Лес - Тюльбашева Светлана
Мы посидели и помолчали. На мой взгляд, у нее был слишком оптимистичный взгляд на Олега, мне он не казался безобидным.
— Чего, кстати, он так от тебя бесится? — спросила Лика. — Взорваться готов, мне показалось, сейчас до драки дело дойдет. Я что-то пропустила?
— Сама не понимаю.
— Я не заметила, чтобы ты как-то не так с ним общалась. Обычный твой стиль общения, довольно прохладный, но без прямой агрессии, а он в ответ трясется.
— У меня есть гипотеза на этот счет.
— А?
— Думаю, есть люди, которые ближе к собакам, чем к людям, — ума у них нет, одно чутье. Одного человека они любят, другого боятся, третьего ненавидят и хотят укусить, но если собака в жизни не объяснит, почему ей кто-то не нравится, то у людей, даже таких вот, есть речевой аппарат и некоторое подобие мозгов. Если спросить, Олег быстро придумает объяснение своей ненависти, правдоподобное с его точки зрения, но его неприязнь возникла раньше объяснений, он просто, как собака, что-то учуял.
Лика задумчиво на меня посмотрела и пошевелила губами, будто готовясь что-то сказать. Помолчала. Засмеялась.
— А ты ему говорила, что он ближе к собакам, чем к людям?
— Я не совсем идиотка, я нормально с ним общалась, вежливо.
— Ладно-ладно, извини. Пойдем дальше гулять.
У меня возникла идея, и я уже собралась рассказать ее Лике, но тут сзади хлопнула дверь. Кот вскочил и помчался к дому. Мы обернулись, во дворе стояла старушка с миской в руке. Увидев нас, она ахнула.
— Ой, боженьки! А это не вас только что по телевизору показывали? Батюшки мои, вот это номер, только что смотрела на вас, переживала, думала, что же с девочками случилось, молоденькие такие...
— Нас! — обрадовалась Лика. — По телевизору показывали нас! Представляете, такая история вышла, ну прямо вообще.
И Лика пошла общаться со всплескивающей руками и охающей старушкой.
18
— Такой шум после пожара поднялся, из Москвы следователи прикатили, перерыли тут все, одну Тамарку допрашивали раз пять. Вот почему у нас так страна устроена, что, если нужно что-то расследовать нормально, а не как обычно, сразу бригаду людей из Москвы и присылают, даже из вежливости не ждут, пока местные следователи сами разберутся? То есть понимают москвичи, что на наших рассчитывать бесполезно. Почему эти местные тогда до сих пор места свои занимают, если все про них понимает наша власть?
Извините, вы маленькие еще, рано вам об этом думать, это я о своем.
Так вот, республика, конечно, в шоке была, только это и обсуждали. Нет, не сам пожар, а что из-за какого-то пожара такой переполох начался. У нас разное бывало: убийства, разбои, ограбления, поджоги, Сереге вон за год до этого дом спалили, потому что он отказался платить медвежьегорским, — думаете, расследовал это кто? Да ему бандиты эти автограф на груди вырезали, там расследовать нечего было, хватай, задерживай, сажай. Всем плевать было. А тут вообще дела не было: допились алкоголики и дом спалили. Но эти москвичи всю республику перерыли, на вертолетах над лесом летали, грибников каких-то несчастных хватали и допрашивали.
Я сначала думала, что все это — чтобы посадить московского богача, про дочерей которого говорили, что это они деревню подожгли, удивлялась только, почему до него нельзя как-то проще докопаться, без вертолетов. А потом узнала, что дело не в богаче — оказалось, один из погибших был братом эфэсбэшника какого-то, вот тот своих на уши и поднял. Журналистов еще понаехало... Было в этом что-то неправильное. То есть как: если поджог и правда был и деревню спалили те девчонки, конечно, надо было их найти и наказать по закону... Я за правосудие. Но что это за правосудие, когда важно не только, что кого-то убили, но еще и кого именно. Когда обычных людей убивают, над тайгой вертолеты не летают. А тут такую охоту устроили, будто Усама бен Ладен лично засел в карельских лесах, будто это не две девчонки, а банда террористов, мы шутили, что, если кто-то позвонит и скажет, что видел девчонок в Петрозаводске, на следующий день Москва ударит по Петрозаводску ядерной ракетой.
— Нашли их? — спросила Анка.
Гриша посмотрел в окно — начинало темнеть. История была очень интересной, но начинался вечер, побег уже точно не остался незамеченным, а к ответу, что произошло с Анной и где сейчас Тамара, они так и не приблизились.
— Нет, — ответила Софья. — Потом много раз говорили, что якобы видели их где-то, снова шум поднимался, снова мусолили эту историю, но в итоге их так и не нашли. Я думаю, не было в Шижне никаких девчонок. Отец их говорил, что они пропали за месяц до пожара или за два, не помню уже. Может, пошли купаться и утонули, может, заблудились в лесах, может, убил кто. Думаю, к моменту пожара их уже давно не было в живых.
19
Мы погуляли — ну, как погуляли: Лика практически не могла идти, и мы останавливались у каждого забора постоять отдохнуть. Зашли в магазинчик и полчаса трепались с толстой продавщицей, почти дочитавшей свой любовный роман; познакомились с дедом, жившим в доме на краю леса. Лика радовалась вниманию и чувствовала себя звездой. Мы посидели на скамейке, на куче бревен, на пне рядом с лесом, обошли Шижню вдоль и поперек. Погода наладилась, стало теплее, по небу плыли облака.
Когда мы замерзли и возвращались в дом, на улицу вывалилась пьяная Тамара.
— Ой, вторая сучка проснулась! — поприветствовала она нас.
Лика засмеялась.
— Что, простите? Это вы обо мне?
— О тебе, о тебе, шалавы московские приперлись в деревню и давай чужим мужикам глазки строить. Думаешь, я не видела, как ты на Леху смотрела? Думаешь, не видела? У вас в Москве своих мужиков мало? — Это было уже в мой адрес, наконец-то я выяснила, как зовут тельняшечного.
В доме за спиной Тамары заплакал ребенок, я посмотрела на темные окна, и меня передернуло от отвращения к этой вечно пьяной бабе.
— Вы бы шли за ребенком своим смотреть.
— Чего ты сказала?
— То самое. У вас ребенок плачет — вам плевать, вы нормальная, нет?
Лика взяла меня за руку и что-то прошептала, я выдернула руку и продолжила:
— Я бы таких баб, как вы, стерилизовала.
— Ты что сказала? Ты что?..
— Стерилизовала бы. Вырезала бы яичники, чтобы размножаться не могли.
— Э-э, не слушайте мою подругу, она просто устала, не понимает, что говорит, это она от усталости, — вставила Лика.
Тамара стояла посреди грязной дороги, раскачиваясь из стороны в сторону, и сверлила меня злобными маленькими глазами.
— Ты дрянь. Сука ты. Фашистка. Правильно Олег про тебя говорит, правильно. Мы, может, и пьем, но мы люди зато, люди, а ты — вряд ли. Я тебя насквозь вижу.
— Пойдем, Лик, чего с ней говорить, не соображает она, — сказала я, и мы похромали к дому.
Я чувствовала взгляд, уперевшийся мне в спину, и думала, не вернуться ли и не врезать по этой грязной заплывшей роже, но одна мысль о том, что придется дотронуться до нее, была неприятной.
— Вот это ты смелая, — сказала Лика, когда мы дошли до дома. — Что хочешь, то и говоришь. Завидую я тебе.
Дома Лика достала из глубокого кармана ватника бутылку водки, выпрошенную у продавщицы, и поставила под кровать. План был такой: дождаться вечера, вручить Олегу водку в благодарность за наше спасение, а когда он напьется и заснет, вытащить у него из кармана ключи от машины, уехать в город и связаться с отцом. До вечера Лика играла с Саньком, мгновенно влюбившимся в нее и разговорившимся, и что-то весело рассказывала продолжающему себя нахваливать Олегу. Я лежала на кровати, смотрела в потолок и считала часы, оставшиеся до побега.
20
— Больше всех от пожара в Шижне выиграла Тамарка. Нехорошо так говорить, но как есть. Когда журналисты приехали, она всем подряд интервью стала давать, а журналисты и рады, героиню нашли — простая русская женщина, потерявшая при пожаре новорожденную дочь. По всем федеральным каналам ее показывали. Она плакала, рассказывала, как слышала крик дочки в горящем доме, как рвалась туда внутрь, как пятеро мужиков ее держали, чтобы она в дом не вбежала. Какие пятеро мужиков, в деревне не было столько.
