Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 2.Книга судьбы
Их даже красивые бабы не интересуют. Деградирующее звено бразильской бюрократии. Поговорю с комиссаром: пусть у приюта выставит официальное наблюдение, а лучше пост.
— А вам ничего не говорит, — ласково, стараясь не раздражать и не ехидничать, напомнил Рэй, — что все это произошло недалеко от приюта.
— Да. Вы знаете… — Динстон замолчал будто сам взял верный след. — Что бы все это значило? Да и алебарда стальная у полицейских.
Откуда она?
— Наверное, — не мог. удержаться от нагловатого поучительства майор, — что кто-то уже имел здесь длительное наружное наблюдение. И этих «кто-то» было довольно много и из очень определенных фирм.
— А свидетели? Почему их нет? Почему комиссар никого не опрашивает?
— Кого? Господин полковник. Бесправное население здешнего района еще от первых испанцев напугано беспределом всех и в особенности полицейских, беззаконием чиновников. И этот еще, устрашающий всех, одиозный "эскадрон смерти". Не говоря уже о том, что и преступников они боятся не меньше. Свидетель в этом городе исключение из правил.
— Вы государственный циник, майор. Но я наперекор вам поговорю с комиссаром.
— Как вам будет угодно, господин полковник. Но сначала ему надо заплатить.
— Заплатим.
После разрешения комиссара Боднара похоронная команда начала перетаскивать трупы в авто-морги. Он еще несколько минут ходил по месту происшествия, надеясь, что кто-то появится на опознание трупов.
Но никто не являлся. Все настырнее начали наседать репортеры со своими дурацкими и провокационными вопросами.
Один из них прозвучал для комиссара совсем неожиданно и странно.
— Не считаете ли вы, сеньор комиссар, что началась война между мафиозными группировками в городе за передел сфер влияния. И что в будущем следует ожидать населению от этих кровавых разборок.
Боднар посмотрел на спрашивающего, как на человека, впервые работающего на ниве журналистики, пожал плечами, показывая, что этот вопрос несколько некорректен для населения и рановато для вынесения на общее обсуждение.
Но репортер повторил свой вопрос и добавил, что если полиция так мало знает, а тем более сторонится своей конституционной обязанности, то наступит время и полиции самой придется или работать на мафию, или объявлять ей войну, что потребует огромных дополнительных средств налогоплательщика и не совсем будет соответствовать демократии.
— Наверное, сеньоры репортеры знают много больше, чем мы.
Свидетели и потерпевшие охотнее дают показания журналистам. А нам? Вы видите. Никого нет. Мы расследуем криминальные преступления, исходя из фактов, найденных документов. Мы не имеем право ничего голословно говорить. Иначе мы не криминальная полиция, а платные репортеры для выуживания жареных фактов из ничего. Только всесильные журналисты и репортеры имеют право обобщать, нелегально собирать сведения и подавать их населению в выгодном для себя свете. Сомнительность источников, откуда черпают сведения сеньоры репортеры, не преграда для них. Самые банальные дела из-под пера хваткого журналиста приобретают вес и значимость очередной сенсации. Мы, полицейские, подчиняемся закону. Следуем им. Позволять вольности в интерпретации непроверенных, недоказанных фактов не имеем право. Иначе никакой суд не примет наши дела в производство. Вы согласны с законами конституции, сеньоры? — в упор обратился комиссар к репортерам.
— Не совсем, — ответил тот же газетчик. — Вы чиновник, стоящий на страже законности, и должны иметь ответы на поставленные общественностью вопросы. Иметь свои версии.
— Для этого есть прокуроры. Они и нас проверят и вам подскажут, где и как лучше подавать жареное в соусе.
Рэй подождал, пока Динстон с комиссаром усядутся в полицейский лимузин. Сам же, на своем современном кабриолете, немедленно помчался к Маккинрою, который находился в посольстве и разговаривал с Вашингтоном.
Глава двенадцатая
Коу Кусин внимательно принял донесение Хан Хуа о многочисленной погоне, о том, что они приближаются к месту сосредоточения монахов со скоростью около девяносто миль в час.
Карающий Глаз встал, подал сигнал монахам. Они быстро разошлись, занимать ранее предопределенные места на возвышенности, перед которой проходила большая магистраль. Подошел Ван.
— По плану?
Коу определенно кивнул.
— Большая погоня. Надо залпом встретить, чтобы сразу отбить охоту преследовать. Устроим свалку машин на дороге и на вертолеты.
— А Сен Ю?
— Никаких известий. Немцы очень быстро обложили Хуа. Если в погоне задействовано так много машин, значит наци клюнули на нашу заготовку и значит они заранее готовились к прочим акциям уже без нашей агентурной словесности. Кто-то их еще здорово курирует. — Известно кто.
Американцы сами прячут множество наци в предгорьях Кордильер. Нам надо распределить на каждую машину по три стрелка, чтобы одновременно вывести транспорт с седоками. Тогда задние, не думая, мгновенно развернутся обратно. В течение минуты с ними надо покончить. Следом наверняка поспешают полицейские. Динстон всех привел в движение. — Я все думаю про Сен Ю.
— Оторвемся от погони, пошлем человека в Паулу. Найдем. Где-нибудь на явке он заляжет.
Коу аккуратно вставил обойму в винтовку. — Осталось ждать не более трех минут. Ван пошел к вертолетам.
Нетрудно было определить погоню. Машины неслись на сумасшедшей скорости, норовя на поворотах улететь в кювет. Но мчались. Корпуса вибрировали на неровностях, дрожали стеклами окон, но неслись, не сбавляя скорости. Коу распределил, кто и по какой машине стреляет. И, когда тяжелый мерседес, натужно урча раскаленным мотором, промчался мимо засады, короткие гулкие выстрелы залпом разнеслись по местности.
Пять машин сразу закувыркались и на неослабевающей скорости понеслись в кювет. Задние резко затормозили, заюзили, обходя друг друга, но новые залпы буквально крошили обшивки следующих машин, добираясь быстрой неминуемой смертью до новых водителей. Еще три машины сошли с дистанции. Начали взрываться перевернутые. Задние автомобили почти на месте разворачивались и на еще большем газу уходили обратно. Но последним двум не повезло. Их продырявило столько пуль, что прямо на ходу взорвались и горящими факелами долго мчались вслед ушедшим машинам.
Монахи не стали добивать выскакивающих из подбитых и перевернутых машин. Немцы без команды полем быстро ретировались подальше от опасного места. Хан Хуа с отроками бросил машину, присоединился к основной группе. Некоторое время Мин и Хуа смотрели на горящие автомобили. Мин спросил: — Руса нет? — Нет. — Сен Ю?
— Тоже никаких известий.
По знаку старшего вся группа быстро снялась с места и легким бегом через малый перевал побежала к вертолетам.
Брюнер злобно плевался в окно машины, материл всех и вся. Его срывающийся голос фанатично гнал автомобили вперед, под жалящие пули монахов. Машины визжали на поворотах, кувыркались, горели ярким пламенем, взрывались праздничными петардами, испускали снопы ярко горящих искр. А он все гнал и гнал погоню навстречу гибели. Немцы целились, палили из всех стволов. Но что они могли сделать из коротких легких автоматов, пусть и несущих в минуту сотни мелких пуль, против мощных крупнокалиберных винтовок, которые, как снаряды, вгоняли тяжелые пули в мчащиеся навстречу смерти машины. Брюнер видел. Видел, что примитивный армейский нажим в лоб, бандитская бравада не помогает.
Автомобиль монахов оказался бронированным. Колеса почти до самой земли прикрыты стальными пластинами. Как только немцы приближались ближе ста метров, точность огня монахов повышалась в несколько раз, и тогда очередная машина преследования слепо летела в кювет, и там ее пассажиры находили скорый и печальный конец. Даже вертолеты: борта, на которые Брюнер так надеялся, как Гитлер на сверхоружие, не помогли.
Монахи имели мощные винтовки, разрывные и бронированные пули и пользовались ими очень грамотно и умело. Некоторые попадания были такой точности, что машину на ходу разрывало от мощного взрыва бензобака. Получалось, что пуля иногда проходила весь корпус машины.
Такое положение вещей и страшило и губило всю нанятую храбрость немцев.
Монахи уходили. Уходили без потерь. А Брюнер ежеминутно терял автомобиль с людьми. И как ни проклинал группенфюрер фортуну, не скрежетал до боли старческими зубами, они, нехристи и негодяи, уходили. Приходилось гнать погоню, не обращая внимания на тяжелые потери. Чутье старого вояки подсказывало, что надо прекращать, продумывать иные варианты мщения, но генеральские амбиции не позволяли отступать от намеченного.
— Стрелять всем! Стрелять из всех стволов! — продолжал кричать он по рации. И стреляли. Кто мог. Но могли только три первые машины вести огонь. Остальные были закрыты первыми и только выжидали, когда очередная сойдет с дистанции, чтобы сразу же начать свой скорый отсчет навстречу гибели. После того, как уже одиннадцать машин остались гореть где-то на обочине, и тупому стало бы ясна бесперспективность погони. Брюнер чего-то выжидал. Боялся признаться в очередном проигрыше неизвестным китайцам. Иной команды не следовало, и конвой на предельной скорости несся дальше. Брюнер искусал все губы, таращил глаза по сторонам, чтобы ухватиться хоть за какую-нибудь победную или хотя бы спасительную идею. Но все было трагично и тщетно.
