Урс Маннхарт - Рысь
— Но ты же приехал не только ради Геллерта и этой антенки? — спросил Штальдер, повернувшись к Хильтбруннеру.
— Не только ради него, но это главное, — отозвался тот. — Мне стоило немалых трудов склеить сие чудо техники. А еще я захватил вам два новых ошейника.
— Нового поколения? — поинтересовался Геллерт.
— Нового поколения, — подтвердил Хильтбруннер. — Их только вчера привезли. Говорят, аккумуляторы продержатся тридцать месяцев.
— То есть, если округлить, двадцать, — съехидничал Штальдер.
— Ну да, — согласился Хильтбруннер. — У пессимистов время бежит быстрее.
— Пессимисты исходят из сложившейся конъюнктуры, — возразил Штальдер. — Я только что зарегистрировал двух первых мертвых овец нового сезона. Записал обеих на счет Тито.
Геллерт снова переключился на овчарок. Держа в руках золотую антенну, словно какую-то гадость, он и Хильтбруннера стал агитировать принять превентивные меры.
Хильтбруннер позиции Геллерта не разделял.
— Хочешь ночи напролет караулить огромное пастбище фон Кенеля? Хочешь послать туда пять ослов и полдюжины овчарок? Фон Кенель противится любым предложениями этого рода, даже если ему сто раз пообещать, что все совершенно бесплатно. Но если фон Кенель и согласится: пока мы это организуем, пока министерство пришлет животных, а те привыкнут к своим обязанностям, от Тито и след простынет. Нам надо думать о будущем, Беньямин. Рысь должна задержаться в Альпах хотя бы на столетие, а по мне — так до тех пор, пока стоят эти самые Альпы. Нам нельзя строить планы лишь на следующий месяц. Если окажется, что летом какая-нибудь рысь по тем или иным причинам переключится на овец, то нам придется отстрелить ее, согласно принятому решению. Нам надо мыслить политически. В душе можно сколько угодно оставаться зоологом, но нельзя допускать политических ошибок.
Штальдер, не склонный ни к политическим компромиссам, ни к краткосрочному радению о минимизации ущерба, выразился в том смысле, что было бы логичней дать фон Кенелю дозу успокоительного, чем прогонять Тито с пастбища.
— Фон Кенель — образцовый дуболом. За всех задранных овец он получает больше, чем если бы резал их сам, а горланит так, будто это его режут.
— Здесь проблема поглубже, — сказал Хильбруннер, крутя в руках два новых ошейника.
— Да не поглубже. Речь идет о том, что даже через тридцать лет после повторного заселения хищных зверей кое-кто отказывается признавать необходимость изменений в организации хозяйства. И поскольку он этого не делает, мы из года в год мотаемся к нему на пастбище и констатируем, что изменения вносит рысь — количественные, а не качественные.
— Об этом, наверно, хорошо рассуждать в Копенгагене, а в Ленке у нас другая лексика.
— Знаю-знаю, — еле слышно проговорил Штальдер. — Кстати, мне уже давно пора собирать вещички.
Он ушел к себе и закрыл дверь.
Хильтбруннер спросил Штальдера через дверь, не захватит ли тот в Копенгаген дискету с кое-какими данными — для одного австрийца, мейл которого он потерял.
Штальдер открыл дверь, пристально и недоверчиво взглянул на Хильтбруннера, после чего молча взял протянутый диск.
Хильтбруннер поинтересовался, не хочет ли Штальдер дать ему просмотреть текст доклада. Штальдер, поблагодарив, отказался.
— Поужинаешь с нами, Пауль? — спросил Геллерт, которому никак не удавалось подобрать аргументы, чтобы заставить Хильтбруннера сделать что-нибудь для Тито.
— Только если у вас есть что-нибудь съедобное.
— Ризотто сойдет?
— Сойдет, если есть белое вино.
Геллерт бормотал что-то неразборчивое, раскрыв дверцу кухонного шкафа, в то время как Хильтбруннер изучал карту на мониторе Геллерта.
— Я еще не все ареалы отметил, — словно извиняясь, произнес Геллерт. — А с Балу я вообще не уверен, что стоит какие-то границы чертить. Блуждающее Яичко успел побывать более чем в семидесяти долинах.
— Начерти, даже если это не замкнутый ареал. Так мы хотя бы увидим, какой путь Балу проделал за последний месяц.
Геллерт услужливо кивнул.
Хильтбруннер отвернулся и, окинув гостиную властным взглядом, подошел к стене с шестью картами. Искалеченной бабочки на подоконнике рядом с телефоном он не заметил. Зато обратил внимание на черные булавки, которых прежде не видел.
— А это что за черные штуковины? — спросил он.
— Это идея Геллерта, — прокомментировал Штальдер, вышедший из своей комнаты, чтобы поискать в рюкзаке билеты на ночной поезд. — Каждой убитой рыси по памятной черной булавке.
Хильтбруннер вопрошающе взглянул на Геллерта.
— Не по памятной, а просто — по булавке, — поправил Геллерт. — Чтобы мы видели, где орудуют враги рысей.
— Беньямин нашел себе новую подработку, — сострил Штальдер. — Оперативником угрозыска. Работает под прикрытием.
Не слушая Штальдера, Хильтбруннер внимательнее присмотрелся к местам, обозначенным булавками. Прижав палец к карте, он провел им от булавки вдоль дорожки к дому Ханса Рёлли.
— Ты еще ломаешь голову над отравлением Рены? — спросил Хильтбруннер.
— Вообще-то нет, — ответил Геллерт. — Но помнить об этом месте не мешает.
— А где булавка для отрубленных лап?
— С краю. Рядом с той, что обозначает взлом машины.
Хильтбруннер ничего не знал об этом инциденте и внимательно выслушал, что ему рассказали.
Вытащив булавку с края карты, он с озабоченным лицом держал ее между большим и указательным пальцами.
— А еще такие есть?
— Ждешь, когда еще одну рысь подстрелят?
— Нет-нет, мне для Зико, он ведь тоже получил свою порцию дроби.
— На полке, справа, рядом с зарядниками.
Хильтбруннер взял черную булавку, нашел Блуменштайн и попросил Штальдера показать, где тот обнаружил Зико.
— И еще вопрос… — Хильтбруннер отвернулся от карты. — Как поживают наши дамочки?
— Дамочки? — переспросил Геллерт.
— Кто из самок остается на месте?
— Детенышей Раи скоро можно будет маркировать, — сказал Штальдер, уже с билетами в руках. — Юля отпадает, а через неделю после Раи будет Мила — у Берентритта, в начале Иффигтальской долины, и Кора — под Шопфеншпицем, у деревни Яун. Местоположение Раи удалось определить с помощью трехточечной пеленгации: она на задворках Лауэнена, на крутом обрыве, неподалеку от озера.
Хильтбруннер принялся искать булавку Раи на карте, быстро нашел ее и стал рассматривать обрыв у Тунгельшуса. На нем было написано «Хольцерсфлуэ».
— Вот будет приключение!
Хильтбруннер спросил, когда они собираются маркировать рысят. Штальдер, уже возвращаясь к себе в комнату, сообщил, что начинать можно на днях, а когда именно, ему все равно. Важно только, чтобы не было столпотворения. Сказав это, он посмотрел на Геллерта в ожидании услышать что-нибудь о планах Нади Орелли лично фотографировать детенышей.
Геллерт, однако, промолчал.
Склонившись над своим календарем, Хильтбруннер предложил последнюю пятницу июня. То есть через пять дней.
— Ты же будешь еще в Копенгагене? — спросил Геллерт.
Штальдер тоже уткнулся в свой календарь. Да, вернется он, скорее всего, лишь в субботу. Но ему и не обязательно присутствовать. Усыплять во время маркировки не надо.
Они договорились встретиться в последнюю пятницу июня в Гштаде на парковке перед Виспилегратом.
Улиано Скафиди явился к ужину как по звонку. Юлиус Лен задержался в Берне до утра понедельника. Свое отсутствие он компенсировал сверхурочными. Лен искал работу, за которую мог взяться в июле или августе. Без особого воодушевления листал газетные объявления и просматривал вакансии в Сети.
За ужином Пауль Хильтбруннер рассказал о звонке министра Филиппа Роше, который уверял, будто скоро примут новую концепцию «Рысь-Швейцария». Неофициальный компромисс найден, и права на отстрел будут переданы кантонам. Из Санкт-Галлена и Цюриха Роше уже получил положительные сигналы. Если все пойдет как надо, на следующей неделе концепция станет политической реальностью.
Геллерт был рад. Штальдер, как и прежде, несогласный с передачей прав на отстрел кантонам, не хотел портить ужин возобновлением давнишней дискуссии и молчал. Скафиди, Геллерт и Хильтбруннер несколько раз вопросительно взглядывали на молчуна.
Не успела сковородка с ризотто опустеть, как Геллерту позвонил Конрад Беннингер. Егерь рассказал, что только-только узнал в виммисовском «Олене», будто Шпиттелер нашел очередную задранную жертву в Фермельтальской долине, и звонит, поскольку не уверен, сообщил ли об этом сам Шпиттелер.
Геллерт сказал, что Шпиттелер, хотя и ездил утром вместе со Штальдером, о новой жертве ничего не рассказывал, и поблагодарил Беннингера.
Штальдер обругал Шпиттелера, хотел сразу позвонить ему и заставить выложить все начистоту Хильтбруннер удержал его, сказав, что толку из этого не выйдет.
