Патриция Хайсмит - Случайные попутчики
До их свадьбы оставался всего месяц. Еще четыре пятницы — и Анна будет сидеть у камина в большом квадратном зеленом кресле, ее голос будет окликать его из мексиканской кухни, они будут работать вдвоем в студии на втором этаже. Да какое у него право запереть ее тут вместе с собой? Он стоял, разглядывая их будущую спальню, смутно ощущая, что мебели многовато, так как Анна заявила, что не желает «современную» спальню.
— Не забудь сказать маме «спасибо» за мебель, — шепнула она ему. — Ты же знаешь, это мамин подарок.
Ну как же, вишневый спальный гарнитур. Он помнил, что она сказала ему об этом в то утро за завтраком, помнил свою забинтованную руку и Анну в черном платье, какое она надела на вечеринку у Хелен. Но когда подвернулся удобный момент поблагодарить миссис Фолкнер, он его упустил, а потом было уже поздно. Они наверняка знают, что что-то не так, подумал он, все на свете это знают. Просто ему почему-то дают отсрочку, оберегают для некоего последнего удара, который призван его уничтожить.
— Размышляете о новой работе, Гай? — спросил мистер Фолкнер, предложив ему сигарету.
Выйдя на боковую веранду, Гай поначалу его не заметил. Словно оправдываясь, он вытащил из кармана сложенный лист, показал мистеру Фолкнеру и принялся объяснять. Мистер Фолкнер задумчиво опустил кустистые каштановые с проседью брови. Но он же меня совсем не слушает, подумал Гай. Он наклонился лишь затем, чтобы лучше видеть мою вину, которая окружает меня темным облаком.
— Странно, что Анна мне об этом ничего не рассказывала, — заметил он.
— Я пока что держу от нее в секрете.
— Ага, — ухмыльнулся мистер Фолкнер. — Свадебный подарок?
Потом Фолкнеры отправились на машине за сандвичами в тот самый придорожный магазинчик. Дом утомил Гая. Он предложил Анне подняться на скалы.
— Одну минуточку, — сказала Анна. — Иди сюда.
Она стояла перед высоким камином из камня. Опустив руки Гаю на плечи, она посмотрела ему в лицо — чуть-чуть тревожно, но вся сияя от гордости за их новый дом.
— А здесь у тебя еще глубже запало, представь себе, — заметила она, проведя кончиками пальцев по впадинке у него на щеке. — Я заставлю тебя есть как следует.
— Может, мне нужно отоспаться, — пробормотал он. Он говорил ей, что последнее время работает по ночам. Он говорил ей (надо же было такое придумать!), что выполняет кое-какие задания агентства, как Майерс, чтобы подзаработать.
— Милый, мы… у нас ведь есть деньги. Какая забота тебя снедает?
Она раз десять спрашивала, не в свадьбе ли дело, не расхотелось ли ему на ней жениться. Спросит еще раз — пожалуй, он ответит: да, расхотелось, но он знал, что здесь и сейчас, перед их камином, она не станет спрашивать.
— Меня ничто не снедает, — поспешил он ответить.
— Тогда, пожалуйста, не работай так много, — произнесла она умоляюще и, в порыве радости и предощущения счастья, крепко его обняла.
Он машинально (как будто это не имеет никакого значения, подумалось ему) поцеловал ее: она ведь этого ожидала. Заметит, решил он, она всегда замечает мельчайшие оттенки в поцелуе, а они так давно не целовались. Когда же она ничего не сказала, он решил, что перемена в нем зашла так далеко, что об этом просто нельзя говорить.
30
Гай прошел через кухню и обернулся у задней двери:
— Глупо было с моей стороны напрашиваться в гости, когда у кухарки выходной.
— Что в этом такого уж глупого? Поужинаете тем, чем сами ужинаем по четвергам, только и всего, — заметила миссис Фолкнер, подавая ему веточку сельдерея, которую вымыла под раковиной. — Но Хейзел огорчится, что лишилась возможности приготовить для вас слоеный торт. Придется вам сегодня довольствоваться стряпней Анны.
Гай вышел. Солнце все еще ярко светило, хотя от частокола на клумбы крокусов и ирисов ложились длинные тени. Трава на газоне ходила волнами, и за их гребнями он едва разглядел перехваченные сзади заколкой волосы Анны и блеклую зелень ее свитера. Они много раз собирали с Анной мяту и кресс-салат там, у ручья, вытекающего из леса, где он дрался с Бруно. Бруно остался в прошлом, напомнил он самому себе, исчез, растворился. Неизвестно, что там придумал Джерард, но Бруно теперь боится поддерживать с ним знакомства.
Он проводил взглядом изящный черный автомобиль мистера Фолкнера, который прошуршал шинами по подъездной дорожке и медленно вкатился в открытую дверь гаража. Что он здесь делает, вдруг спросил он себя самого, здесь, где он всех обманывает, даже цветную кухарку, которая любит готовить для него слоеный торт, потому что как-то раз, возможно, единственный, он похвалил ее стряпню? Он отступил в тень под грушу, где его с трудом могли бы заметить как Анна, так и ее отец. Если он исчезнет из жизни Анны, много ли она потеряет? Она поддерживает связи с кругом старых приятелей, где они с Тедди в свое время вращались, с этими подходящими женихами, красивыми молодыми людьми, которые поигрывают в поло и — довольно безобидно — в ночных клубах, пока не вступят в отцовское дело и не женятся на очаровательных девушках, истинном украшении их загородных клубов. Анна, разумеется, другое дело, а то бы ее не могло к нему потянуть, с чего все и началось. Она не относится к числу очаровательных девушек, которые, проработав пару лет на государственной службе, чтобы было потом чем похвастаться, выходят замуж за подходящих женихов. Разве она не останется верной самой себе и без него? Она часто говорила ему, что он ее вдохновение, он, с его далеко идущими замыслами, но у нее было такое же дарование и такие же устремления, когда они познакомились, так разве она не способна идти своей дорогой? И разве не выберет ее другой мужчина, подобный ему, но достойный ее? Он пошел к Анне.
— Я почти закончила! — крикнула она. — Почему не пришел раньше?
— Я спешил, — неловко ответил он.
— Ты целых десять минут околачивался возле дома.
Веточка кресса плыла по течению, он бросился ее вытаскивать. Поймав ее в горсть, он почувствовал себя опоссумом.
— Анна, я подумываю скоро поступить на службу.
Она наградила его удивленным взглядом:
— На службу? То есть в фирму?
В таких словах говорилось о других архитекторах — «служба в фирме». Он кивнул, не поднимая глаз:
— Мне это подходит. Постоянная работа с хорошим жалованьем.
— Постоянная? — усмехнулась она. — Ты целый год будешь занят больницей.
— Мне не придется все время сидеть в чертежной.
Она поднялась.
— Это из-за денег? Потому что ты не возьмешь гонорара за больницу?
Он повернулся и сделал шаг по сырому косогору.
— Не только, — проговорил он сквозь зубы. — Возможно, отчасти.
Несколько недель тому назад он решил, что, расплатившись с сотрудниками, остаток гонорара вернет у правлению больниц.
— Гай, но ты сам говорил, что это неважно. Мы же договорились, что мы… что ты можешь себе это позволить.
Все вокруг, казалось, застыла прислушиваясь. Он увидел, как Анна отбросила со лба прядь волос, оставив на коже грязный развод.
— С больницей недолго возиться. Может, полгода, может, и того меньше.
— Но зачем тебе вообще работать в штате?
— Меня это привлекает.
— Чем привлекает? Почему ты хочешь превратить себя в мученика, Гай?
Он промолчал.
Заходящее солнце неожиданно выкатилось из-за деревьев и сразу их ослепило. Гай прищурился и притенил глаза бровями, на одной из которых болел шрам, оставшийся после той самой ночи, — этот шрам будет всегда бросаться в глаза, подумал он. Носком ботинка он поддел камень, но не смог выковырять его из земли. Пусть себе думает, что штатная работа — продолжение его хандры после «Пальмиры». Пусть себе думает, что хочет.
— Прости меня, Гай, — сказала она.
— Простить? — он с удивлением посмотрел на нее.
Она подошла поближе.
— Прости. По-моему, я понимаю, в чем дело.
Он слушал ее, не вынимая рук из карманов.
— Что ты имеешь в виду?
После долгой паузы она ответила.
— Я думаю, все это, все твои тревоги после «Пальмиры», даже если ты сам не догадываешься об этом, восходят к Мириам.
Он решительно отвернулся.
— Нет. Ничего подобного!
В эти слова он вложил всю свою искренность, и тем не менее от них за милю разило ложью. Запустив пятерню в волосы, он пригладил их назад.
— Послушай, Гай, — тихо и отчетливо произнесла Анна, — может быть, ты не так сильно хочешь на мне жениться, как тебе кажется. Если ты считаешь, что дело отчасти в этом, так и скажи, мне с этим куда легче примириться, чем с мыслью о твоей штатной работе. Если хочешь повременить — пока что — или вообще разорвать помолвку, я это вынесу.
Она все для себя решила, и уже давно. В этой решимости он ощущал самую суть ее спокойствия. Он мог отказаться от нее сию же минуту. Боль разрыва вытеснит боль вины.
