Жан-Мишель Тибо - Последнее пророчество
— Хотел бы вам напомнить, что предшественники покойного Иоанна Павла II инициировали эти исследовательские проекты, и Ватикан по сегодняшний день финансирует ряд экспериментов, проводимых частными лабораториями. Иоанн Павел II при всей своей прозорливости не стал давать обратный ход. Он считал, что Церковь, долгое время отрицавшая науку, должна взять ее под свой контроль. Ордены же попросту поймали его на слове.
— Так продолжаться не может. Я приму меры, чтобы положить конец этим дьявольским изысканиям.
— Вам это не удастся, ваше святейшество.
— Почему?
— Для этого нужно, чтобы Ватикан перестал зависеть от финансовых потоков, которые вливают в его казну ордены. А еще понадобится возродить святую инквизицию, чтобы судить высокопоставленных руководителей…
— Что же нам делать?
— Есть одно средство. Нужно найти блокнот с серебряной чашей.
— Снова этот легендарный блокнот! Он существует только в вашем воображении, кардинал!
— Нет. В данный момент он находится в руках иезуитов. А последняя страница, которая нам так необходима, едет во Францию.
— Гм… Сделайте все возможное, чтобы она приехала в Рим!
Глава 37
Центральную часть комнаты занимала гигантских размеров кровать, на которой лежала Инесс. Тяжелые шторы были раздвинуты. Ей не спалось. Она смотрела на вершины высоких деревьев, прочертивших границу между землей и космосом. Не было видно ни мигающих звезд Млечного Пути, ни падающих звезд. Вселенная не посылала сигналов. Джунгли, вплотную подступившие к отелю, были на удивление тихими, словно ожидали какого-то события. Инесс это ощущение подавляло. Тщетно она молилась Пресвятой Богородице в надежде обрести умиротворение. Но слова были пусты, они не затрагивали ее разум, и, тем более, ее тело. Да и что могла ей посоветовать Дева, не знавшая удовольствий плотской любви?
Тело Инесс обильно потело. Простыни были влажными. Плоть горела огнем, Инесс задыхалась — она отключила кондиционер, который не переносила, — ощущая сладкий аромата экзотических цветов, исходящий от букетов на маленьких столиках. Каждый раз, закрывая глаза, она видела Михаэля, чувствовала прикосновение его рук к своему телу, ощущала его дыхание на своей груди… От этого ей некуда было спрятаться. Она пребывала в плену этого эротического наваждения.
«Еще немного — и я умру», — подумала она.
Он находился в соседней комнате. И быть может, ему было так же плохо, как и ей. Каждый раз, когда они были в бассейне, она видела, как он смотрит на нее, как загорается его взгляд, когда он касается ее тела. Они несколько раз соприкасались телами, плавая вместе. И это не было случайностью. Они оба делали это намеренно.
«Он не осмелится прийти ко мне… Для него я в первую очередь монахиня, сестра Святого Духа… Да, добрая монахиня, и все. Ах, если бы я была молодой индианкой!»
Но нет, она совсем не была похожа на молодую индианку, которая терпеливо ожидает, когда мужчина придет и возьмет ее. В ее жилах текла горячая кровь, силу страсти и темперамент она унаследовала от своих испанских предков. К горлу подступил комок, челюсти сжались… Она встала с постели, надела ночную рубашку и вышла из своего номера.
Михаэль тоже не спал. Его ночи были бессонными, населенными вопросами, на которые он не знал ответа. С вечера до утра он заучивал наизусть секретные коды с украденной странички. На всякий случай, ведь ее могут уничтожить…
Он привел меня в храм. 58136. Он измерил колонны.
87660931
Ширина равнялась 6 локтям с одной стороны
Ширина 77 и 6 локтей с другой стороны 9057
Ширина Ф dE la tЕnte θααéá 705383 π Σ0001
Ширина двери была 94 10 локтей
Было 5 локтей с одной стороны двери
И 5 локтей
С другой стороны.
Он измерил длину храма, 40 4040 локтей,
И там 87498941105559761364 ширина, 20 локтей.
Потом он вошел внутрь.
В4В5В2ВЗВ9В1В1В9
BB BB
7702770477
Ω
Ценность этой пожелтевшей страницы блокнота равнялась цене его жизни. Он все еще не выучил это сокровище наизусть. Михаэль хранил эту страничку как ценнейшую реликвию, гарантировавшую ему жизнь. Но ради чего ему жить? Томимый тоской и снедаемый сомнениями, он свернул лист в трубку, засунул в футляр для сигары и спрятал его за шкафом.
Реальность казалась ему сумрачной. Его будущее? У него его не было. Вера? Она разрушалась, словно подчиняясь вселенскому закону энтропии. А еще была эта монахиня, проникшая в его мысли и разбудившая в нем желания, отличные от тех, которые он испытывал, глядя на индианок. Эти желания попахивали крамолой, попирали все религиозные принципы. Никто не может безнаказанно желать Господню невесту. Он проклинал себя за это.
Когда раздался стук, рухнули последние табу. Он открыл перед ней дверь, отошел вглубь комнаты. Их горящие взгляды встретились. Они оба содрогнулись от ужаса при мысли о том, что собираются совершить. А потом их тела объяла дрожь иного свойства… Она смотрела на него, обнаженного. Его член уже был в полной готовности.
Инесс перестала винить себя. Она расстегнула пуговицы своей сорочки, подошла и потянулась к нему губами. Поцелуй их не был целомудренным. Их зубы соприкоснулись. Их языки стремились проникнуть как можно глубже в рот партнера.
Руки Михаэля прошлись по телу, которого он так желал, поднялись к грудям, обхватили их, а потом сжали соски.
Поцелуй все не кончался. Инесс прикоснулась к члену, почувствовала пальцами спазм приближающегося оргазма. Он последовал ее примеру, открывая маленькое влажное отверстие, лаская бутон плоти, выступавший из атласных губ…
Они упали на кровать.
Пирога разрезала черные воды озера. Джунгли казались умиротворенными и тихими. Брат Санче стальным взглядом окинул кроны каучуконосных деревьев, населенные скрытной живностью. Гребцы делали свою работу бесшумно. Ночь была ясной. Вскоре показались огни фонарей, освещавших аллеи парка отеля «Мелия».
— Это здесь, — шепнул Рамон.
— Прекрасно, — ответил Санче удовлетворенно.
Начальник тренировочного центра проявил себя с лучшей стороны. Он подобрал двух смелых легионеров, поднаторевших в стычках с коммандос, тщательно спланировал их проникновение на территорию «Мелии». На месте их ожидал соучастник, купленный за сто долларов. Он должен был проводить их к комнатам иезуита и монахини. Они заранее решили не использовать огнестрельное оружие, но захватили с собой два ручных пулемета и три автоматических пистолета на случай, если вмешается служба охраны.
Есть время для молитвы, а есть — для прямого служения Господу. Санче раскрыл свой острый складной нож со стопором, поцеловал рукоятку, на которой были выгравированы семь крестов, и заткнул его за пояс. Потом вынул странное оружие, похожее на револьвер с очень большим барабаном, и зарядил его миниатюрными подобиями медицинских шприцев.
Лодка коснулась берега. Они выпрыгнули на влажную землю и перебежками, от куста к кусту, добрались до мраморной лестницы, спускавшейся к бассейну.
Сообщник ожидал их в условленном месте. Часы показывали половину третьего ночи.
— Они вместе, — сказал человек.
— Как это — вместе? — спросил Санче.
— В одной постели.
Горло брата Санче сжал спазм. Он единственный знал, кем на самом деле являются Михаэль и Инесс. Монах и монахиня предаются греху прелюбодеяния… Уже за одно это их надо было убить!
— Проводи нас к ним.
Санче думал о том, какие приятные моменты готовит ему будущее. Вначале он помучает суку, которая попрала свои клятвы, потом займется проклятым иезуитом. У него были свои методы. Его нож прекрасно умеет находить нервные окончания под кожей. Но он помнил, что прежде всего ему следует завладеть вырванной из блокнота страницей. Этого требовал Тень.
Им хотелось отсрочить момент, которого они так желали, момент, когда они познают друг друга и навсегда откажутся от своего духовного сана.
Но этот миг настал, скрепив их грех кровью и спермой.
Они лежали сытые, сплетенные в объятии, взволнованные и счастливые, позабыв обо всем на свете и пребывая в уверенности, что и мир не помнит об их существовании. Инесс и Михаэль могли бы бесконечно шептать друг другу «я люблю тебя» — любое произнесенное сейчас слово стало бы доказательством зарождающейся любви.
Михаэль покрывал ее тело нежными поцелуями. Он пил пот Инесс, слезы Инесс, и она возвращала ему поцелуи, пьянея от соленого вкуса его кожи.
— Наша жизнь отныне не будет прежней, — сказала она, думая о перспективе абсолютного счастья.
