Урсула Познански - Игра 14.0
— Похож на белый гриб. — Она принюхалась. — Прихватим с собой. Штайнхен — знаток…
Еще не договорив, она почувствовала, что своими словами пробудила в душе Бастиана угрызения совести — он виновато опустил голову.
— Со Штайнхеном был всё в порядке, когда мы оставили его с Паулем, — быстро сказала она. — Жар у него уже спал, и дыхание стало ровным. — Айрис вскочила и взяла Бастиана за руку. — Давай сходим к озеру. Грибы в лесу могут встретиться повсюду, но рыба — сто процентов! — только в воде.
Всю дорогу они держались за руки. Ее внутренний голос, заливаясь каким-то безумным смехом, непрестанно твердил ей, что ничего не случится, пока она не отпустит его руку. Когда, наконец, перед ними появилось озеро, Айрис все-таки сделала это, чтобы снять обувь и зайти в воду. Она закрыла глаза. Здесь. Она снова и снова представляла себе это озеро все прошедшие месяцы. От него исходит чувство… покоя. Тут всякий страх пропадает. Жаль, что такое не может продолжаться долго: снова посыплются надоевшие вопросы о Варце, Сандре и Ларсе, и все-таки это мгновение было… божественным.
Она почувствовала легкое прикосновение к лицу.
— Ты плачешь? — тихо спросил Бастиан.
Его рука скользнула по ее волосам, и в эту секунду Айрис хотелось лишь одного: взвыть изо всех сил, вцепиться в него и кричать, кричать, избавляясь от напряжения, мучившего ее так долго. Однако тело среагировало быстрее, чем она думала: от неожиданного прикосновения Айрис сжалась и отдернулась.
— Прости. — Они сказали это оба, в унисон.
Бастиана смутила ее реакция — это было видно по его лицу; но он не задавал больше никаких вопросов. Айрис снова придвинулась поближе, мечтая, что он опять дотронется до нее, но было ясно, что теперь он на это не решится.
— Дело в том, что… — Она подбирала слова. — Я тебя не знаю, мне вообще ничего о тебе не известно. И даже если чувства говорят мне, что ты нормальный парень, я не могу поверить самой себе. Мои чувства однажды уже сыграли со мной дурацкую шутку.
Она увидела, как чуть-чуть поднялись уголки его рта и слегка изогнулись брови.
— Что же тебе такого особенного хотелось бы обо мне знать?
— Всё. Ну, как-то так. — К Айрис вновь понемногу возвращалось то самое безмятежное настроение. Она пошевелила ногами в воде, устраивая небольшие волны. — Кто ты. Чем увлекаешься. О чем думаешь. Чего боишься.
— Именно в этом порядке?
Она пожала плечами.
— В этом… или в другом. Что, например, для тебя самое важное в жизни? Без чего ты не можешь обойтись?
Он почти не раздумывал.
— Не хочу быть задницей. — Несколько секунд он пытался перехватить ее взгляд, но сдался и стал смотреть на воду. — Не потому, что я стараюсь всегда быть таким… м-м-м… хорошим, а потому что, черт побери, терпеть не могу, когда причиняю кому-нибудь боль.
— О, круто.
— Да, звучит по-идиотски, я знаю. — Он поднял руку, как будто все-таки захотел еще раз дотронуться до Айрис, но она опять не позволила ему это сделать. — Ты думаешь, я говорю всё это только затем, чтобы представить себя как человека «одни-сплошные-плюсы», да?
— Нет. Я спрашиваю себя, а не поэтому ли ты занялся медициной?
Он усмехнулся, но прозвучало это не слишком радостно.
— Нет, там причины другие. Или не совсем так. Скорее, всё это каким-то образом связано.
Над озером летали две большие, отливавшие синим стрекозы, они описали круг и устремились одна за другой. Продолжая разговор, Бастиан не сводил с них глаз.
— Тебе что-нибудь говорит имя Максимилиана Штеффенберга?
— М-м… нет.
— Это мой отец. Профессор Максимилиан Штеффенберг, хирург экстра-класса. Уже много лет он президент Германского общества хирургов, председательствует на десятках конгрессов, написал двенадцать книг, возглавляет клинику. И при этом — задница, каких поискать. — Он произнес эту скороговорку сдавленным голосом, не переставая следить за полетом стрекоз. — В своей профессии он — просто великий человек. Иногда его приглашают в Штаты или Дубай, чтобы провести какую-то особенно сложную операцию. Те, кому доведется познакомиться с ним, думают, что он прекрасен: остроумный, полный энергии, интеллектуал. Но знаешь что? На самом деле он ужасный человек. И ужасный врач.
Айрис вышла из воды.
— Не понимаю, как это.
— Ему наплевать на всех своих пациентов. Ему наплевать на всех своих сотрудников. И — сюрприз! — ему наплевать и на всю свою семью. Его интересуют лишь бабки и слава. Он берется проводить наисложнейшие операции, если за них заплатят по самому высокому тарифу или если эти случаи непременно попадут в прессу. Иначе никак. На двух своих конкурентов за допущенные ими ошибки он подал в суд, хотя знал, что они были невиновны. Этих людей не осудили, но репутация их оказалась подмочена. Своих подчиненных он ругает самыми грязными словами за малейшие допущенные промахи, считает их ничтожествами, стравливает друг с другом, но всегда действует так, чтобы для него это не имело никаких последствий.
Бастиан вздохнул. Было видно, что говорить ему очень трудно.
— Однажды он рассказал нам за ужином, что дал пощечину старшему врачу за то, что тот ему возразил. Думаешь, на него подали заявление? Ничего подобного. И на него не заявляла ни одна медсестра, ни одна студентка, которых он затаскивал к себе в постель.
На этот раз Айрис не отвела взгляд. Она взяла его за руку и крепко сжала.
— Сколько они с матерью знакомы, он ее все время обманывает. Трижды она хотела с ним развестись, но он и слышать об этом не желает, а потому всё остается как было. Она каждый день глотает кучу таблеток, которые любого нормального человека вгонят в коматозное состояние. А он исправно снабжает ее этой гадостью, чтобы только она не вякала.
— Лихо, — отозвалась Айрис.
Она положила руку Бастиана себе на плечи и опустила голову на его грудь, чувствуя, как бьется его сердце и как он крепко прижал ее к себе.
— Он заставляет тебя заниматься медициной? — спросила девушка.
Айрис щекой почувствовала, как Бастиан глубоко, полной грудью вздохнул.
— Нет. Ему хотелось бы видеть меня адвокатом.
— Значит, ты добровольно идешь по его стопам?
В эту секунду Айрис подумала, что он сейчас оттолкнет ее, но Бастиан лишь вздрогнул.
— Я не иду по его стопам. Я делаю наоборот! — он замолчал и несколько раз вздохнул. Потом заговорил, медленно, тщательно подбирая каждое слово. — Не быть плохим врачом — это не значит не быть врачом вообще. Не быть плохим врачом — значит быть хорошим врачом. Я хочу стать тем, кем он не стал. Я хочу, чтобы он рвал на себе волосы, видя, что я использую полученные знания, чтобы лечить беженцев, подавших заявление о предоставлении убежища, и, конечно же, тех, у кого нет страховки… — в общем, лечить именно таких людей.
Снова пауза.
— Пожалуй, всё звучит так, словно я — святой Франциск, но это совершенная чушь. Весь мой план — смесь ярости, упрямства и желания сделать лучше. Я не смогу выразиться точнее. И мне не удастся взять и просто вычеркнуть отца из своей жизни, понимаешь? У меня такое чувство, что всё, что я делаю, имеет непосредственное отношение к нему. Поэтому я постоянно чувствую себя так, словно меня ткнули лицом в грязь.
Айрис ничего не ответила. Подняв голову, она прижалась к шее Бастиана, к его волосам. Отыскав его губы, она легонько обвела пальцами их контур и вдруг прикоснулась к ним своими губами.
В первое мгновение Бастиан растерялся от неожиданности, но уже в следующую секунду он жадно прильнул к девушке, отвечая на поцелуй. Долгие минуты весь ее мир был заполнен им, и для страха просто не оставалось места.
Когда они отстранились друг от друга, глаза Бастиана слегка потемнели.
— То, что происходит сейчас, — шепнула Айрис, — точно не имеет ничего общего с твоим отцом. Это только между тобой и мной, между нами одними.
Бастиан кивнул и снова обнял девушку.
— Но все-таки, — сказал он, прижавшись губами к ее волосам, — я не могу не думать, как он взбесится, узнав об этом.
— Из-за меня?
— Ага. Разве что вдруг выяснится, что ты — дочь какого-нибудь богатого фабриканта, желательно с дворянскими корнями и собственной обслугой. В таком случае он мог бы простить тебе, наверное, даже твою прическу. — Он усмехнулся. — Ты случайно не дочь богатого фабриканта?
— Не-а.
Айрис невольно подняла руку к голове и ощупала взлохмаченные космы. Лицо ее посерьезнело.
— Прости. Насчет прически я погорячился. — Он взял девушку за плечи, чуть отстранил, удерживая на расстоянии вытянутых рук, и пристально всмотрелся в ее глаза, словно пытаясь найти в них ответ. — Кто же ты тогда?
Она молчала.
— Я бы очень хотел познакомиться с тобой поближе. Но о себе ты, видимо, не особо-то любишь распространяться, верно?
