Эрик Ластбадер - Сирены
Не разжимая руки, Бэб перегнулся через стол и произнес низким угрожающим тоном:
— Я ведь сказал тебе не делать этого, приятель, но ты ведь слишком плохо воспитанный нигер, чтобы прислушиваться к моим словам.
— Эй, дру... — Глаза Смайлера закатились. Воротник его рубашки взмок и потемнел от пота.
— Мне не остается ничего другого, кроме как сделать что-то, что вразумило бы тебя, понял?
Смайлер скрипнул зубами.
— Эй, дружище. Эй, успокойся. Ты делаешь больно этому Нигеру...
— Мне наплевать на то, что тебе больно, ясно? Раз у тебя пусто в котелке, то приходится расплачиваться за это. — Приблизив лицо вплотную к блестящей физиономии Смайлера, он опустил локоть на скатерть, еще больше усиливая хватку. Смайлер вскрикнул так, что спичка выпала у него изо рта.
— Господи, ты хочешь убить меня. Честное слово.
— Извинись перед леди, приятель.
— Уф... уф...
Бэб наклонился вперед и заскрежетал зубами, и с лица Смайлера, казалось, сбежала вся краска.
— Ладно... извини...
— Извините, мадам. Перед тобой леди, козел. Впрочем, тебе этого все равно не понять.
Смайлер в отчаянии взглянул на Дайну.
— Извините, мадам. — В полном изнеможении он закрыл глаза.
— Бэб, — прошептала Дайна. — Перестань. Бэб выпустил палец Смайлера, и тот облегченно перевел дух и поспешно убрал со стола поврежденную руку, опасливо поддерживая ее здоровой.
— Сломав курице крылышко, не отведать ли ее мяса, а, Смайлер? — Бэб фыркнул. — Ладно. В чем дело?
Смайлер посмотрел на него покрасневшими глазами: он легонько покачивался на стуле, стараясь унять нервную дрожь — последствие ужасной боли.
— Беду[14] привезут в три часа утра. Место прежнее.
— Ты проверял?
— Да. Хороший товар. Бэб кивнул.
— Верных две тысячи для тебя, нигер. С такими бабками сможешь как следует приодеться. — Он рассмеялся. — А уж как твоя старушка обрадуется.
Однако Смайлеру было явно не до веселья. Он очень аккуратно держал на весу поврежденный палец, боясь им пошевелить, и, взглянув на него, беззвучно пошевелил губами. Пот постепенно высыхал на его лице.
— Доктор починит тебя в ноль секунд, вот увидишь. — Бэб вернулся к прерванному ужину. — И в следующий раз ты будешь знать, что к чему, Нигер, а? Смайлер бросил на него взгляд.
— Да. — Он поднялся с места, даже не посмотрев на Дайну, словно Бэб сидел за столиком один. — В следующий раз я буду знать.
Сказав это, он повернулся и направился к двери, протискиваясь между стульями. Дайне показалось, что выйдя из ресторана, он пересек улицу.
— Разве было необходимо делать ему так больно? — спросила она.
Бэб поставил на скатерть тарелку и взглянул на девушку.
— Я же сказал, мама, что тебе еще предстоит многое узнать об этом городе. Боль — это единственное, что может поставить на место нигера, вроде Смайлера. Грустно, согласен, но это так. Иногда они становятся такими глухими, что их приходится заставлять слушать тебя. А это не просто.
— Значит, ты был вынужден сломать ему палец?
— Уф. — Бэб откинулся на спинку стула и вытер губы. — Я расскажу тебе одну историю, мама, чтобы ты лучше поняла. Много лет назад Смайлер был свободным художником и ни от кого не зависел. Одному богу известно, как ему удавалось зарабатывать на жизнь, потому что в голове у него всегда было пусто, но он все же как-то ухитрялся. И вот однажды он встречается с большим человеком из Филли. Этот парень — редкая сволочь, но не дурак — придумывает, как он может использовать Смайлера в своем бизнесе.
— Итак, он делает Смайлеру предложение. Выгодное предложение, как ясно любому, у кого, как я говорю, очки не запотели. Смайлер, однако, говорит этому типу: «Пошел ты куда подальше», — и тот уходит. Однако ненадолго, потому что ему невтерпеж перебраться на север, в Нью-Йорк, а его билет — в кармане Смайлера. Поэтому он продолжает настаивать, но старый Смайлер упирается, не соглашаясь ни в какую.
— Наконец этот парень из Филадельфии устает ждать и посылает своего человека, чтобы тот привел к нему Смайлера для разговора. Беда в том, что Смайлера не оказывается дома, и тупой спик[15] убивает его подругу.
— До Смайлера не сразу доходит, чьих рук это дело, однако когда это все же происходит, он начинает действовать. Он отправляется к этому типу: не слишком умный поступок. Но, как я сказал..., — Бэб пожал плечами.
«Послушай, — говорит Смайлеру тот. — Одна девчонка стоит другой. Бери себе любую, которая тебе здесь понравится, идет?»
«Ты вонючий ублюдок, — отвечает Смайлер. — Я сверну тебе шею». Разумеется, он не может этого сделать, потому что его уже держат за руки два человека. Тогда этот тип говорит ему: «У козлов, вроде тебя, вечно одна и та же проблема: у вас нет чувства юмора. Ни капли. Поэтому, знаешь, что я сделаю? Поэтому я сделаю тебе одолжение и помогу решить ее». Он встает, вытаскивает здоровенный нож и начинает резать нервы на правой стороне лица Смайлера. «Вот теперь, — говорит этот козел, отступая назад и вытирая кровь с ножа о спортивную куртку Смайлера, — ты будешь улыбаться все время, и никто, даже я, не сможет обвинить тебя в отсутствии чувства юмора». Ха! — Бэб вновь принялся за еду.
Дайна пристально смотрела на него.
— В чем же суть?
— Моего рассказа? — Бэб вытер жирные губы. — Суть в том, что Смайлер теперь работает на того козла. Ох-хо-хо. Кстати, взял себе одну из его девчонок. Они вместе уже... гм... года три-четыре.
— Я де верю ни единому твоему слову.
— Эй, мама, все, что я сказал, правда. Именно так все здесь и происходит. Этот тип сумел заставить старого Смайлера слушать его. В конце концов. Ха! — Он опять рассмеялся и стал доедать остатки белого мяса.
— В таком случае, это все отвратительно.
Бэб бросил мгновенный взгляд на нее поверх оторванного куска хрустящей кожи, такой выразительный, что он лучше всяких слов сказал ей: «Ты сама пришла сюда, мама. Тебя никто не заставлял».
По мере приближения ночи атмосфера в ресторане становилась все более грубой и непринужденной. Взявшиеся невесть откуда бутылки кукурузного виски были водружены на каждый столик вместе с достаточным количеством стаканов, по виду и размеру напоминавших Дайне те, которыми она пользовалась дома, когда чистила зубы.
Отвинтив крышку, Бэб налил себе в стакан мутно-коричневой жидкости на четыре пальца. Когда Дайна, убедившись в отсутствии льда или воды, спросила, не собирается ли он чем-то разбавить виски, то услыхала в ответ:
— Ни за что на свете, мама. Это — кощунство.
Она подождала, пока Бэб допьет и поинтересовалась:
— Ты разве не нальешь мне?
Он изучающе разглядывал ее в течение нескольких мгновений, прежде чем поставить стакан на стол.
— Знаешь, мама, в тебе есть что-то особенное. — Однако он налил ей немного и, улыбаясь, наблюдал за тем, как она пьет, давясь. Ее горло горело, словно в него засунули факел, и она была готова поклясться, что почувствовала каждый миллиметр пути, проделанного жидкостью в ее теле, от языка до самых кишок. Смахнув невольно выступившие на глаза слезы, она протянула стакан через стол за новой порцией. Бэб покачал головой, рассмеялся и налил им обоим.
— Держу пари — у тебя большая семья, — сказала Дайна после некоторой паузы.
— Нет, — он катал стакан ребром по столу, зажав его между огромными ладонями. — У меня нет семьи, во всяком случае, сейчас. Мой отец приехал сюда из Алабамы. Я ненавижу тамошних ублюдков больше, чем спиков, но могу сказать в их пользу одну вещь — они говорят прямо в лицо, что ненавидят тебя. — Он пожал могучими плечами. — Здесь же многие притворяются, хотя относятся точно так же, понимаешь? Они называют тебя своим другом, но это не значит ничего. Одно слово, нигер. — Он взглянул на Дайну. — Как по-твоему, мама, что хуже?
— И то, и другое... расизм вообще, — ответила она. — Не знаю. Я не понимаю этого.
— Тут мы с тобой заодно, мама. — Он сделал глоток. — Когда-то у меня было двое братьев. Старшего звали Тайлер. Его подловили однажды на окраине Селмы. Трое пьяных в стельку здоровых парней с ружьями увидели там Тайлера с его девушкой и без раздумий отправили их на тот свет. Проклятье. — Он налил себе еще виски. Дайна сидела молча, глядя на него.
— Марвин был самым младшим, — продолжал Бэб. — Замечательный нигер, непохожий на нас и нашего старика. Он закончил школу и хотел поступить в колледж, но, конечно, не имел столько денег. Тогда он добровольно пошел служить в армию, только так эти козлы согласились оплатить его учебу. — Он не отрывал взгляда от коричневой жидкости, которую гонял по кругу вдоль стенок стакана. Тупые ублюдки, они отправили его во Вьетнам. Таким образом, он стал еще одним невежественным Нигером, попытавшимся сломать систему и потерпевшим неудачу. Проклятье.
— Я посылал письма этому Нигеру каждую неделю. Я писал: «Послушай меня, Марвин, будь осторожен. Это война белых, поэтому смотри, чтобы с тобой из-за нее ничего не случилось». Но Марвин отвечал мне: «Ты не понимаешь, Бэб. Я — американец, и ты — американец, тоже. Здесь нет ни нигеров, ни белых. Здесь есть только мы и наши враги». Бедный дурень. Потом он написал мне, что его взвод ночью попал в засаду. Он и еще один парень, оставшись в живых вдвоем из всего отряда, продолжали держаться. На следующее утро группа морских пехотинцев нашла их, прикрывавших тылы друг другу, а вокруг валялась куча трупов партизан. Марвин стал героем и должен был получить Серебряную Звезду.
