Приманка - Стронг Тони
Никого. Очевидно, ему показалось. Но, будучи осторожным человеком, Харолд оборачивается, чтобы бросить последний взгляд. И вдруг видит мужскую ногу за одним из гробов, поставленных стоймя вдоль всего коридора. Начинает что-то говорить, и неожиданно гроб валится на него. Было время, когда Хародд сумел бы увернуться от падающего гроба, но оно давно миновало. Когда он поворачивается, гроб ударяет его по плечам, и Харолд падает. Он смутно слышит топот бегущих ног, звон разбиваемого стекла, а потом наступает тишина.
Глава сорок четвертая
– Таким образом, – говорит Дан Этеридж, – ничего не украдено и не разбито, кроме окна и гроба.
– Да, – устало соглашается Харолд.
Полицейские приехали быстро, как только смогли, но потом они старательно обыскали лес, проверили, нет ли на обочине следов колес, и посмотрели, не украдено ли что-либо. Звону стекла объяснение нашли быстро: злоумышленник, убегая, разбил окно возле задней двери.
– И вот что приводит меня в недоумение, – продолжает Дан. – Я вижу, где он вылез, но не вижу, где влез. Конечно, я не говорю, что он не сделал этого, только не пойму как.
На виске у Харолда ранка, он достает из кармана сложенный носовой платок и прикладывает к ней.
– Тогда, видимо, и влез там же.
– А затем возникает вопрос, что он здесь делал, – произносит Дан. – Наверное, это было проникновение с умыслом совершить кражу, и ты спугнул преступника до того, как он успел найти что-либо ценное. Вот одна возможность.
– А какие есть еще? – спрашивает Харолд, чтобы поторопить полицейского.
Он и сам представляет другие возможности. Одна из них особенно беспокоит его с тех пор, как пришла на ум полчаса назад.
– Дело вот какое, – отвечает Дан. – У тебя здесь лежит тело привлекательной молодой женщины. Харолд, мне неприятно это говорить, но в округе есть больные люди. Думаю, не следует исключать вероятности, что кто-то хотел с ней совокупиться. Это означает, что похороны нужно отложить и отправить труп в Лонгби на экспертизу. Возможно, там обнаружат какие-нибудь следы.
– Дан, – горячится Харолд, – мы оба знаем, что, если отложить похороны по такой причине, я останусь без куска хлеба. Никто больше не доверит мне хоронить своих родных. Если что-то подобное случилось с бедняжкой – упокой Господь ее душу – сегодня вечером, для нее это ничего не изменит. Она мертва. Но догадки о том, что могло произойти, обернутся плохо и для ее семьи, и для меня. Давай посмотрим сами, и если отыщем следы того, что твоя догадка справедлива, то отправим труп в Лонгби. А если ничего не найдем, оставим бедняжку в покое.
Дан Этеридж закусывает ус.
– Думаю, посмотреть можно, – соглашается он. – Тогда поймем, что здесь произошло.
Они вдвоем раздевают тело и внимательно осматривают.
– Не вижу ничего такого, – сообщает Харолд. – Кажется, нам повезло. То ли я спугнул, то ли это в самом деле был воришка.
– Постой! – восклицает Дан. – Направь сюда свет.
Харолд поворачивает фонарь на бальзамировочном столе в угол зала.
– Что там такое?
Дан разглядывает какой-то предмет на полу. Это небольшой черный диск чуть больше монеты.
– По-моему, это крышка от фотообъектива, – говорит наконец он.
– Слишком мала, – возражает Харолд.
– От цифровой фотокамеры. У моего брата Эда есть такая. Объективы у них потоньше. – Оглядывается по сторонам. – Есть пластиковые перчатки?
– Конечно.
Харолд достает пару нитриловых перчаток. Полицейский надевает одну и поднимает диск.
– Похоже, он делал снимки. Может, какой-нибудь школьник взялся за это на спор. Пока ничего больше сказать нельзя. Но следует быть начеку, вдруг такое случится снова.
Через два дня Кристиан приезжает в больницу с незнакомым врачом. Клэр догадывается, что тот каким-то образом работает на Воглера. Зовут его доктор Феликс. Он высоким тонким голосом задает ей несколько вопросов, потом подводит к окну, чтобы осмотреть при свете. Затем говорит санитару у двери, что хочет видеть доктора Баннермана, и плотно сжимает губы. Санитар мямлит, что доктора Баннермана в больнице нет, и Клэр видит, как губы доктора Феликса сжимаются еще плотнее. Он долго говорит что-то санитару вполголоса. Вскоре появляется заметно взволнованный Баннерман, и доктор Феликс отводит его в сторону. Баннерман не надел халата, и Клэр видит, что он потеет. Потом доктор Феликс возвращается и спокойно говорит Кристиану:
– Все улажено. Можно ехать.
– Спасибо за визит, – произносит Клэр. – Приедешь еще, Кристиан?
– Дадите нам минутку? – просит тот доктора.
– Разумеется, – отвечает Феликс с любезностью человека, знающего, что каждая минута, которую он предоставит им, будет оплачена.
Когда они остаются одни, Кристиан сообщает:
– Клэр, ты поедешь с нами. Доктор Баннерман признал, что ты не нуждаешься в его услугах. Пока тебе не станет лучше, будешь жить у меня. Таким образом, полицейским придется следить только за одной квартирой – если это тебя устраивает.
– Конечно, устраивает.
– Хорошо. Поговорим подробнее через несколько дней, когда твой организм очистится от этих лекарств.
Глава сорок пятая
Гленн Ферниш склоняется над Эллен Вортенссен и смотрит в темно-синие глаза девушки. Нежно, почти благоговейно выдавливает каплю клея в самый центр радужной оболочки. Потом опускает большим пальцем веко и ждет несколько секунд, чтобы клей засох.
Эта беременная девушка повесилась на балке надворной постройки позади фермы родителей. Ее вынули из петли два дня назад, ее глаза уже стали матовыми, а налитые кровью роговые оболочки подернулись пленкой разложения, похожей на катаракту.
Падение было слишком коротким, чтобы сломать шею девушки. Пытаясь повеситься, она удавилась. Кровеносные сосуды в глазах и под нежной кожей щек полопались, отчего она выглядела шестидесятилетней бродяжкой.
С заклеенными глазами девушка выглядит лучше, словно только что вернулась с верховой прогулки по утреннему морозцу, думает Гленн. Но вскоре, когда он примется работать тонизатором кожи, от розоватого цвета не останется и следа.
Гленн снова наклоняется над ней, чтобы придержать второе веко. И – он не может совладать с собой – видя бледные, сухие, как у статуи, губы девушки, он бережно касается их ртом, берет ее нижнюю сухую губу своими влажными, втягивает в рот и вдыхает смрадный, зловонный запах…
– Эй, Гленн!
Молодой человек испуганно отскакивает. Он забыл, что не один и сейчас не личное время, а обычный рабочий день в подготовительном зале. У двери стоит Алисия.
Гленн не сводит с нее взгляда, ожидая, чтобы девушка завопила, сделала первый шаг. Он уже знает, что ее придется убить.
Алисия улыбается:
– Я не скажу, если будешь помалкивать.
– Ты не… испугалась? – удивляется Гленн.
– Нет, – усмехается Алисия. – Думаешь, когда я была помладше, не пользовалась возможностью как следует посмотреть на парней, попадавших сюда? Наверное, мы, морговские крысы, все одинаковые.
– Наверное, – бормочет он.
– А потом, сам знаешь, что говорят о работе с мертвыми, – продолжает она, подходя вплотную к Гленну.
– Что?
– Что она возбуждает, – шепчет Алисия и хихикает. – Таким образом природа обеспечивает сохранение вида. Всякий раз, видя труп, мы хотим трахаться. – Берет Гленна за руку. – Папа на похоронах.
– Знаю.
Алисия ведет ладонью по его руке, гладит пальцы, касается спереди брюк. От того, что обнаруживает там, ее улыбка становится еще шире.
– Можно поехать к тебе?
Мысли Гленна мечутся.
– Едем, – решает он. – Я очень настроен.
– Да… – произносит Алисия, разглядывая фотографии на стенах в его квартире.
Там шесть снимков, увеличенных до размера два фута на три. На них морской окунь, которого Гленн купил в продовольственном магазине. Он ежедневно в течение недели делал по снимку, запечатлевая изменения цвета: чешуя становилась сначала фиолетовой, потом черной. В конце концов от рыбы остались только кости в подернутой плесенью радужной студенистой массе.
