Линкольн Чайлд - Смертельный рай
— Как я понимаю, мистер Уайр, вы пожелали присутствовать на этом заседании, но не воспользовались услугами адвоката или консультанта, предпочтя представлять свои интересы лично?
Уайр кивнул.
— Именно так, сэр, — почтительно проговорил он.
— Очень хорошо. — Корсо окинул взглядом зал. — Кто его куратор?
Один из сидящих позади встал.
— Я, сэр.
— Форстер?
— Да, сэр.
— Подойдите сюда.
Человек по имени Форстер двинулся по проходу. Уайр посмотрел на него и кивнул.
Корсо оперся локтями о стол и наклонился к куратору.
— Должен вам сказать, Форстер, что нас удивило обоснование для прошения от этого человека.
«Не только тебя», — подумал Пистон.
— Тюремные сроки мистера Уайра не складывались, сэр, — сказал Форстер. — Он должен отбыть их единовременно.
— Мне это известно.
Уайр откашлялся и посмотрел на листок, который держал в руке.
— Сэр, — начал он, — ввиду состояния здоровья я намеревался просить об условном освобождении в связи с крайней необходимостью…
Это было уже слишком. Уайр выглядел образцовым здоровяком. Пистон вскочил со стула, который громко ударился о деревянный пол. Корсо, нахмурившись, посмотрел на него.
— Хотите что-то добавить, мистер?..
— Пистон. Фрэнк Пистон. Помощник окружного прокурора.
— Ах да, молодой Пистон. Говорите.
— Могу я напомнить, что виновные в преступлениях при отягчающих обстоятельствах не вправе ходатайствовать об освобождении в связи с крайней необходимостью?
— Комиссия в курсе, спасибо. Мистер Уайр, можете продолжать.
— Как я уже сказал, сэр, я намеревался просить об освобождении в связи с крайней необходимостью. Впрочем, потом я узнал, что это не обязательно.
— Так написано в кратком изложении дела. — Корсо посмотрел на куратора. — Мистер Форстер, будьте любезны объяснить?
— Мистер Уайр набрал немало поощрительных пунктов за хорошее поведение. Максимальное количество.
Пистон наклонился вперед. Что еще за чушь? Он не раз слышал о проблемах, которые Уайр создавал в тюрьме. Он был одним из худших преступников, хладнокровным убийцей, хитрым как лис. Он натравлял одних заключенных на других, устраивал драки и скандалы, постоянно вступал в конфликты с охраной, не говоря уже о нескольких необъясненных убийствах. Невозможно получить поощрение за хорошее поведение, расправляясь с сокамерниками, даже если ничего не доказано.
— Хорошее поведение и заслуги мистера Уайра перед тюремным сообществом, участие в работах для города и встречах реабилитационных групп дают ему право ходатайствовать об условно-досрочном освобождении — естественно, под надзором судебного куратора — начиная с двадцать девятого сентября сего года.
Эти слова потрясли Пистона. Он снова вскочил. Двадцать девятое сентября было два дня назад. Уайр имеет право на условно-досрочное освобождение? Уже? Не может быть.
Корсо посмотрел на него.
— Хотите еще что-то добавить, мистер Пистон?
— Нет. Вернее, да. Освобождение за примерное поведение — это привилегия, а не право. Она нисколько не отменяет того факта, что Уайр лишил жизни шестерых человек, в том числе двоих офицеров полиции.
— Вы забыли, мистер Пистон, что мистер Уайр был обвинен и осужден за убийство одного человека?
Пистон мысленно выругался. Да, в самом деле, Уайра осудили только за убийство его последней жертвы. Дело было в каких-то юридических формальностях, не соблюденных в процессе сбора улик. Хотя сейчас это выглядело полнейшей глупостью, окружной прокурор предпочел ограничиться безупречным обвинением в одном убийстве, нежели рисковать тем, что Уайр будет оправдан из-за процедурных ошибок. Тогда пресса подняла страшный шум. Неужели эти клоуны не помнят об этом?
Вслух же он сказал:
— Не забыл, сэр. Прошу лишь учесть обстоятельства тех убийств и род совершенных Уайром преступлений при рассмотрении…
— Мистер Пистон, вы будете учить комиссию по вопросам условно-досрочного освобождения, как ей выполнять свою работу?
Пистон сглотнул.
— Нет, сэр.
Корсо встряхнул пачкой бумаг.
— Вам известны все факты? У вас есть материалы дела?
— Нет, сэр.
— Тогда сядьте и держите язык за зубами, молодой человек, если вам нечего добавить по существу.
Уайр взглянул на Пистона. Это длилось всего мгновение, но помощника прокурора обдало холодом. Так кот смотрит на канарейку. Затем заключенный повернулся и снова улыбнулся комиссии.
Пистон, потрясенный ходатайством об освобождении и слегка напуганный взглядом Уайра, пытался собраться с мыслями. Следовало помнить, с кем он имеет дело. Все знали, что Уайр убил двоих полицейских, подстроив им ловушку, и намеревался также расправиться с агентом ФБР. Старик Корсо наверняка не забыл этого, а он имел репутацию настолько сурового судьи, каким только может быть председатель комиссии по вопросам освобождения. Кроме того, нужно будет преодолеть все детали ходатайства. Уж тут-то Уайр точно на чем-нибудь попадется.
Корсо словно прочитал его мысли.
— Хорошо, мистер Форстер, переходим к вашему ходатайству. Все члены комиссии имели возможность ознакомиться с ним. Должен признаться, что все мы были несколько удивлены, не только я.
— Вполне это понимаю, сэр. Впрочем, готов защищать как свое мнение, так и достоверность сведений.
— Я ничего не оспариваю, мистер Форстер. Вы всегда весьма тщательно подходили к подготовке ходатайств. Мы лишь… слегка удивлены, вот и все. — Корсо перелистал ходатайство. — Все эти социологические анализы, результаты психологического обследования, вся история исправления Уайра. Никогда еще не видел столь высоких показателей.
— Я тоже, сэр, — сказал Форстер.
Глаза стоявшего рядом с куратором Уайра блеснули.
— Свидетельства, которые вы приводите, не менее поразительны.
— Все это было в базе данных, сэр.
— Гм… — Корсо перелистал последние страницы документа и отложил его в сторону. — Хотя я сам не знаю, из-за чего мы столь удивлены. В конце концов, мы здесь потому, что верим в действенность нашей системы исполнения наказаний. Мы стараемся обеспечить нашим заключенным возможность вернуться к нормальной жизни. Почему же нас так удивляет пример того, что эта система реально работает?
«Боже мой», — подумал Пистон. Лишь одно могло сделать Корсо столь снисходительным — морковка успеха перед носом. Корсо, председатель комиссии по вопросам условно-досрочного освобождения, претендовал также на место в законодательном собрании штата. А преображение Эдмунда Уайра из убийцы-садиста в перевоспитавшегося заключенного могло стать семимильным шагом в сторону сенаторского кресла…
Нет, такого просто не могло быть. Уайр был настоящим подонком, убийцей-психопатом. В чем же дело? Как можно было получить подобные результаты тестов?
— Сэр, — сказал Уайр, смиренно глядя на Корсо, — в свете всего вышесказанного я бы хотел просить комиссию о согласии на мое условно-досрочное освобождение, назначении даты выхода на свободу и составлении плана судебного надзора.
Пистон с растущим недоверием смотрел, как Уайр заглядывает в листок, который держит в руке. Комиссия в полной его власти. Кто-то хорошо научил его, проинструктировал, что читать и говорить. Кто?
Помощник прокурора снова вскочил.
— Мистер Корсо! — воскликнул он.
Старик, нахмурившись, посмотрел на него.
— Что еще?
Пистон пошевелил губами, но не смог произнести ни звука. Уайр безразлично оглянулся через плечо. Перехватив взгляд Пистона, он прищурился и облизал губы, медленно и многозначительно, сначала верхнюю, а потом нижнюю.
Пистон сел. Когда в зале возобновились прерванные дебаты, он полез в карман, достал мобильный и позвонил в офис. Как он и ожидал, включился автоответчик. Он начал было набирать номер шефа, но передумал. Окружной прокурор был сейчас на поле для гольфа, и, как обычно, телефон его был выключен.
Пистон медленно, почти задумчиво убрал телефон в карман и посмотрел на комиссию. Ему казалось, будто это сон, одно из тех кошмарных сновидений, в которых человек становится свидетелем каких-то жутких событий — наверняка ведущих к трагедии, катастрофе, — но при этом он парализован и не может ничего сделать, ничего изменить…
На этом подобие заканчивалось. Пистон знал, что от кошмарных снов всегда просыпаются. Но сейчас пробуждения не будет.
33
— Планы меняются, — сказал Лэш, наклонившись к водителю. — Высадите меня здесь.
Он подождал, пока такси съедет с Коламбус-серкл и остановится у тротуара, расплатился и вышел. Посмотрев, как такси исчезает в море таких же желтых машин, он сунул руки в карманы плаща и медленно пошел по Сентрал-Парк-Уэст.
Он сам не знал, почему решил выйти за несколько улиц до ресторана. Возможно, ему не хотелось наткнуться на ту женщину у входа. Что это, собственно, означало? Наверняка здесь было что-то общее с желанием владеть ситуацией; он хотел увидеть ее первым, занять свое личное пространство до того, как они встретятся. Явный симптом волнения.
