Сидни Шелдон - Звезды сияют с небес
Глава 20
День начался с приятной новости. Позвонил Терри Хилл.
– Лара!
– Да?
– Только что стало известно, что комиссия по надзору за игорными заведениями приняла решение о выдаче вам лицензии.
– Здорово, Терри!
– Подробности расскажу при встрече, но главное – нам дали «зеленый свет». Очевидно, вы произвели на них чертовски благоприятное впечатление.
– Что ж, значит, пора браться за дело. Спасибо. Лара сообщила новость Говарду Келлеру.
– Отлично, – сказал он. – Надо прихватить наличные. Это избавит нас от ненужных проблем… Она бросила взгляд на календарь.
– Мы сможем полететь туда во вторник и уже на месте решить, как лучше организовать работы. По интеркому позвонила Кэти.
– Мистер Адлер на проводе. Передать ему что?
– Нет-нет. – Лара внезапно занервничала. Она схватила трубку:
– Филип?
– Здравствуйте, я вернулся.
– Я рада. – «Я скучала».
– Я понимаю, что свалился как снег на голову, но, может быть, у вас найдется сегодня вечером время, чтобы поужинать со мной.
Вечером ее пригласил на ужин Пол Мартин.
– Да, – сказала Лара. – Я сегодня свободна.
– Прекрасно. Какой вы предпочитаете ресторан?
– Мне все равно.
– Тогда как насчет «La Cote Basque»?
– Отлично.
– Встретимся там? В восемь часов?
– Хорошо.
– До вечера.
Когда Лара положила трубку, у нее на лице играла счастливая улыбка.
– Это был Филип Адлер? – спросил Келлер.
– Угу. Я хочу выйти за него замуж.
– Вы серьезно? – опешил он.
– Абсолютно.
Для Говарда это был настоящий удар. "Кажется, скоро я ее потеряю, – подумал он. Затем заставил себя рассуждать как реалист:
– Да на что вообще я надеюсь? Ведь у меня никогда не было ни малейшего шанса".
– Лара…, вы же его почти не знаете! «Я знала его всю свою жизнь».
– Я не хочу, чтобы вы сделали ошибку, – не унимался он.
– А я и не собираюсь. Я… – Зазвонил телефон, по которому она разговаривала с Полом Мартином. Лара взяла трубку:
– Привет, Пол.
– Привет, Лара. Во сколько мы сегодня ужинаем? В восемь?
Она вдруг почувствовала себя виноватой.
– Пол… Боюсь, что сегодня вечером я занята. Появились срочные дела. Я как раз собиралась тебе звонить.
– Правда? Надеюсь, ничего серьезного?
– Нет-нет, все в порядке. Просто тут кое-какие люди прилетели из Рима. – По крайней мере хоть это было правдой. – Я должна с ними встретиться.
– Мне не везет. Значит, в другой раз.
– Конечно.
– Я слышал, ты получила «добро» на отель в Рино.
– Да.
– Что ж, это чудесное место.
– Я надеюсь. Мне очень жаль, что так получилось с сегодняшним вечером. Завтра я тебе позвоню.
Линия разъединилась.
Лара медленно положила трубку.
Келлер в упор уставился на нее. На его лице она могла прочитать осуждение.
– Что-нибудь не так?
– Да, – проговорил Говард. – Вся эта проклятая современная аппаратура.
– Что вы имеете в виду?
– Думаю, что у вас в кабинете слишком много телефонов. С ним шутки плохи, Лара.
– Человек, с которым «шутки плохи», – холодно сказала Лара, – уже несколько раз спасал наши шкуры, Говард. Есть еще вопросы?
– Нет. – Келлер покачал головой.
– Ну и ладно. Тогда займемся делом.
***Когда Лара приехала в «La Cote Basque», Филип уже был там. Сидевшие в ресторане люди, как всегда, стали с любопытством оборачиваться в ее сторону. Филип встал, чтобы поприветствовать Лару, и она почувствовала, как замерло ее сердце.
– Надеюсь, я не опоздала, – проговорила Лара.
– Вовсе нет. – Он восхищенно посмотрел на нее. Его глаза излучали тепло. – Вы выглядите сегодня просто превосходно.
Она перемерила полдюжины нарядов, не зная, что надеть – что-нибудь поэлегантнее или посексуальнее, и в конце концов остановилась на строгом платье от Диора.
– Благодарю вас.
Когда они сели, Филип сказал:
– Я чувствую себя настоящим идиотом.
– Да? Почему же?
– Я как-то не сразу сообразил, что вы та самая Камерон.
– Какой ужас! – рассмеялась Лара.
– Господи! Ведь вы – это гостиничные комплексы, кварталы жилых домов, здания офисов. Путешествуя по стране, я повсюду вижу ваше имя.
– Ну и хорошо. – Она улыбнулась. – Это напоминает вам обо мне.
Он заглянул ей в глаза.
– Не думаю, что мне нужны напоминания. Скажите, вам, наверное, надоело слышать, как все вокруг говорят, что вы безумно красивая?
Лара хотела сказать: «Я рада, что вы считаете меня красивой», – но вместо этого выпалила:
– Вы женаты? – Она готова была откусить себе язык. Он улыбнулся:
– Нет. Я не могу жениться.
– Но почему? – На мгновение она затаила дыхание. «Ведь он же не…»
– Потому что большую часть своего времени я провожу в гастрольных поездках. Сегодня я в Будапеште, завтра в Лондоне, послезавтра в Париже или Токио.
– Ах! – Лара сразу почувствовала облегчение. – Филип, расскажите мне о себе.
– А что бы вы хотели узнать?
– Все.
Он засмеялся:
– На это уйдет не больше пяти минут.
– Нет, я серьезно. Мне правда очень интересно. Он глубоко вздохнул.
– Ну что ж, мои родители жили в Вене. Отец был дирижером, а мама – преподавателем игры на фортепиано. Спасаясь от Гитлера, они уехали в Бостон. Там я и родился.
– А вы всегда знали, что станете пианистом?
– Да.
Филипу пять лет. Он разучивает урок по музыке. В комнату влетает отец.
– Нет, нет и нет! Ты что, не можешь отличить мажор от минора? – Его волосатый палец тычется в потную тетрадь. – Это минорный аккорд. Минорный! Понятно?!
– Папа, пожалуйста, разреши мне погулять. Меня ждут ребята на улице.
– Нет! Будешь сидеть до тех пор, пока все как следует не усвоишь!
Филипу восемь лет. Он уже четыре часа не вставал из за рояля.
– Ненавижу музыку! – кричит он. – Не хочу больше дотрагиваться до клавишей!
– Прекрасно, – спокойно говорит его мать. – А сейчас я еще раз хочу послушать анданте.
Ему десять лет. В гости к его родителям пришли друзья-музыканты.
– А теперь Филип нам что-нибудь поиграет, – говорит его мать.
– Ну-ка, послушаем маленького Филипа, – раздаются со всех сторон снисходительные возгласы.
– Поиграй Моцарта, Филип.
Филип смотрит на их равнодушные лица и неохотно усаживается за рояль. Гости продолжают болтать между собой.
Он начинает играть, его пальцы взлетают над клавишами. Разговоры внезапно стихают. Он исполняет сонату Моцарта, комната наполняется волшебными звуками, и кажется, что Филип – это сам Моцарт.
Когда звучит последний аккорд, в комнате повисает гробовая тишина. Затем гости устремляются к роялю, осыпая мальчика восторженными комплиментами. Он слушает их аплодисменты и хвалебные возгласы, и наступает момент его прозрения, когда ему становится ясно, кто он есть и что он хочет от жизни.
– Да. Я всегда знал, что стану пианистом, – сказал Филип.
– А где вы научились играть?
– До четырнадцати лет меня обучала мама, а потом родители послали меня учиться в Филадельфию.
– Вам там понравилось?
– Очень.
Ему только-только исполнилось четырнадцать лет, когда он оказался один, без друзей, в огромном городе. Филадельфийское музыкальное училище было расположено в четырех корпусах постройки начала века. Оно явилось американским эквивалентом Московской консерватории, из стен которой вышли такие музыканты, как Виардо, Егоров и Торадзе. Среди выпускников этого училища были Сэмюэл Барбер, Леонард Бернстайн, Джан Карло Менотти, Петер Серкин и десятки других блестящих исполнителей.
– А вам не было там одиноко?
– Нет.
Он чувствовал себя просто жалким. Прежде ему никогда не доводилось уезжать из родного дома. Его прослушали на вступительных экзаменах, и только когда его приняли, он по-настоящему осознал, что начинается новая жизнь, что домой он не вернется уже никогда. Профессора мгновенно распознали скрытый в этом мальчике талант. Его учителями стали Изабелла Венгерова и Рудольф Серкин, под руководством которых Филип усердно изучал теорию музыки. В свободное от занятий время он вместе с другими студентами играл в камерном оркестре. Фортепиано, на котором его силой заставляли играть с трехлетнего возраста, теперь сделалось своеобразным центром его жизни. Из этого волшебного инструмента пальцы Филипа научились извлекать звуки, передающие целую гамму человеческих чувств – и любовь, и страсть, и гнев. Филип словно говорил на особом, понятном для всех, универсальном языке.
– Свой первый сольный концерт я дал с Детройтским симфоническим оркестром. Мне тогда было восемнадцать лет.
– Вы сильно волновались?
Он был в ужасе. Он понял, что играть для друзей – это одно, а предстать перед огромной аудиторией людей, заплативших за то, чтобы его послушать, – это совсем другое. В волнении Филип выхаживал взад-вперед за кулисами, пока директор театра не взял его за руку и не сказал: «Пора. Ваш выход». До сих пор Филип не мог забыть чувства, охватившего его, когда он вышел на сцену и публика начала ему аплодировать. Он сел к роялю, и все страхи мгновенно улетучились. А потом его жизнь превратилась в один сплошной концертный марафон. Он объездил всю Европу и Азию, и после каждого турне его слава становилась все громче. Его импресарио стал знаменитый Уильям Эллерби, и два года спустя Филипа Адлера буквально завалили предложениями со всех концов света.
