Клайв Баркер - Зомби
И в то же время Филип был озадачен, зачем строители сделали лестницу так неудобно; она заканчивалась примерно в трех футах под террасой, среди зарослей ежевики. Он заметил еще кое-что, и это встревожило его еще больше. Сама лестница была покрыта ржавчиной, лишайником и мхом, но посредине перекладины блестели, словно кто-то часто поднимался по ним.
В эту ночь Филип спал плохо, но стояло безмятежное бабье лето, синело небо, светило солнце, и назавтра он снова почувствовал себя вполне комфортно.
Анжела тоже пребывала в хорошем настроении, и супруги совершали обычные визиты. Хотя ремонт дома был закончен, они по-прежнему общались с Пьером, Роже, месье Гасионом и аббатом, регулярно обмениваясь визитами.
Работа Филипа шла наилучшим образом. Книга рассказов о призраках, законченная еще в мае, вскоре после переезда в Бургундию, прекрасно расходилась в Англии, шли переговоры об издании ее в Америке и на континенте. А теперь, несмотря на попытки аббата отговорить его, писатель начал роман, сюжет которого основывался на истории де Меневалей. Он позабыл о своих сомнениях и странных событиях, и мысль его блуждала по мрачным тропам, получив дополнительный материал для книги.
Он полностью погрузился в работу, день за днем проводил над пишущей машинкой, и даже ночью Анжела слышала ее стрекот. Он предпочитал работать на террасе, даже с наступлением октября, когда ночи стали холодными. Анжела выговаривала ему за это, но он только посмеивался над ней и просил ее не волноваться. На этот случай у него были толстый свитер и трубка.
Филип был доволен тем, как продвигается работа; он написал уже пять глав и набросал вчерне еще три. Он уже заговорил о том, чтобы закончить роман к концу осени и отправить рукопись издателю до нового года.
Анжела была рада за мужа, но ее беспокоил его внешний вид. Филип побледнел от переутомления, глаза его провалились — таким она его никогда не видела. Она надеялась вернуться в Англию до наступления холодов, но Филип заговорил о том, чтобы остаться в Сером Доме. Для него это ничего не значило, ведь он по горло занят работой, но Анжеле будет так тоскливо в долгую мрачную и дождливую бургундскую зиму.
Не желая ссориться, они оставили этот вопрос открытым, и Анжела выудила у Филипа обещание, что, если книга будет закончена в следующем месяце, они вернутся в Лондон и он лично вручит роман издателю. Муж отказывался давать ей читать черновик, не желая портить эффект.
— Это лучшее, что я создал, — говорил он восторженно, грызя трубку. — Не помню случая, чтобы работа шла так хорошо. Она чуть ли не сама пишется.
Анжела быстро взглянула на мужа, но ничего не сказала.
— Странная вещь, — продолжал он, нахмурив брови и глядя на стопку отпечатанных листов, лежавших перед ним, — есть кое-какие места, я просто не помню, как писал их… Вот, например, это: "…средневековая атмосфера передана необыкновенно верно…" Нет, наверное, лучше тебе этого не читать. Подожди, пока закончу. Когда вырываешь кусок из контекста, все портится.
Анжела наблюдала за работой мужа с растущей тревогой; она никогда не видела его в таком состоянии, но утешала себя мыслью, что ее вмешательство только испортит дело и чем скорее он доберется до конца, тем скорее они вернутся в Англию.
Несколько дней спустя Филип торжественно объявил, что приступил к последней главе и что он отредактирует книгу уже в Англии. Анжела встретила эту новость с нескрываемым облегчением. Филип удивленно взглянул на нее. Он был бледен как смерть; глаза лихорадочно горели от ночных бдений. Затем он отложил трубку и обнял жену.
— Я знаю, что тебе здесь скучно, дорогая, — сказал он. — Но осталось еще несколько дней, а затем мы вернемся в Лондон. Я убежден, это самая выдающаяся вещь из всего написанного мной. Уверен, ты согласишься, что дело того стоило.
Муж и жена, оба довольные ходом дел, принялись обсуждать подготовку к отъезду, а по вечерам Филип яростно строчил последние страницы. Они собирались уехать в ближайшую среду и уже упаковали кое-какие вещи. На следующий день за багажом должна была приехать машина, и Анжела ощущала странное удовлетворение — она была до-вольна жизнью, довольна отношениями с Филипом и даже Серым Домом. Она решила, что на следующий год совершенно привыкнет к этому странноватому месту.
В субботу Филип рано закончил работу. Он трудился на террасе весь день, но конце концов, поднявшись из-за стола с возгласом отвращения, унес пишущую машинку и стопку бумаги в столовую. Анжела запомнила, что Филип вставил в машинку чистый лист. А затем они отправились спать.
Она проснулась среди ночи, некоторое время лежала в полусне, а затем очнулась — ее насторожили какие-то резкие, скрежещущие звуки. Затем она перевернулась на другой бок, сообразив, что Филип, наверное, опять работает. По-видимому, он решил вернуться к прерванной главе. Но потом Анжела нащупала рядом руку мужа, услышала его ровное дыхание, и в душу ее закрался страх. Скрип, хорошо различимый в ночной тишине, доносился из столовой, и в ее сознании всплыли тысячи тревожных мыслей.
Совершив над собой усилие — а Анжела была смелой женщиной, — она заставила себя встать с кровати и не будить мужа. Не позаботившись накинуть халат, она на цыпочках вышла из комнаты.
Прикрыв за собой дверь спальни, она включила лампу. Яркий желтый свет, падавший на знакомые предметы, успокоил ее, и она даже рассердилась на себя за глупые страхи. Она твердым шагом спустилась по ступенькам. Разбудившее ее царапанье продолжалось. Двигаясь в сторону столовой, женщина включала по дороге свет, и постепенно уверенность ее росла. Примерно в десяти ярдах от двери в столовую половица внезапно скрипнула у нее под ногой. Царапанье тут же прекратилось, и Анжела услышала странный шум, словно кто-то полз по полу.
Она с бешено бьющимся сердцем распахнула дверь в столовую, включила свет и в ослепительном сиянии ламп увидела, что комната пуста. Все было на месте, в доме царила тишина, лишь ветер шумел за окном. Она включила все фонари на террасе, но на огромной площадке, вымощенной плиткой и огороженной железными перилами, тоже никого не было.
Она заставила себя взглянуть на стол. На пишущей машинке лежало несколько исписанных листов, готовых к перепечатке. Последняя страница была покрыта французским текстом, написанным корявым почерком. Анжела прочла: "Плоть девственниц — самая желанная пища, и тот, кто вкусит это нежнейшее мясо, познает Вечную Жизнь. А самая прекрасная из замужних женщин станет невестой Повелителя Прелюбодеек, и огни в склепе будут гореть ярче, чем на свадебном пиру…" Предложение не было закончено, и чернила еще не высохли.
Анжела, дрожа, почти теряя сознание, отшатнулась, но все же успела заметить на скатерти около машинки какой-то предмет. Это был кусочек зеленого лишайника.
V
Во вторник Филип и Анжела пригласили друзей на прощальный обед, на котором Филип собирался читать отрывки из своего романа. Предыдущее воскресенье они провели за упаковкой вещей, а в понедельник Филип, торжествующе размахивая над головой толстой пачкой бумаги, сообщил жене, что книга закончена. Анжела не рассказывала ему о событиях субботней ночи; над домом нависла какая-то мрачная тень, и женщина знала, что ее слова ничего не изменят. Она лишь радовалась тому, что скоро они уедут отсюда и ей не придется проводить здесь зиму; она разделяла восторг Филипа по поводу окончания книги, по крайней мере внешне.
Супруги провели день, обсуждая планы на будущее, и, рано выпив чаю, Филип уехал к Роже; он договорился выпить с другом и обсудить кое-какие дела. У него были идеи насчет сада, он хотел построить высокую каменную стену, чтобы отгородить старое кладбище, — Анжела приветствовала эту мысль. Жизель осталась в доме, и Филип пообещал вернуться к девяти, чтобы лечь пораньше.
Необходимо было подготовиться к завтрашнему приему, и у Анжелы было много дел. День снова выдался жарким, закатное солнце окрасило горы в темный кармин, оставив долину во тьме. Стало холодать, вода на старой мельнице необычно громко звенела в наступившей тишине, облака густого тумана бесшумно поднимались над садом.
Кошки на улице решили устроить концерт. Анжела ушла за шерстяным свитером. Через какое-то время они с Жизелью переместились на кухню и продолжали разговаривать гам, но не стали выключать свет на террасе. Филип оставил Анжеле рукопись — она пообещала высказать ему свое мнение, когда он вернется, хотя чувствовала, что для чтения ей не хватит оставшихся трех часов.
Время от времени, разговаривая со служанкой, она оборачивалась и смотрела на стопку бумаги, лежавшую на террасе на рабочем столе Филипа. Жизели нужно было закончить уборку, и она отправилась за пылесосом. Анжела, прихватив с собой чашку кофе, села за стол на террасе. Она сама не знала, почему сделала так, но чувствовала, что роман Филипа следует читать на террасе, там, где он был написан. На титульном листе стояло: "В долине Дьявола".
