Владимир Орешкин - Рок И его проблемы-2

— Самое интересное, — сказал полковник, — я волнуюсь тоже… Я столько ждал встречи с Михаилом, что он у меня в голове превратился в некую легендарную личность. Про которую все знают, но познакомиться с которой невозможно… Мне даже кажется, что и сейчас это невозможно.

— Что в нем особенного, — пояснил Иван, — обыкновенный парень. Я с ним познакомился, когда он валялся под забором. Вдобавок, его обворовали перед этим.

— Пьяный, что ли, напился? — не поверил Гвидонов.

— Он припадочный, вы что, не знаете? Идет, идет, и завалится куда-нибудь… Потом оклемается и снова идет.

— Не может быть. Невероятно… Как же тогда, такая девушка, как Маша, обратила на него внимание?

— Сам не могу понять… Маш, вот ты нам скажи, что в Мишке такого особенного? Что ты на него клюнула?

— Отстань, — сказала Маша.

— Вот видите, — пожаловался на нее Иван, — у нее на все один ответ… А вас я тоже не понимаю: вы мне пистолет пожалели дать поиграть, а Жорка обещал мне снайперскую винтовку подарить. С патронами…

— Маша, — сказал полковник, — советую обратить ваше внимание на Ивана. У него стираются грани реальности.

— Иван, — сказала Маша устало, — перестань городить глупости.

Но самое интересное было то, что душевные переживания ни как не сказались в отрицательную сторону на ее внешности. Даже, если уж речь зашла об этом, сказались как раз наоборот, — она еще больше похорошела. Хотя ей хорошеть, конечно, уже было не куда. Она и так была хороша.

Но глаза стали чуть-чуть больше, появилась некоторая худоба в лице, признак утонченности натуры, и во всей ее фигуре, и без того идеальной, стали проступать черты некой хищности, словно бы она готовилась стать когда-нибудь пантерой.

Но ей шло, — куда от этого деться…

Между тем, Георгий величественно подал свою руку всем, кто хотел запечатлеть его рукопожатие, — на долгие годы, в качестве вечной памяти.

— Сначала официальная часть. Потом посмотрим на ваши чудеса. Потом немного развлечемся… Потом вылет. Такая программа.

— Личный состав ждет в клубе, — подсказал из-за плеча Колян.

— Уже ждет, — недовольно откликнулся Георгий, — что-то вы, уважаемые, поторопились. Можно было и со мной, сначала, посоветоваться.

— Так мы, блин… — начал было Колян.

— А без «блин» можно? — перебил его Георгий. — Вроде вышли из детского возраста, вроде серьезные люди, а все «блин», да «блин».

Коляну, под вдруг неодобрительные взгляды собравшихся, оставалось только улыбнуться. Проглотить плюшку.

С именем-отчеством, да без «блин», — ну и времена пошли…

— Хозяин, — негромко сказал Сарк, как всегда, неслышно возникнув в кабинете.

Чурил снял очки, с большими мутными стеклами, в которых только читал. Отложил и книгу, в данном случае это был «Пир» Платона, и посмотрел вопросительно на секретаря.

— Интересные факты, — сказал Сарк, подходя и останавливаясь.

Чурил, словно его вырвали из сна, а он никак не хотел просыпаться, — смотрел перед собой, еще не вернувшись из заоблачной сферы, где пребывал только что.

— Девушка, — Марина Юрьевна Старикова, племянница Назарова Матвея Ивановича.

— Этого старого маразматика? — чуть удивился Чурил. — Никогда бы не подумал.

— Как вы предполагали, — сбежала из дома… Играет… Он ее ищет, с ног сбился. Всю Москву на уши поставил.

— Я бы тоже от такого дуболома смылся. С нарушенной психикой… Но, — финансовый гений.

— Братьев у нее, тем более двух, — нет. Она в семье, — единственный ребенок. Кто они такие, — установить пока не удалось.

— Какая разница, — сказал чуть устало Чурил. — Это все?

— Интересные факты, — сказал Сарк, не понимая намека. — Насчет их охранника.

— Да, я слушаю, не стой истуканом.

— Летом Бромлейн на нас наехал, когда посыльного перехватили.

— Да, — коротко бросил Чурил.

— Они сунулись в ФСБ, когда при посыльном ничего не нашли, — говорят, давайте самого лучшего вашего сыщика. Те дали Гвидонова Владимира Ильича… Как раз он и есть охранник Стариковой.

Чурил как-то побледнел, зубы его сжались, и по щекам стали бегать волны. И куда только, в один момент, делась его вальяжная сонливость. Он осел поглубже в своем кресле, положил руки на подлокотники.

— Не хорошо, — медленно сказал он, — что ты вспомнил эту историю… На мировой Бромлейн бил себя кулаком в грудь, божился, что кто-то до них ограбил мертвого посыльного, какой-то случайный рыбак, — так что груз пропал… Я смирился с тем, что груз пропал. Смирился.

— Они искали, — сказал Рыжик, — мы искали… Этот Гвидонов работал на них полтора дня. Пока мы их не зашерстили. Про него забыли все… Интересно: Назаров нанял Гвидонова разыскать свою племянницу. И тот, судя по всему, нашел.

— Я не понимаю, — сказал тихо Чурил, — тихо, но так внушительно, что у Сарка, привыкшего ко всему, и у того задрожали колени. — Я не понимаю, что происходит… Этот Гвидонов ищет наш груз, и о нем все забыли. Не находит… Потом Назаров нанимает его искать сбежавшую племянницу. Тот находит. Но вместо того, чтобы вернуть ее финансисту, и получить бабки, бросает «контору», и нанимается к этой племяннице охранником. То есть, ты хочешь сказать, что он бросил и бабки, и «контору», ради того, чтобы поработать у девушки охранником? Тогда скажи, зачем ему это нужно? Да настолько, что он жизнь себе поломал, ради этой новой почетной должности. Зачем?

Сарк пожал плечами.

— И я не понимаю, — жестко сказал Чурил. — Но запахло грузом!..

Он вскочил с кресла, и уставился на Сарка горящими глазами, — словно бы тот был виновником всего плохого, что с Чурилом произошло за один или два прошедших года.

— Там не трогать!.. Глаз не спускать… Взять завтра, прямо на аэродроме, как прилетят. Обращаться нормально, ни одной царапины, никаких грубостей… За его жизнь отвечаешь лично.

— Понял, — коротко сказал Сарк.

— Еще, — поднял, останавливая секретаря, руку Чурил, — раз такое дело… Все о ее двух братьях. Срочно… Чем, ты говоришь, занимался старший?

— Играл на валютном рынке.

— Говоришь, играл на валютном рынке. Наверное, хорошо играл, раз попал к нам?

— Да. Его хотели попросить поработать на нас, но он отказался.

— Мы попросили, а он отказался?.. Хорошо играл? И чекист у них на стреме?.. А братец отказался от нашего предложения, хотя знает, умный, наверное, чем это для него пахнет… Это что там, у них, клуб самоубийц?!. Одних ненормальных!.. За всеми глаз, каждое движение, каждое слово, — все, чтобы было у меня на столе!

— Понял, — кивнул Сарк.

— А девушка мне понравилась, — сказал ему вслед Чурил, — живьем сожрет, если что не по ее будет. Не подавится… Что-то здесь не так.

Георгий подвез их к дому, где жил Михаил, и тактично уехал проводить совещание.

— Мне Иван сказал, вы будете плакать. Я не выношу сентиментальных сцен… Давайте, встретимся часа через полтора, отметим воссоединение семьи, как это положено.

Но Маша не ответила. Она сверлила взглядом дверь, в которую им сейчас предстояло войти, — и не слышала ничего.

Иван взглянул на Георгия, покрутил пальцем у виска и пожал плечами…

— Ничего Мишка себе дачку отгрохал, — сказал он, когда кортеж уехал, и они остались одни.

Хотя домик по столичным меркам был верхом убожества, — всего два этажа и никакой архитектурной мысли, — голые, выкрашенные желтоватой обычной красной цементные стены.

Но надо же было что-то говорить.

Полковник же молчаливо стоял, опершись на свою палку. В конце концов, выяснилось, что она ему очень идет, — придает мужественный вид, много испытавшего в жизни человека. Видно было, такого на мякине не проведешь, — вот человек, который знает, чего хочет, и знает, как этого «хочет» добиться… И все обыкновенная палка, о которую опираются старики, или раненые фронтовики.

— И где же Михаил? — спросил сам себя Иван. — Почему не выходит к нам навстречу?

Маша словно бы только и ждала этой фразы. Она решительно двинулась вперед, подошла к двери, распахнула ее, и вошла внутрь.

Там были какие-то вешалки, какой-то камин, какой-то телевизор, — и ни одного звука. Словно во всем этом двухэтажном доме не было ни единого человека.

— Эй! — сказала она охрипшим голосом.

В ответ ей была тишина.

— Странно, — сказал Иван.

— Он — спит, — сказал мудрый полковник. — Так бывает, когда человек спит.

Ближе к его профессии сказать бы: так бывает, когда человека нет, а есть покойник. Но повод был сказать именно так, как сказалось, — потому что по-другому получилось бы иное впечатление.

— Он спит? — как-бы переспросила или подумала чужими словами Маша. И решительно, словно знала расположение комнат, стала подниматься по лестнице на второй этаж.

Там она открыла одну дверь, вторую, третью…