Дин Кунц - Казино смерти
И я уже шагнул вперед, чтобы выглянуть за дверь и убедиться, что Датура и Андре находятся далеко и коридор пуст, но очередной залп молний и громовая канонада привели к тому, что мои ноги прилипли к полу. Каждая вспышка освещала Роберта и отбрасывала его отражение на стеклянные половинки балконной двери. Лицо его было белым, как маска актера театра Кабуки, но глаза — еще белее — сверкали ярко-белыми пятнами, отражающими свет молний.
Я сразу же подумал о мужчине-змее, труп которого нашел в ливневом тоннеле, с закатившимися под веки глазами.
Новые вспышки вновь и вновь открывали мне отражения этих белых глаз, и я стоял, не в силах шевельнуться, парализованный пробившим меня до мозга костей ужасом, даже когда Роберт повернулся ко мне.
Глава 45
Повернулся медленно, без резкости, свидетельствующей о том, что за этим поворотом последует немедленная атака.
Теперь молнии не освещали его лицо, зато подсвечивали силуэт. Небо, огромный галеон со множеством черных парусов, сигналило и сигналило, словно пыталось вновь привлечь его внимание. Гремел гром.
Теперь, когда Роберт стоял ко вспышкам молний спиной, а не лицом, его глаза не сияли лунно-белым светом. Тем не менее, пусть тени полностью скрывали черты лица, глаза вроде бы фосфоресцировали, я различал эти молочные бельма, словно у человека, ослепленного катарактами.
И пусть разглядеть я ничего не мог, я чувствовал, что глаза его закатились под веки и зрачков не видно вовсе. Конечно, такую картину могло нарисовать мне мое воображение, потрясенное увиденным ранее, когда Роберт стоял лицом к балконной двери.
Приняв стойку а-ля чиф Портер, я направил ружье на Роберта, целя низко, потому что отдача могла вздернуть ствол.
Независимо от того, какими на самом деле были глаза Роберта, белыми, как сваренные вкрутую яйца, серо-синими с налитыми кровью белками (как в номере 1242), где я впервые его увидел, я не сомневался: он не просто знает о моем присутствии, но может меня видеть.
И однако, его поведение да и поза (плечи ссутулены, руки висят плетьми) говорили о том, что, увидев меня, он не превратился в машину убийств. Складывалось ощущение, что он вдруг перестал понимать, где находится и с какой целью.
Я даже начал думать, что он зашел в этот люкс не потому, что искал меня, но совсем по другой причине, а то и без всякой причины. И теперь, нечаянно столкнувшись со мной, стоял, обиженный тем, что нашу конфронтацию необходимо каким-то образом разрешить.
Этим дело не закончилось: я услышал долгий выдох усталости, я бы даже сказал, крайнего утомления.
И, насколько я мог вспомнить, то был первый звук, который сорвался с его губ: выдох, жалоба.
Его необъяснимое нездоровье и мое нежелание открывать огонь в отсутствие непосредственной угрозы собственной жизни создали странную тупиковую ситуацию. Двумя минутами раньше я и представить себе не мог, что такое возможно.
Меня прошиб пот. Не могли мы вот так стоять друг против друга до скончания веков. Кто-то должен был нарушить хрупкое равновесие.
Когда Роберт только отвернулся от окна, он мог бы сразу открыть огонь, одновременно упав и покатившись по полу, чтобы избежать попадания дроби при моем ответном выстреле. Я не сомневался, что он был опытным киллером, знающим, что и когда нужно делать. Его шансы убить меня были гораздо выше моих хотя бы ранить его.
Пистолет оттягивал его руку вниз, как якорь, когда он укоротил разделявшее нас расстояние на два шага, не угрожая, более того, вроде бы умоляя меня что-то сделать. То были шаги тяжеловоза, жеребца, который привык ходить под тяжеловооруженным рыцарем. Он словно оправдывал титул, полученный от Датуры, — Cheval. Меня тревожило, что Андре может зайти в люкс следом за Робертом, неудержимый, как локомотив, с которым я его ассоциировал.
Роберт мог стряхнуть нерешительность или те чары, что вызывали его бездеятельность. И тогда я бы попал под их перекрестный огонь.
Хотя он приближался, рассмотреть его лицо не удавалось. И тем не менее у меня сохранялось ощущение, что у него не глаза, а бельма.
Еще один звук исторгся из него, как мне поначалу показалось, какой-то вопрос. Повторился, уже напоминая кашель.
Наконец рука с пистолетом начала подниматься.
У меня сложилось впечатление, что оружие он поднимал не для того, чтобы убить, а подсознательно, словно забыв, что держит его. С учетом того, что я о нем знал (преданность Датуре, жажда крови, несомненное участие в жестоком убийстве доктора Джессапа), ждать дальше, пока его намерения окончательно прояснятся, я не мог.
Отдача едва не сшибла меня с ног. Первый заряд дроби впечатления на него не произвел, во всяком случае, пистолет он из руки не выпустил. Я перезарядил помповик, выстрелил вновь, и половинки стеклянной двери на балконе разлетелись вдребезги. Должно быть, основной заряд прошел выше и в стороне от Роберта. Я вновь перезарядил помповик и выстрелил в третий раз. После этого выстрела его отбросило на балкон через дыру, образовавшуюся на месте стеклянной двери.
Оружие он по-прежнему не бросал, но и не использовал его, так что я сомневаюсь, что четвертый выстрел был столь уж необходим. Поскольку из трех первых два попали точно в цель.
Но я поспешил за ним, торопясь покончить с Робертом, словно ружье контролировало меня и жаждало полной разрядки. Четвертый выстрел сбросил его с балкона.
Остановившись в дверях, среди осколков стекла, я увидел то, что ранее скрывали от меня дождь и сумрак. Внешняя часть балкона при землетрясении обвалилась, утащив с собой вниз и ограждение.
Если после трех точных попаданий из помповика в Роберте еще оставалась жизнь, падение с двенадцатого этажа точно отправило его в мир иной.
Глава 46
После убийства Роберта ноги у меня подогнулись, голова пошла кругом, но вот тошнота, как я ожидал, к горлу не подкатила. Он был, в конце концов, Cheval Роберт, а не хороший муж, добрый отец или добропорядочный гражданин.
Более того, мне показалось, он хотел, чтобы я это сделал. И смерть принял с радостью.
Пятясь от балкона и дождя, который хлынул в разбитую дверь, я услышал крики Датуры. Она находилась на двенадцатом этаже, но где-то далеко, однако крики набирали силу, словно приближающаяся сирена. Как я понял, она бежала на звуки выстрелов.
Если бы я попытался добраться до лестницы, меня бы, скорее всего, перехватили в коридоре. В том, что у нее и Андре есть оружие, сомневаться не приходилось. И у меня не было оснований верить, что они, как Роберт, не решатся пустить его в ход.
Гостиную люкса я предпочел спальне, которая находилась по правую руку от входной двери. В этой комнате было темнее: окна меньше, да их еще наполовину закрывали портьеры, палка, на которой они висели, не свалилась при землетрясении.
Я не собирался искать место для укрытия. Мне лишь требовалось время, чтобы перезарядить ружье.
Помня о выстрелах, которые привлекли их внимание, они входили бы в гостиную очень осторожно. Скорее всего, сначала постарались бы залить ее свинцом.
И мне хотелось подготовиться к встрече с ними до того, как первый из них шагнет в соседнюю комнату. Подготовиться, насколько возможно. Арсенала у меня при себе не было. Только четыре патрона.
Если удача была на моей стороне, они не знали, какой номер обыскивал Роберт и вообще искал ли он меня. Только по звуку выстрелов они не могли определить, из-за какой они донеслись двери.
А если бы они решили обыскать все номера короткого коридора, у меня, возможно, появился бы шанс покинуть двенадцатый этаж. Датура выкрикнула мое имя. Она находилась гораздо ближе, если не в люксе, где я прятался, то на пересечении коридоров. Она звала меня не для того, чтобы предложить стакан молочного коктейля или газировки, но по голосу чувствовалось, что она скорее взволнована, чем разозлена.
Казенник, ствольная коробка и ствол были теплыми после недавних выстрелов.
Я привалился к стене. Меня передернуло, когда я вспомнил, как Роберт падал с балкона. Выудив из кармана джинсов первый патрон, я неуклюже пытался вставить его в казенник.
— Ты меня слышишь, Одд Томас? — кричала Датура. — Ты меня слышишь, друг мой?
Казенник сопротивлялся, не желал впускать в себя патрон, руки у меня начали дрожать, отчего задача, которая стояла передо мной, только усложнилась.
— Что это было? — кричала она. — Это был полтергейст, дружище?
Стычка с Робертом привела к тому, что меня прошибло потом. От голоса Датуры пот превратился в лед.
— Это было так круто, такое действительно заводит! — заявила она, по-прежнему откуда-то из коридора.
Решив, что казенник я заряжу в последнюю очередь, я попытался вставить патрон через зарядный торец цилиндрического подствольного магазина.
Мои потные пальцы дрожали, вот патрон из них и выпал. Я почувствовал, как он ударился о мою правую кроссовку и отскочил.
