Эллен Датлоу - Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм
Я уже шагал по мраморному полу, новые ботинки щелкали, как метрономы. Люди расступались, пропуская меня. Я направлялся прямиком к пандусу, ведущему в подземку. Тощий мужчина с длинной сигарой с любопытством взглянул на меня, когда я проходил мимо одного из столов; я положил руку ему на грудь и пихнул так, что сбил его с ног. Он удивленно растянулся на полу, но и только; все прочие тоже ничего не сделали.
По пандусу я уже бежал трусцой. Платформа была пуста, лампочки-пузыри все так же сияли золотом, и никто не сказал бы, день сейчас или ночь. Запыхавшаяся Дот нагнала меня.
— Да что с тобой такое?! — крикнула она.
Я чувствовал себя вымотанным. Я не знал, сколько времени прошло с тех пор, как мы вломились в дом на горе.
— Что со мной? Что со всем этим?! Это не нормально! Что они с нами сделают? Это не может быть правдой, эта какая-то афера!
— Если ты считаешь, что это афера, то отдай мне кейс. Я позабочусь о нем вместо тебя, тупой неотесанный ублюдок.
Я замолчал. Я просто не знал, что сказать. Дот отвернулась и перешла на другой конец платформы, как можно дальше от меня.
Спустя пару минут из туннеля выскользнула машина, та или совсем как та, и остановилась перед нами. Дверца открылась. Я забрался внутрь немедленно, Дог влезла следом. Мы уселись рядом друг с другом в полном молчании. Дверца задвинулась, капля набрала скорость, и мы помчались с той же безумной быстротой, как и много часов назад.
Дот пыталась заговорить Со мной, но я уставился в пол. Под сиденьем валялись два фантика от жвачки, один скомканный, другой — аккуратно сложенный, как будто еще с резинкой.
Это был последний раз, когда я видел Дот. Теперь я живу во Франции, но у меня есть еще пара домов — в Мексике и Ванкувере. В Канаде я иногда хожу на автомобильные гонки, но почему-то они уже не интересуют меня так, как прежде. Я пью вино из бутылок с настоящими пробками. Мой словарный запас расширился. Я читаю книги. Я слушаю музыку без слов. Потому что, как оказалось, на мой счет в швейцарском банке поступило десять миллионов долларов. Разница между отсутствием и наличием денег оказалась куда больше, чем я мог себе представить. Они как меч, висящий над моей головой, как стена между мной и тем, кем я привык быть. Северную Калифорнию я покинул где-то через месяц: я нервничал, живя в штате, в котором по-прежнему стоял дом на Голубом Хребте.
Иногда меня тянет вернуться и проверить, действительно ли существует дверь в задней стенке шкафа.
Когда мы с Дот взобрались по бетонным ступенькам и вошли в дом, по-прежнему царила ночь. Возможно, прошла всего минута с тех пор, как мы спустились. Я прошел в гостиную, сел в деревенское кожаное кресло, взял стакан, который так недавно и так давно поставил на столик рядом, и наполнил его до краев виски. Мой кейс с тремя сотнями тысяч долларов стоял на деревянном полу рядом с креслом. На мне была одежда ценой в пару тысяч: одни ботинки наверняка стоили больше, чем месячная плата за любую квартиру из тех, которые я снимал в своей жизни.
Дот присела на диван и тоже нашла себе выпить. Чуть погодя она заговорила:
— Я обещала, что однажды объясню тебе все.
— Откуда ты узнала об этом? — спросил я. — И что это?
— Это сон, ставший явью, — ответила Дот. — Судя по твоей гримасе, ты не веришь в то, что сны могут сбываться.
— Ставший явью сон одного может обернуться кошмаром другого, — сказал я. — Кто-то всегда расплачивается.
Я не думал об этом прежде, но, произнеся фразу, понял, что это правда.
Дот расправилась с виски, подхватила свой кейс и зеленый пакет со своей старой юбкой, свитером и туфлями и направилась к двери. У порога она остановилась и повернулась ко мне. Выглядела она, как двадцать миллионов баксов.
— Ты идешь?
Я поплелся за ней. Светила луна, и мы без хлопот спустились по пыльной дороге к моей машине. Во тьме стрекотали сверчки. Дот открыла пассажирскую дверцу и забралась внутрь.
— Подожди минутку, — попросил я. — Дай твою сумку.
Она протянула мне зеленый пакет. Я вытряхнул его содержимое на землю рядом с машиной, потом опорожнил свой, скомкал пакеты и сунул их под тряпки на растопку. Сверху кинул потертую хлопковую куртку, которая была на мне в ночь ареста в «Сирс», которую штат берег для меня, пока я отбывал срок, и которую я снова натянул в тот день, когда вышел из кутузки.
— Что ты делаешь? — спросила Дог.
— Костер, — ответил я. — Попрощаемся со старыми Дот и Сидом.
— Но у тебя нет спичек.
— Пошарь в бардачке. Там завалялся коробок «Голубых головок».
Фрэнсис Оливер
Танцующие в воздухе
Фрэнсис Оливер родилась в Вене, а выросла, получила образование и вышла замуж в США. Впоследствии они вместе с мужем, писавшим путеводители и разделявшим страсть жены к горам и скалолазанию, жили во многих странах. После смерти мужа Фрэнсис с дочерью переехала в Корнуолл. Она опубликовала три «несверхъестественных» романа: «Все души» («All Souls») и «Павлиний глаз» («The Peacock’s Eye»), действие которых разворачивается в Австрии, и «Туристический сезон» («The Tourist Season»), о Турции, а также два «оккультных» произведения: «Аргос» («Xargos»), события в котором также происходят в Турции, и «Дети Крещения», («Children of Epiphany»), герои которого живут в Греции. Кроме написания книг, она посвящает много времени кампаниям по защите окружающей среды и животных и является сокоординатором местной группы «Друзей Земли». А еще она любит читать и писать рассказы о призраках. Ее работы появлялись во «Всех Святых» («All Hallows») и антологии «Тени и тишина» («Shadows and Silence»).
Рассказ «Танцующие в воздухе» («Dancing on Air») впервые появился в одноименном сборнике рассказов Фрэнсис Оливер.
— Когда настолько опаздываешь, следует предупредить по телефону, — заявил ночной портье.
— Я не могла позвонить. Мне пришлось нестись сломя голову, чтобы успеть на последний автобус из аэропорта, — отрезала девушка, склонившаяся над толстенным, богато украшенным журналом регистрации, хотя она готова была разрыдаться. И без того первый день чертова Конгресса пропущен, а тут еще этот проклятый портье грубит.
— Вы могли бы позвонить из самолета.
— В самолетах запрещено пользоваться мобильными. Кстати, трубки у меня все равно нет.
Ночной портье, уже немного очухавшийся ото сна, прочел имя девушки и окинул ее с ног до головы оценивающим, ничего не упускающим взглядом; так-так, стройненькая, без особых примет, Сьюзен Фаринг, особа без достатка и влияния, догонявшая последний автобус вместо того, чтобы взять такси, и не имеющая даже мобильного телефона. Затем его утомленный и несколько затуманенный алкоголем мозг отметил, что она хорошенькая, и портье заговорил чуть приветливее:
— В любом случае, вы получите хорошую комнату с прекрасным видом прямо на парк Дома Конгрессов. Ворота сразу напротив. Завтра утром не опоздаете.
— Спасибо, — буркнула не смягчившаяся Сьюзен.
Портье пожал плечами и протянул ей ключ. Он не предложил помочь с багажом. Не настолько уж она хороша, и на чай от нее вряд ли дождешься. Да и нынешние чемоданы всегда с колесиками. И ее тоже — вон, одно заедает. Портье, выходец из страны, в которой у большинства чемоданов колесики как раз отсутствовали, наблюдал из-под полуприкрытых век, как Сьюзен сражается с толстым ковром, волоча свой багаж мимо подстриженных в форме шаров растений в кадках и однообразноскучных модернистских кресел к лифтам.
В своей комнате Сьюзен раздвинула занавески и распахнула окно в теплую летнюю ночь. Да, парк виден был насквозь, как и сказал портье, до самого сияющего купола. Это, должно быть, крыша Дома Конгрессов, подумала Сьюзен, вспомнив фотографию в брошюре. Свод не просто светился; в нем угадывалось движение и буйство красок. Какая-то вечеринка в пентхаусе? Любопытно. Девушка прихватила с собой бинокль, рассчитывая понаблюдать за птицами Нойзидлерзее,[46] когда Конгресс закончится. Она быстро распаковала его и навела линзы на яркий купол, возвышающийся над темными деревьями.
Да, там шла вечеринка — люди танцевали. Явно бал, и очень торжественный, возможно, даже костюмированный. Женщины в длинных платьях, мужчины в костюмах, таких же пестрых, как платья: багряно-красных, изумруд прях, льдисто-голубых. Но, как Сьюзен ни крутила колесико настройки, как ни ловила фокус, она никак не могла разглядеть их отчетливо. Гости, казалось, беспрестанно кружились, подлетая к стеклянным стенам и мгновенно уносясь прочь. Вот мелькнул подол широкой юбки, светлая прядь, разворот плеча, вскинулись хлопающие руки — всего лишь вспышки образов, мимолетные проблески. Она продолжала вглядываться, все еще пытаясь добиться от бинокля четкости, когда ее ушей достигла тонкая, едва слышная мелодия. Вальс — возможно, вальс Штрауса? Обрывок слишком короток, слишком слаб, чтобы определить наверняка. Ясно одно: это очень быстрый вальс, поистине бурный вальс — танцоры двигаются с головокружительной, почти невероятной скоростью. Конечно, Австрия славится подобными вальсами… Да, этот бал, в честь чего бы он ни давался, действительно фантастический. Она просто обязана посмотреть поближе.
