Евгений Хейсканен - Формула творения
— Ты узнаешь своё прошлое.
— Что?! — Артур воззрился на югослава так, будто из того выпрыгнул космический робот-трансформер. — Потрогай лоб и возьми градусник, Велимир!
— Не кричи. Лучше попробуй подумать. Разве у тебя не бывало провалов в памяти?
Молодой учёный осёкся и замолчал. Он вспомнил сырой подвал в селе под Петрозаводском, отравление кетамином, своё странное видение: мрачный коридор и кабинет с человеком, внушающим бессознательный ужас…
Но откуда такие вещи известны его югославскому приятелю? Он не замедлил спросить об этом.
— Пойми, Артур, директор ФСБ мне почти ничего не сообщал. Он лишь наспех проинструктировал меня, добавив, что в твоём прошлом есть нечто особенное. И это нечто надлежит узнать только тебе и лично от него, — оправдывался Обрадович. — И вот ещё что. Та информация, которую ты получишь, разглашению не подлежит. Вероятно, тебя попросят подписать какую-то бумагу. Борский намекнул.
Артур встретился глазами с Миланой. Она подошла к нему, встала рядом и взяла его руки в свои.
— Я буду ждать тебя. Буду вспоминать каждый день, каждый час, — на её порозовевших щеках появились слёзы. Инга обняла плачущую мать и Артура, соединив их в одно целое.
— Обещай, что ты вернёшься, — негромко попросила девочка. Он пощадил её по голове.
— Обязательно. Я обещаю.
Поэт и философ не знал, говорит ли он правду. Но после радости воссоединения со своей семьёй очень хотел надеяться на это.
Глава 41
Конец сентября выдался в Лос-Анджелес мягким и умеренно-тёплым. Спала изнуряющая летняя жара, и дневная температура воздуха установилась на уровне около + 23 градусов Цельсия с незначительными колебаниями, лениво регистрируемыми городскими термометрами, перегревшимися за август и утомлёнными калифорнийским пеклом.
Фироз в красной с белыми лилиями гавайской рубахе и светло-песочном чесучовом костюме вышел из китайского ресторана. Он всегда считал китайскую кухню особенно полезной для пищеварения и здоровья, о котором чрезвычайно заботился. Здоровье — это сила, а без неё Фироз Акджар не будет нужен ни «Инсайду», ни, в конечном счёте, самому себе. Невдалеке прохлаждалась пара охранников с привычно настороженными физиономиями. Пропустив шефа вперёд, один из них открыл перед ним дверцу «крайслера 30 °Cи» цвета «металлик» и, подождав, когда Фироз усядется на переднем сиденье, расположился сзади. Второй сел за руль. Мощный движок тихонько зашумел и машина тронулась по улице, залитой полосами яркого света, словно прожекторными лучами, выходящими из просветов между набежавших к полудню облаков.
Здесь, в Лос-Анджелесе, родине Голливуда и столице американской роскоши, Фироз не скрывал своего богатства, тогда как в Финляндии он старался никоим образом не привлекать к себе внимания. Поэтому-то вкрадчивое жужжание двигателя дорогого автомобиля лелеяло и баюкало его слух. За годы руководства «Инсайдом» в руках Акджара скопились поистине баснословные деньги. Расположенные на разных счетах в весьма удалённых друг от друга точках планеты и записанные на многочисленные подставные фирмы и оффшоры, они не вызывали ни у кого подозрений. Капиталы «Инсайда» постоянно находились в движении, проходя массу посредников, назначенных самими руководителями организации. Фироз немедленно вспомнил о Гармове. Сотрудничество с российским теневым олигархом составляло один из важнейших векторов руководящей, «внутриполитической» деятельности Акджара в аппарате международного террористического ордена. И действительно, Фироз был обязан Гармову многим. В частности, выход «Инсайда» на российскую авансцену без него был бы крайне затруднен. Гармов, Гармов. Как многое зависело сейчас от него. Могущественный ливанец, закурив гаванскую сигару, что он из медицинских соображений позволял себе в редчайших случаях, задумался о предстоящем. О грядущей информационной атаке, призванной убедить российскую сторону в американской агрессивности и предваряющей собой завершающий аккорд комбинационной увертюры: использование электромагнитной бомбы в Москве.
Теракт в Петрозаводске, столь далеком от калифорнийских берегов, прошёл успешно. Электромагнитная бомба, построенная по чертежам, купленным у Егора Рогатина и доставшимся ранее агентам ГРУ от американских физиков-коммунистов, более чем оправдала себя. Российские специалисты как учёные, так и военные оказались сбиты с толку, никак не понимая, кто же смог изготовить и взорвать в русской Карелии диковинную адскую машину. Конечно, до прямых подозрений американцев в антироссийских кознях, казалось бы, путь неблизкий. Но всякое пространство побеждается большими скоростями. Политические же процессы подчас развёртываются с быстротой, не предусмотренной даже законами физики. Фироз был уверен: следующие шаги «Инсайда» с блеском подтвердят этот тезис.
Хакерская команда, собранная Акджаром в Соединённых Штатах, уже получила задание. «Инсайду» потребовалось около пятнадцати лет, чтобы внедриться в наглухо закрытую для посторонних структуру АНБ.[32] Но деньги, а главное, идейная заинтересованность, открыли и эту невероятно неподатливую дверь. Ведь и в Америке немало людей, осуждающих глобализацию в звёздно-полосатом варианте. Пустить им в глаза пыль липовых идеалов, перемешанную с бумажной зеленью портретов Джорджа Вашингтона, было делом психологической тактики, включающей как разговоры о высоких материях и политической целесообразности, так и гипноз с психотропными препаратами. Так, благодаря популяризации антиглобализма и высочайшей технической оснащённости «Инсайд» сумел сделать почти невозможное — внедриться в святая святых американской разведывательной системы.
Транспортируя своего взрывоопасного пассажира, трёхсотый «крайслер» проезжал по улицам Западного Голливуда — района проживания многочисленной русскоязычной диаспоры. Город, где уже более половины населения признало своим родным языком не английский, а испанский, являлся разношерстным вместилищем огромного количества национальностей, своеобразным Ноевым ковчегом глобализации. Тем не менее Западный Голливуд правился ливанцу, который позиционировал себя убежденным противником глобализационных процессов. Главарю «Инсайда» импонировало изобилие языков, отсутствие чрезмерной политкорректности и выходящая даже за пределы Америки слава передового технополиса. Ареал органичного взаимодействия достижений Силиконовой долины и жизнелюбивого гламура тихоокеанских субтропических побережий рождал в душе Фироза парадоксальную, идущую вразрез с его политическими симпатиями и антипатиями надежду, что победа «Инсайда» даст шанс всему человечеству стать своеобразным мировым Лос-Анджелесом, где каждая нация найдёт себе фундамент для процветания. Но как древним богам, так и современным политическим идолам для этого нужна жертва, а её роль испокон веков обычно играла чья-то кровь.
Мужчина понимал — борьба, возможно, будет долгой. Поэтому ему были нужны все мировые шедевры научно-технической мысли, вся копилка новаторских приёмов стратегии ведения современной войны. Ключ для их получения — идеология и деньги, как и в случае с электромагнитной бомбой. Особые надежды Фироз возлагал на таинственную формулу творения, способную подарить власть над частицами материи, над веществом, над пространством и временем. Её приобретение «Инсайдом» — залог успеха начатого, важнейшее условие победы.
Машина притормозила у морского берега. С холма Акджару открывалась необъятная ширь Тихого океана, разлинованная длинными и высокими, столь удобными для сёрфинга волнами, накопление могучей энергии которых, как полагают океанологи, начинается ещё у ледяных торосов Антарктиды.
Оторвавшись от величественной панорамы, Фироз оглянулся. Помощник принёс руководителю «Инсайда» ноутбук и аккуратно включил его, настроив мобильную связь. Прежде чем набрать комбинацию символов на экране, вождь задумался. Его остроносое сухое лицо выражало причудливую смесь воли и предвкушения чуда. Фироз наслаждался величием минуты, способной, как он верил, дать старт развитию нового мира. Но он твёрдо верил в древнюю формулу бунтовщиков и завоевателей: предшественницей мира выступает война. И ей необходимо было разразиться. Наступал долгожданный момент зеро, и пальцы Фироза застучали по клавишам ноутбука.
Глава 42
— Давай сходим в церковь, Артур. Я так беспокоюсь, миленький мой, — Милана часто так называла своего возлюбленного. Она стояла, потупившись, с прорвавшейся грустью во взгляде и смотрела на Артура. Завтра ему предстоял тревожный отъезд в огромную непредсказуемую Москву. Милана была бы крайне рада, если бы этого не произошло. Девушка усиленно боролась с тревогой, не давала воли слезам, стараясь как близкий и любящий человек всячески поддержать его в опасном, но непонятно почему необходимом предприятии. Однако тщательно сдерживаемое смятение всё же прорвалось. Глаза её затуманились и блестели. — Знаешь, на счастье. Пойдём?
