Юхан Теорин - Мертвая зыбь
— Да, я знаю.
Йерлоф посмотрел на дочь:
— Но штука-то в том, что открытки продолжали приходить и после похорон — из-за границы и, как и раньше, без обратного адреса.
Джулия глянула на отца:
— Это правда?
— Думаю, что да. Эрик Анлунд приносил открытки Вере, и он божился, что они продолжали приходить ей и после смерти Нильса.
— И из-за этого народ в Стэнвике верит, что Кант жив?
— Ну да, а чему удивляться? Люди любят посудачить в сумерках о том о сем. Но Эрнст-то треплом не был и на сплетни всегда плевал, а в это он верил.
— Ну а ты сам что думаешь?
Йерлоф помедлил.
— Я как апостол Фома: поверю, если будут доказательства, а я их пока не нашел.
— А для чего тебе понадобилось встречаться с Блумбергом? — спросила Джулия.
Йерлоф вновь помедлил с ответом, он боялся показаться выжившим из ума.
— Йон Хагман считает, что Роберт Блумберг, может быть, и есть Нильс Кант, — произнес он наконец.
Джулия посмотрела на него.
— Ну и ну, — сказала она потом. — Но, похоже, ты так не считаешь?
Йерлоф медленно покачал головой:
— Не очень сходится, хотя у Йона и были довольно веские аргументы. К примеру, Блумберг был моряком, как я, он вырос в Смоланде и еще подростком ушел в море помощником судового механика, много лет он пропадал неизвестно где… лет двадцать или тридцать. Может быть, даже больше. Потом в конце концов вернулся и переехал на Эланд, после женился, появился ребенок. Я думаю, что его сына мы там, в мастерской, и видели.
— Ну и что тут такого загадочного?
— Ну, в общем-то да, хотя есть тут кое-что примечательное: очень уж долго его не было. Йон где-то раскопал довольно интересные вещи про Блумберга: дескать, его за пьянку списали с судна где-то в Южной Америке, и вроде как там он окончательно опустился. Пил по-черному, а потом случайно встретил какого-то шведского капитана, и тот и привез его обратно.
— Ну и что? Разве один Блумберг переехал на Эланд? Таких много.
— Ну да, сюда их не одна сотня перебралась.
— И что, Йон во всех видит Нильса Канта?
— Нет, конечно. Я вот, например, считаю, что Блумберг совсем на Нильса не похож. Но иногда бывает так, что видишь то, что хочешь. Вот, например, моя мама, ну, твоя бабушка Сара, она как-то в молодости гнома встретила… Может, ты помнишь, она рассказывала про серого человечка?
— Да, я слышала. Но зачем тебе…
Йерлоф прервал ее и продолжил:
— Как она говорила, все это случилось весной, когда она развешивала белье на берегу. Если не ошибаюсь, Кальмарский пролив находится рядом с Грёнхёгеном — и вдруг она услышала у себя за спиной быстрые шаги, и из леса вприпрыжку появился он… Мужичок ростом не больше метра, весь в сером. Он ничего не сказал и пронесся прямо к проливу, мимо Сары, на нее даже и не глянул. А когда до воды добежал, то не остановился… Мама ему кричать стала, а он бежал дальше, прямо в воду, потом его волной накрыло, и он пропал и больше не появлялся, как будто никогда и не было.
Джулия только кивнула, она помнила эту мрачную историю. Может быть, даже самую необычную, которую когда-либо слышала от своих эландских родственников.
— Да, гном, который сам себя и убил, — сказала она, — такое, конечно, не каждый день увидишь.
— Ясное дело, что эта история не может быть правдой, — продолжал Йерлоф, — но я в нее верю. Потому что я знал маму, думаю, она видела что-то совершенно материальное или, может быть, какой-то феномен, которого она посчитала гномом. И в то же время я прекрасно понимаю, что никаких гномов и троллей нет.
— В наше время они, как бы сказать, не очень часто попадаются, — подбирала слова Джулия.
— Да, — медленно проговорил Йерлоф, — и Нильсы Канты тоже. О нем никто не говорит, его никто не видит, полиция давно сдала его дело в архив, он лежит на Марнесском кладбище под надгробием, — каждый может пойти и посмотреть. И вопреки всему этому куча народу на Северном Эланде действительно верит, что Нильс все еще жив. Во всяком случае, те, что постарше, частенько его вспоминают.
— А ты как считаешь? — опять спросила Джулия.
— Я считаю, что надо разобраться и навести порядок во всех странностях, связанных с Нильсом Кантом.
— А я больше всего хочу найти моего сына, — тихо сказала Джулия, — я сюда для этого и приехала.
— Да, я понимаю, — произнес Йерлоф, — но разные истории, они как разные жизни. Иной раз даже сходятся.
— Нильс Кант и Йенс?
Йерлоф кивнул:
— Я уже знаю тех, кто принимал в этом участие. И за это надо сказать спасибо Мартину Мальму.
— Как это так?
— Так он же мне сандалию Йенса послал. И попробуй догадаться, на чьем судне привезли в Швецию гроб с телом Нильса Канта.
— На корабле Мальма? Но откуда ты это знаешь?
— Тут все просто. Я сам находился в гавани, когда пришел корабль с гробом. Похоронная контора Марнесса занималась этим делом.
Джулия напряженно обдумывала услышанное. Они все ближе и ближе подъезжали к ответвлению на Марнесс, она притормозила и свернула.
— Но мы же так и не смогли поговорить с Мартином сегодня?
— Да, не получилось, но ты на его дом посмотрела, — сказал Йерлоф. — Как я тебе и объяснил, у Мартина сегодня был плохой день, но раньше или позже все сложится, мы с ним обязательно поговорим. Может быть, на следующей неделе.
— Вряд ли я смогу так долго ждать, — торопливо ответила Джулия. — Я должна ехать в Гётеборг.
— Ну, как скажешь. Когда ты едешь?
— Я, ну… Не знаю. Скоро, может быть, завтра.
— Завтра в Марнесской церкви будут отпевать Эрнста, в одиннадцать часов.
— Я не знаю, приду или нет, — честно ответила Джулия, выезжая на парковку перед Марнесским приютом. — Я же ведь Эрнста не знала. Конечно, то, как он умер, настоящая трагедия, и я по гроб жизни буду помнить то утро, когда его нашла… Но я его совсем не знала.
— Но ты все-таки постарайся и приходи, — посоветовал Йерлоф, открывая дверцу машины.
Джулия тоже вышла, чтобы помочь отцу. Она взяла пакет с «топливом» для молодцов из дома престарелых и портфель Йерлофа.
— Спасибо, — поблагодарил Йерлоф. Он стоял, опираясь на трость. — Мне сейчас почти совсем хорошо.
— Увидимся, — сказала Джулия, проводив отца до лифта. — Спасибо.
— За что?
— За сегодняшний день.
Она вернулась на парковку, забралась в автомобиль и через стеклянные двери видела, как открылся лифт и Йерлоф зашел внутрь. Все в порядке, он не упал.
Потом Джулия завела двигатель и опять выехала на дорогу. Она собиралась в Марнесс купить что-нибудь из еды, а потом ехать в Стэнвик, чтобы переночевать.
Медленно надвигались сумерки. Было двадцать минут пятого. Обычные люди, те, кто ежедневно ходил на работу, сейчас уже возвращались домой.
Но этот закон не для всех. Когда Джулия проезжала мимо конторы участкового Марнесса, она увидела в окне свет.
Джулия остановилась возле продуктового магазина купить молоко, хлеб и яйца. На ее счете оставалось не так много денег, а следующая выплата из страховой кассы ожидалась только через неделю. С этим она ничего не могла поделать, лишь воспринимать как неизбежность.
Когда Джулия вышла из магазина, она опять посмотрела на контору участкового: свет все еще горел. Она подумала о Леннарте Хенрикссоне и вспомнила рассказ Астрид. Вот и Леннарту тоже пришлось пережить трагедию в своей жизни.
Джулия стояла и смотрела на свет в окне, потом она положила еду в багажник, заперла машину, пересекла улицу, поднялась по ступенькам и постучала в дверь участка.
17
— Я винила маму, — сказала Джулия, — она пошла прилечь после обеда и заснула.
Она поморгала, чтобы слезы не застилали глаза, и продолжала:
— А еще больше — папу… Потому что Йерлоф… Потому что он пошел вниз, к морю, заниматься своими сетями. Если бы он был дома, Йенс никогда бы не ушел. Он очень любил дедушку. — Джулия всхлипнула и вздохнула. — И я обвиняла их много лет, но на самом деле во всем виновата я: это я оставила Йенса и поехала в Кальмар. У меня было свидание, хотя отлично понимала, что ни для него, ни для меня все это несерьезно — выброшенное время, он даже не пришел.
Она помолчала и заговорила опять:
— Это был отец Йенса… Микаэль. Мы тогда уже разошлись, и он жил в Сконе,[47] но сказал, что сядет на поезд и приедет, чтобы встретиться со мной. Я думала, что, может быть, нам стоит попробовать снова, но Микаэль так и не появился. — Джулия опять всхлипнула. — Так что нечего удивляться тому, что Микаэль даже не пытался помочь, когда пропал Йенс, он с места не двинулся из своего Мальмё… Но больше всех виновата я.
Леннарт тихонько сидел по другую сторону стола и слушал. Он был из тех, кого называют благодарными слушателями, по крайней мере Джулия так думала. Леннарт дал ей возможность выговориться. Только после того, как Джулия замолчала, он сказал: