. Захотелось как-то поддеть ее, сказать что-нибудь неприятное.
— А что ты хочешь? Он же ненормальный.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Мицуру.
— У меня что, глаз нет?
У нас с сыном Кидзимы было кое-что общее. Он подрывал репутацию отца, я — акции Юрико. Мы с ним оба — нули. Чудовищная красота Юрико сбивала Кидзиму с толку, поэтому он и заглянул к нам в класс. Ему надо было увидеть меня. Быть может, поняв, что я такое, станет презирать ее. Хотя не надо забывать, что Кидзима — представитель мужского пола, следовательно, он не мог не питать чувств к такой особе, как Юрико, пустой и красивой. Хватит с меня! Надо как-то дальше жить в этой школе, а появление в ней сестры все только осложняло. У меня не было никакого желания следовать примеру отпрыска Кидзимы-сэнсэя и оставаться нулем. В тот день я твердо решила избавиться от Юрико, если только представится возможность.
— Эй! Что тут у вас? — услышала я за спиной знакомый голос и, обернувшись, увидела Кадзуэ Сато.
Она стояла, по-приятельски положив руки на плечи Мицуру. Кадзуэ все время держалась поближе к Мицуру и при каждом случае старалась заговорить с ней. В тот день она была в нелепой мини-юбке, подчеркивавшей ее ноги-спички. До того худющая, что можно прощупать каждую косточку. Густые тусклые волосы. И все та же дурацкая красная вышивка на гольфах. Я представила, как она сидит в своей мрачной комнате с иголкой и ниткой и старательно вышивает эмблему Ральфа Лорена.
— Вот, о ее сестре говорим. — Мицуру равнодушно передернула плечами, сбрасывая руки Кадзуэ.
Задетая этим, Кадзуэ еле заметно побледнела, но сохранила самообладание и поинтересовалась:
— А что с ней?
— Ее к нам приняли. Она в классе Кидзимы-сэнсэя.
По лицу Кадзуэ вдруг пробежала тень беспокойства. Я вспомнила ее младшую сестру — они были похожи как две капли воды — и ничего не сказала.
— К нам? Это круто! Значит, с головой порядок.
— Я бы не сказала. Ее взяли по программе для детей, выросших за границей.
— Вот везет! Неужели так всех подряд и берут? А учиться как же? — Кадзуэ вздохнула. — Эх, почему моего отца в свое время не послали за границу!
— Это еще не все. Вдобавок ко всему ее сестра — сумасшедшая красотка.
Мицуру не любила Кадзуэ. Могу поручиться. Говоря с ней, она по привычке постукивала ногтем по зубам — как и со мной, но только иначе, небрежнее, что ли.
— Красотка? Это как же? — Кадзуэ скривилась, точно хотела сказать: «Откуда у тебя такая сестра? Сама-то ты — смотреть не на что».
— А вот так. Красотка — это еще слабо сказано. Несколько минут назад здесь толпа была. Приходили смотреть на старшую сестру.
Кадзуэ перевела отсутствующий взгляд на свои руки. Будто вдруг поняла: ей нечего противопоставить красоте Юрико.
— Моя младшая тоже хочет в нашу школу.
— Зря. Пусть не мечтает, — раздраженно отрезала я. Кадзуэ вспыхнула, хотела что-то ответить на мою колкость, но лишь надула губы. — Ее все равно ни в одну приличную секцию не пустят. «Элита» всем заправляет.
Кадзуэ кашлянула. Ее уже приняли в конькобежную секцию, но ходили разговоры, что там назначили непомерную плату за тренировки — в секцию взяли тренера олимпийского уровня, плюс аренда катка. Немалые деньги. Поэтому, как я слышала, туда принимали всех подряд, даже самых неспособных. Лишь бы деньги платили. В этой школе все плевать хотели друг на друга — главное, чтобы тебе было приятно, пусть и за чужой счет.
— Между прочим, меня приняли в конькобежную секцию. Сначала я хотела в группу поддержки, а эта секция была на втором месте. Так что я очень довольна.
— А тебя хоть раз на лед выпустили?
Кадзуэ несколько раз облизнула губы, очевидно подыскивая нужные слова для ответа.
— На катке ведь только свои крутятся. Богатенькие и смазливые из старших классов. Частные уроки с олимпийским тренером, все для своих. Чужакам там делать нечего. Ну если ты, конечно, не признанный талант. Идиотизм! Здоровые девки изображают из себя спортсменов. Игры для маленьких принцесс!
Я хотела досадить Кадзуэ, сделать ей больно, но, услышав про «маленьких принцесс», она, к моему удивлению, расплылась в радостной улыбке. Да, Кадзуэ — обыкновенная мещанка. Она мечтала только об одном: чтобы все признали ее «маленькой принцессой», блистающей и в классе, и на льду. Таково же было неизбывное желание ее папаши.
— Наверняка заставят тебя убираться на катке, чистить ботинки и коньки. Скажут, тренировка мышц, придумают, как поиздеваться. Помнишь, тебя недавно гоняли по площадке в тридцатипятиградусную жару? С высунутым языком. Тоже игра для маленькой принцессы?
Наконец к Кадзуэ вернулась способность говорить:
— Никакое это не издевательство. Просто тренировка для укрепления физической формы.
— Ну нарастишь силу, и что? На Олимпиаду поедешь?
Я сказала это не со зла. Кто-то же должен говорить правду простушкам вроде Кадзуэ, наивно верящим, будто надо лишь постараться как следует — и все получится. Кто-то же должен таких учить. Кадзуэ совсем не знала жизни, и я с удовольствием просвещала ее. И еще хотелось утереть нос папаше, заразившему Кадзуэ своим примитивизмом.
Мицуру направилась к окну, где о чем-то болтали сбившиеся в стайку девчонки, и через минуту она уже смеялась вместе с ними. Мы встретились с ней глазами. Мицуру, ничего не сказав, чуть заметно пожала плечами, что, видимо, должно было означать: «Какой смысл? Все это без толку».
— На Олимпиаду я пока не собираюсь. Хотя почему бы и нет? Мне же всего шестнадцать, так что если тренироваться, не жалея себя…
Я чуть не упала.
— Здравствуйте, приехали! Выходит, если ты сейчас переключишься на теннис и начнешь тренироваться как сумасшедшая, попадешь на Уимблдон? Или поднапряжешься и выиграешь конкурс «Мисс Вселенная»? А может, ты думаешь к концу года выбиться в главные отличницы и Мицуру обштопать? Засядешь за учебники — и готово? Мицуру с седьмого класса лучшая по успеваемости. Ни разу никому не уступила. Потому что от природы талант. Ты говоришь: «изо всех сил», «не жалея себя»… Да сколько ни пыжься, все равно есть предел. Потому что у тебя таланта нет. Можешь всю жизнь надрываться, пока от тебя пустое место не останется.
