Психиатрическая лечебница - Максим Диденко
Ее на удивление уверенный голос придавал ей сил, бодрил, как крепкий кофе. Наверное, впервые в жизни она именно сейчас чувствовала себя хозяином ситуации. Больше, чем когда-либо.
Ножом отрезала донышко у пластиковой бутылки и стала отмерять подготовленный глицерин и марганец для смешивания. В подвале достаточно сыро, воздух влажный, потому, по ее подсчетам, времени на все про все у нее будет чуть больше минуты, прежде чем все здесь начнет пылать ярким пламенем. Она разрезала тряпки на более мелкие части, вырвала с десяток листов из журнала, смяла их, и сложила все около импровизированного столика-алтаря.
− Давай прощаться. Ничего не скажешь? Или ты говорить по-нашенски не обучен? Урод чертов!
С этими словами она вылила глицерин на дно бутылки, засыпала сверху марганцем в нужном соотношении, накрыла все мятой бумагой, тряпками и несколькими сначала мелкими, а следом и более толстыми дощечками. Дальше торопясь отвинтила крышку с бутылки «уайт-спирита» и обильно облила им все, к чему смогла дотянуться, учитывая стены, пол и оставшиеся более ненужные предметы на куче рядом с ведром.
− Вот и все, делов-то, ну? А ты что же, так ничего и не скажешь мне на дорожку? Даже не ужалишь своими криками в голову? — ехидничала девушка. — А я скажу: гори в аду!
Юля, еще раз все осмотрев и убедившись, что ничего не забыла, не стала дожидаться реакции своей работы с химикатами, и вышла из подвала.
− Она здесь! — прогремел мужской голос откуда-то сверху по лестнице. — К подвалу, лови ее.
Сердце резким ударом в грудь изнутри, казалось, на этот раз все же пробило ребра, и девушка оцепенела: «что же делать?»
− Вот она, держи, хватай ее, − кричал один из увидевших ее мужчин, спустившихся на несколько ступеней к ней навстречу.
Сковывающий страх отступил в тот же миг, когда руки санитаров коснулись ее тела.
− Ты ничего уже не изменишь! — прокричала она в лицо мужчине, обращаясь к нему не как к работнику лечебницы, а непосредственно к самому Ошемире. — Ты проиграл, так прими свое поражение достойно!
Лицо одного из схвативших ее приобрело абсолютно беспристрастное выражение, полностью лишенное любых эмоций.
− Как бы не так. Ты кое-что забыла. Тебе так не кажется?
Эти слова заставили ее вновь похолодеть, перебирая в голове все свои недавние действия и то, где она могла просчитаться.
− Не понимаешь? — продолжал он. − Хм… Тогда я подскажу тебе: ты не способна причинить мне вред. Никто из вас, мелких людишек, не способен этого сделать. Вы все в моей власти. Я! Я ваш хозяин, я ваше рождение и ваше забвение! А вы все являетесь моей собственностью, прими это наконец и тебе больше не придется мучиться. Доктор совершил ошибку, и он за это поплатится. Так же, как и ты.
− Пошел к черту! — кричала Юля, но в мыслях зарождался страх. Подвал уже должен был полыхать, но даже запаха дыма не ощущалось. Ничего.
Пока они тащили ее по лестнице и уже входили в длинный коридор, располагающийся на втором этаже, Юля пыталась понять, что сделала не так и в чем ошиблась, совсем потеряв контроль над ситуацией и будучи не в силах противостоять двум крепко сложенным мужчинам в белых халатах. Физически для нее это было невозможно.
Мысли унесли ее глубоко в себя, но произошедшее несколькими секундами позднее выдернуло ее из собственного тумана в голове, возвращая в реальность.
Быстрое неуловимое движение и глухой удар, от которого санитар в одночасье с разлетающимися в стороны обломками стула падает на пол. Из кармана его халата выпадает пачка «Честерфилда» и «Крикет».
− Я знал, что еще пригожусь тебе, − с по-отцовски доброй улыбкой проговорил Михаил, обращаясь к Юле, но глядя в глаза второму опешившему мужчине в белом.
Тот еще несколько мгновений стоял молча, не зная, что сказать, но быстро пришел в себя и бросился на девушку. Завязавшаяся потасовка с криками ругательств и попытками обуздать ситуацию продолжалась еще некоторое время, но Юле кое-как удалось высвободиться из рук медработника, не без помощи своего друга. Михаил удивительно крепкой для пожилого человека хваткой повис на спине санитара, держа его за шею.
Она заметила зажигалку на полу и, подобрав ее, сжала в руке. Ее взгляд на какую-то секунду столкнулся со взглядом старика, и поняла его без слов.
Торопясь изо всех сил, она побежала по коридору, спустилась в подвал и, склонившись над горой сложенного ею мусора, резко прокрутила барабан зажигалки. От первой искры пары растворителя вспыхнули, опалив ей кончики волос. Языки пламени стали охватывать все, к чему прикасались. Огонь стремительно разрастался, перепрыгивая с пола на стены и потолок. Старые сухие доски, из которых построен подвал, с жадностью поглощались красным разрушителем. Он с каждой секундой забирал себе все большую площадь.
− Что ты натворила, дура!? — раздался рычащий голос позади. Обернувшись, Юля увидела красное, взмокшее от пота и злости лицо того мужчины, с которым минуту назад боролся Михаил.
− То, что должна была сделать еще давно, − спокойно произнесла она.
− Да я тебя…
Но он не успел закончить свои угрозы, как и привести их в действие. Он схватился за голову и рухнул на колени, изнывая от боли. Только Юля, пребывая в абсолютно здравом уме и чистом рассудке не испытывала никакой боли, хотя была уверена — все то, что испытывает сейчас он, так же ощущают и все остальные «жители» этого проклятого места. Быть может, причина кроется именно в ее решимости и силе духа, пришедшей к ней в результате осознания, что с происходящим здесь нужно покончить любой ценой, ответственности, возложенной на нее, и веры одного единственного человека, который не только смог поселить в ней надежду на спасение, но и без преувеличения пожертвовать всем ради этого. Она обладала тем, чего все они были лишены.
В подвале стало невыносимо жарко, а хруст разлетающихся от жара щепок заполнял все вокруг. Пора уходить.
Оставив несчастного, корчащегося от боли мужчину на полу, она, выбегая наружу, напоследок бросила через плечо заключительную фразу: «твои расчеты были неверны, и теперь ты сдохнешь», и поднялась на второй этаж. Михаил лежал на полу едва дыша. Его полузакрытые глаза и стекающая
