Нейлоновые хомуты - Ильдар Р. Низаев
В сарае Мир соорудил лежанку на двоих из сена, закинув поверх старое покрывало, что нашёл на заборе во дворе. Сходив по нужде, оба легли. На этот раз Мир нашёл верёвку, которую протянул сквозь руки и стяжку Мелы, и, сделав множество узлов, привязал её к столбу перегородки, что был внутри сарая. А сверху укрыл их обоих распахнутым столь нужным и универсальным спальником. Недалеко от них на насесте сплетничали три курочки, тихонько кудахтая: ко-ко-ко. На улице уже стемнело, и присущая им куриная слепота не позволяла им что-то увидеть, они могли лишь поделиться ощущениями.
– Ну что, милый, связал, успокоился? Теперь не сбежит невеста?
– Всё, спим!
– А пошалить не хочешь разве? Скажи ещё, что ты об этом не думал!
– Хорошего помаленьку, на сегодня, пожалуй, хватит. Спим, – постарался абсолютно равнодушно, без эмоций ответить Мир. Хотя по телу уже пробежала дрожь возбуждения от близости с объектом вожделения.
– Ну смотри, я не против, если что! – томно вздохнув, произнесла Мела.
Мир закрыл глаза, постаравшись абстрагироваться от мыслей о сексе. Мела ещё какое-то время поёрзала телом, зазывно вздыхая, и наконец уснула сладким сном, засопев. Следом, подавив свои желания и фантазии, погрузился в сон и Мир.
* * *
Забрезжил рассвет. Мир открыл глаза и увидел перед собой расхаживающих по двору курочек. Одна из них, что была поближе, с любопытством разглядывала Мира, крутя своей гибкой шеей туда-сюда и хлопая глазками.
– Любуюсь прямо вами, как милочки-молодожёны спите, бочком друг к другу, посапывая одинаково! Только вот, Мир, твоя козочка на привязи лежит, вот тут-то у меня картина и не складывается! Вот свою козу я даже и не привязываю: сама где-то шляется, когда надо, домой приходит!
Голос бабы Веры послышался словно из ниоткуда. Мир от неожиданности аж встрепенулся. Оказывается, она уже давно была в сарае, сидя на старом сухом полене и наблюдая за ними. В ногах у неё валялся пёсик, грустно смотревший куда-то вверх.
– Вот и я говорю женишку своему: зачем привязываешь, не убегу я никуда от счастья своего, где я ещё такого заботливого найду?! – пошутила проснувшаяся Мела.
– Баба Вера, эта коза другая – неугомонная, убегает! – пояснил Мир.
– Вот же гад!
– Милые бранятся – только тешатся! Вот только не знаю, про вас ли это? – засомневалась баба Вера.
– Спасибо вам за всё, баба Вера! Нам надо дальше идти! – сказал Мир, вставая и подбираясь к верёвкам Мелы, чтобы развязать их.
– Да постой ты, милок! Я вам завтрак приготовила и тут в дорогу наложила! – указала старушка на притащенный ею маленький столик. На нём гости увидели тарелку с варёной картошкой, пару варёных яиц и кувшин со свежим парным молочком. А на полу рядом лежал мешочек с армейскими консервами. – И не вздумай мне тут спорить: надо – не надо!.. Давайте просыпайтесь, умывайтесь – и завтракать, я хоть на вас, молодых, посмотрю, полюбуюсь. Когда мне ещё живых-то людей посмотреть удастся, бог знает. Картошка, яйца холодные – я ещё вчера сварила, так что извиняйте, я про них вчера-то, дурья голова, и забыла, вам не предложила! Вы мне как снег на голову, растерялась я, старуха. Кашу-то с мясом я собачке сварила, сама-то уже мясное не очень ем!
– Неплохо у вас, баба Вера, собачка живёт – получше, чем люди некоторые, пленные в основном! – съязвила Мела, глядя на Мира и тоже вставая, как только тот освободил её от верёвки, но не от стяжки.
– Ну, побраниться-то, молодые, вы успеете ещё! Идите умывайтесь, завтрак посторожу, чтоб куры не растащили! – настаивала хозяйка.
Молодые, как им и было велено, отправились умываться холодной колодезной водой и вскоре уже приступили к завтраку на радость старушке. За столом баба Вера очень много разговаривала, что-то рассказывала, понимая, что неизвестно, когда ей ещё выпадет такая возможность пообщаться с людьми. Мир и Мела по большей части молча её слушали, лишь иногда отвечая на редкие её вопросы. Когда пришло время расставаться, они по очереди обняли добрую гостеприимную старушку. Из армейских консервов Мир взял только треть из приготовленных для них бабой Верой, несмотря на все её уговоры. Вскоре они покинули поселение и вышли на старую извилистую грунтовую дорогу, которая шла через лес и проходила мимо местного небольшого кладбища, где, по всей видимости, и навещала баба Вера своего усопшего мужа. Небо в этот день было облачным. Погода тёплая.
– Интересная женщина эта баба Вера! – сказала Мела, когда они поравнялись с кладбищем.
– Да, хороший, добрый человек! И очень жаль, что вот так ей приходится жить!
– Да я не об этом! Вот был бы ты, к примеру, мой муж и я бы прекрасно знала, что ты по бабам шляешься! Да оно мне надо?! Я бы тебе яйца-то сразу оттяпала, терпеть не стала бы! Или просто не стала бы с таким жить! А она вот терпела, получается!
– Она же сказала: жили хорошо, любила…
– Любила, хорошо жили! Бла-бла-бла! Что она в жизни-то видела, с чем ей сравнивать? Для неё и это хорошо, за счастье, что имеется! Это старое поколение, другого-то они и не видели: жили всегда бедно, о другой жизни и понятия не имели! Вот о чём я! Не стремились они к лучшему, что в этом мире есть! Закрылись вон в своей деревне от всех со своими древними, дремучими правилами, устоями, а мир-то давно изменился! Сколько теперь возможностей в нём, а они и знать об этом не хотят, да и понять не смогут – для этого же надо свободным человеком родиться и мышление другое иметь!
– Опять философствуешь, критикуешь, свободный человек?
– Да ну тебя, динозавра! Заткнусь-ка я лучше. Вот и мама у меня такая же – я ей об одном, а она мне всё о старом талдычит: вот так нельзя, честно надо, совесть должна быть… Да кому она на фиг сейчас нужна! Мир теперь совсем другой!
– Не знаю, я такой же! – подтрунивал над Мелой Мир.
– Вот в этом-то и проблема, Мир, что ты такой же! Всё, я молчу! – сказала Мела и не проронила больше ни слова.
Вскоре дорога привела их к огромному полю пшеницы. Вдали виднелись лесополосы и чёрные пятна, скорее всего, оставленные огнём. Мир остановился и, сбросив с себя поклажу, достал монокуляр. Он долго рассматривал даль, потом выдал:
– Свои! Целая колонна техники, наши! Сюда направляются!
– Да. Вот и всё! Теперь ты меня отдашь? – грустно спросила Мела, заходя в пшеницу.
Мир не отвечал, его как магнитом тянуло к Меле, и он пошёл за ней. Какое-то время они смотрели друг на друга. И вдруг одновременно их губы сошлись в страстном поцелуе. Сильно обнять Мира Меле не помешал даже хомут, которым были стянуты её руки. Он трогал её лицо, волосы, шею и целовал, целовал, целовал… Потом они упали на землю, подмяв под себя молодую пшеницу. Они торопились, они понимали, что времени у них теперь мало, очень мало. Положив Мелу на бок и пристроившись сзади, Мир быстро стянул с обоих штаны, и они снова соединились в упоении близостью. А губы их отрывались друг от друга лишь на какие-то мгновения и вновь сливались в бесконечных поцелуях…
– Развяжи меня, отпусти! Люби меня напоследок свободной, убери хомут! – сквозь поцелуи шептала Мела. Мир как будто не слышал, продолжая любить и целовать. В какой-то момент она больно прикусила его губу, сквозь зубы шепча: «Отпусти…» Он стерпел. Она разжала зубы. И вновь он любил, и они целовали друг друга…
Это был слишком быстрый секс. Через пару минут всё было кончено. Даже поцелуи. В небе послышалась жужжа. Мир быстро оделся, помог Меле. Нашёл в пшенице выпавший из кармана пистолет. Приблизившись, над ними зависла жужжа. Мир поднял голову, пристально всматриваясь в летательный аппарат:
– Я свой, у меня пленная, я свой!
Жужжа висела на месте. Мир подобрал рюкзак, винтовку. Колонна техники приближалась, но была ещё довольно далеко. А вот мотоколяска с двумя бойцами оказалась совсем рядом. Подъехав, она остановилась перед молодой парой.
– Оружие на землю, сами на землю лицом вниз,
