Сергей Бакшеев - Композитор
– Ну, что, ягодная, распечатали тебя. Теперь и мне можно. Пойдем в кусты. Будешь стараться, муженька не трону.
Сильная девушка оттолкнула пьяного милиционера и убежала в дом. Верстаков шлепнулся, потерял фуражку.
– Ну, гляди, недотрога. Еще пожалеешь.
Разозленный милиционер отправился в горы. Как только старший сержант скрылся за деревьями, взволнованная девушка трижды звякнула пустым ведром.
Топать вверх по заросшей тропке, изрезанной кривыми кореньями, не самое приятное занятие для городского жителя. За час пути Верстаков несколько раз спотыкался, устал и распалился не на шутку. "Сгною гада, а потом и сучку его оседлаю, сама на коленях приползет", – строил мстительные планы Верстаков.
Марк слышал сигнал тревоги и без труда мог бы спрятаться в лесной глуши, но в этот момент он был увлечен наблюдением за беспокойной волчицей, мечущейся в поисках своих заигравшихся сосунков. Он внимал волны тревоги, исходившие от хищницы, и его забавляло то, что он знает, где находятся волчата, а грозная самка с обостренным нюхом – нет. Чуткий нос волчицы проигрывал обостренному слуху человека. Находясь на вершине горы, Марк имел преимущество перед хищником.
Когда старший сержант одолел долгий подъем и увидел безмятежно греющегося на солнце человека, его раздражение достигло предела. Верстаков недобрым взглядом изучил шрам на шее незнакомца и грозно потребовал:
– Документы!
Марк беспомощно развел руки. Милиционер вытер пот под фуражкой, проверил влажной ладонью кобуру.
– Я тебя задерживаю до выяснения личности. Проедешь со мной в отделение. Там и поговорим.
Марк не обращал внимания на зудеж сотрудника милиции. В восторге от собственных возможностей он жадно слушал, как взбесившаяся волчица рыщет на противоположном от волчат склоне горы и всё дальше уходит от детенышей. Ветер был не в ее пользу, расстояние между матерью и заигравшимися отпрысками увеличивалось.
– Встать! – рявкнул милиционер.
Композитор пожалел волчицу. За долгие дни наблюдений он уже привык к её семейству. Вот если бы она оказалась на вершине, она наверняка учуяла бы своих детенышей.
– Ты, что, не слышишь меня? – разозлился Верстаков.
Губы Композитора дернулись в надменной улыбке. Он сжался и заскулил, как насмерть перепуганный волчонок. Он вопил по-волчьи, тонко и протяжно. Волчица вздрогнула, навострила уши и устремилась вверх по склону. Ее детеныш в опасности, он взывает о помощи.
– Психа из себя корчишь! Не пройдет фокус. – Верстаков демонстративно закатал рукава.
Марк продолжал испуганно скулить. Мощные лапы волчицы отталкивались от каменистой почвы, грозное тело стремительно неслось навстречу малышу, вытянутая морда готова была растерзать любого обидчика.
Верстаков раздраженно наблюдал за странными действиями подозреваемого.
– Не хочешь по-хорошему? Получай! – милиционер дважды ударил Марка.
Композитор взвизгнул, как щенок, получивший ранение. Волчица быстро приближалась, с ощетинившихся клыков слетала пена. Как только зверь поравнялся с ближайшими кустами, Марк выпрямился, обхватил милиционера и повалил на себя. Его крик стал особенно пронзительным, в нем не было ничего человеческого, только боль погибающего волчонка. Разъяренная самка вылетела на поляну. Ее налитые кровью глаза заметили врага, напавшего на беззащитного детеныша. Волчонка не было видно, но его беспомощный предсмертный крик из-под жестокого человека разрывал материнское сердце. Волчица прыгнула на спину изверга. Ее острые клыки вонзились в шею жертвы, мощные челюсти безжалостно сжимались, теплая кровь толчками заполняла пасть.
Когда конвульсии врага прекратились, волчица оттащила безжизненное тело. Она хотела броситься к спасенному детенышу, чтобы зализать его раны, но замерла в недоумении. Волчица часто дышала, с ее клыков капала кровь, а удивленные глаза таращились на другого человека. Он равнодушно молчал.
В наступившей тишине, на вершине горы, волчица вдруг услышала радостные повизгивания своих малышей. Милое сердцу тявканье раздавалось в лощине со стороны ручья. Лежащий человек что-то сказал. Волчица не понимала слов, но голос был добрым и направляющим. Утомленный зверь затрусил вниз по склону к своим детенышам.
Гибель милиционера в пасти зверя лишь подчеркнула для районного начальства дикость здешних мест. Вновь назначенный сотрудник не спешил посещать глухое село. Зачем, если важных дел и так хватает.
Самые опытные местные охотники с дюжиной собак устроили на волчицу облаву. Но она заблаговременно ушла в глубь тайги. Странный обеспокоенный голос с вершины горы предупредил ее о смертельной опасности.
Глава 30
Удаган с воодушевлением обучал Марка шаманским премудростям. Тот проявлял завидные успехи. Но сразу выяснилось, что внешний антураж: диковинный костюм, хитрые телодвижения, правильный огонь, ритуальные запахи – ученика совсем не интересуют. Композитор готов был сутками напролет внимать звукам бубна, вслушиваться в особенности горлового пения, повторять вскрики и завывания Учителя и тщательно изучать звон каждой подвески или колокольчика. Он присутствовал на всех обрядах комлания, но, как с удивлением заметил Удаган, сидел с закрытыми глазами. Всполохи пламени и блеск подвесок мешали Марку сосредоточиться на необычном ритме и звуках. Глаза он открывал только для того, чтобы убедиться в воздействии звукового ряда на слушателей.
Через год Марк изучил все возможности шамана и впал в уныние. Трепетное ожидание приобщения к таинству, вселяющему безграничную любовь, сменилось разочарованием. Искусство шамана сводилось к удивительному владению ритмом, тон которому задавали удары бубна, довлеющие над прочими звуками. Колокольчики, побрякушки, гортанные возгласы лишь подчеркивали в нужных местах ритм и помогали основному тону завладеть умами слушателей, чтобы затем убедить их в чем угодно.
Удрученный Марк предлагал шаману провести обряд без костра в середине дня, гарантируя тот же результат. Удивленный Удаган отмахивался от подобного святотатства. Веками предки призывали духов только в преддверии ночи у ритуального костра с можжевеловым запахом. Так будет и впредь. Негоже ломать сложившиеся устои.
Композитор быстро разобрался, что основной целью шаманской музыки и, связанного с нею ритуала, является внушение безграничной веры и священного трепета в окружающих. Это было страшно далеко от безотчетной любви и рабского обожания. Расспросы Учителя ни к чему не привели. Удаган поделился всем, что умел.
Еще через год шаман доверил Марку провести обряд комлания. Композитор справился с заданием блестяще. Пугать и убеждать он умел всегда. Удаган был доволен и принялся за изготовление для Ученика шаманского бубна. А Марк после своеобразного экзамена замолчал, замкнувшись в себе.
Зима прошла в тишине. Марк перестал разговаривать даже с Таной, хотя она с радостью показывала ему растущий живот и просила приложить ухо. И без этой церемонии он слышал биение двух новых сердец в женской утробе, но никак не реагировал. Что здесь особенного? Он не раз встречал женщин, беременных двойней.
К весне его тоска достигла такой степени, что Марк на глазах стал чахнуть. Однажды по весне поднявшись на гору, он прилег на привычное место и долго не мог подняться. Он слушал пробуждающуюся природу, резвящихся птиц и хлопоты животных, но всё это было уже знакомо ему и не доставляло прежней радости. Обостренный слух ловил малейшие колебания на многие версты вокруг, но все долетавшие шумы, в том числе первый писк новорожденных, уже хранились в глубинах его памяти. Марк пролежал без движения целый день и ночь, и наутро ему стали противны все звуки в мире.
Он нашел в себе силы, чтобы подняться. Не обращая внимания на условные сигналы Таны, успешно разрешившейся двойней, на ослабленных ногах он спустился в ущелье и проник в узкую, но глубокую пещеру, о существовании которой давно догадались его уши. Он заложил вход сосновыми ветками и мхом, а сам забрался в самую глубь. Здесь было тише, однако проклятые уши все равно улавливали отдаленный звонкий стук на поверхности. Марк заткнул ушные раковины пластами мха и крепко натянул на голову шапку-ушанку. Стало тихо. Композитор уснул и забылся.
Он пролежал в пещере больше недели, лишь изредка поднимаясь и слизывая влагу с каменных стен. Здесь его и обнаружила отчаявшаяся Тана. Она взвалила исхудавшее тело на спину и принесла Марка домой. Отвары, колдовские снадобья и фабричные лекарства, прописанные доктором из района, не помогали. Большую часть времени Марк пребывал без сознания, температура его тела не поднималась выше тридцати пяти градусов, но любящая женщина не позволяла ему умереть.
Композитор полностью утратил интерес к жизни. Всё, что можно было услышать в подлунном мире, он уже слышал. Все, звуки, которые можно было использовать для достижения своей заветной цели, он уже испробовал. Но великая мечта оставалась недостижима. Зачем же тогда жить?
