Бренда Новак - Молчание мертвых
— Деде Хант сказала, что она только подумала, будто видела машину, похожую на его. Это разные вещи. — Джо ухмыльнулся, и его хитроватая усмешка в темноте показалась ей хищной и зловещей. — А вот Бонни Рэй Симпсон, соседка, заявляла, что заметила его машину на подъездной дорожке между девятью и десятью.
— Бонни Рэй — алкоголичка.
— Но это не значит, что машины не было, — возразил Джо.
Грейс откинулась на спинку стула, демонстрируя спокойствие, которого на самом деле не чувствовала.
— Домой он в тот вечер не вернулся. Вернулась только мама.
— Во сколько?
— Около девяти. Пришла из «Руби Брэдфорд», с репетиции хора.
— И она его не видела?
— Ты сам знаешь, что не видела. Я уже говорила — домой он не вернулся.
Джо со вздохом подался назад.
— Господи, Грейс, как ты можешь быть такой спокойной? Неужели все это не сводит тебя с ума?
Глядя на него поверх кружки, она отпила еще воды.
— Что именно?
— Ну это… То, что никто ничего не знает. Неизвестность.
— Я в конце концов как-то привыкла, — соврала она. На самом деле ей просто удалось блокировать, исключить из памяти часть того вечера, отрезок от того момента, когда преподобный выставил Молли, и до возвращения домой матери. Но было ведь и многое другое, что не удалось блокировать и что преследовало ее по ночам, не давало уснуть…
— Ты, похоже, уверена, что эту загадку уже не решить. — Джо щелкнул языком. — Знаешь что-то такое, чего не знаем мы?
Грейс вспомнила, как вскоре после матери домой пришел Клэй. Помнила крики. Помнила глухой звук удара — кулаком в челюсть.
— Ты уже спрашивал об этом. Думаешь, сегодня ответ будет другой?
— Надеяться не вредно.
— Можно надеяться, что пасхальный кролик существует на самом деле, но от этого ведь ничего не изменится, верно?
Секунду-другую он молча и изучающе смотрел на нее.
— На следующий день после исчезновения моего дяди у твоей матери видели фонарь под глазом. А у Клэя была рассечена губа.
— Клэй доставал тарелку из серванта и случайно ударил ее локтем. А когда наклонился, мама выпрямилась и головой рассекла ему губу.
Царапин и синяков было больше, но, к счастью, их никто не видел.
— Да уж, конечно.
— Ты намекаешь на то, что твой любимый дядя, священник, мог поднять руку на женщину? Или ударить подростка?
Не найдя что ответить, Джо хмыкнул и долил в чашку виски.
— Может, его спровоцировали.
— Преподобный был слишком терпелив и мягок, чтобы поддаться на провокацию.
Из палатки вышел Кеннеди.
— А ты что думаешь? — обратился к нему Джо, ставя чашку на землю.
Подойдя к столу, Кеннеди стал собирать оставленные мальчиками вещи.
— Думаю, ты выпил лишнего. Давайте-ка укладываться.
— Только-только разговорились. — Джо потер ладонью щетинистый подбородок. — И все-таки, Грейс, скажи мне, что, по-твоему, с ним случилось? Только честно.
— Хватит, — вмешался Кеннеди. — Она не хочет об этом говорить.
— Я у нее спрашиваю, а не у тебя, — огрызнулся Джо. Кеннеди резко обернулся:
— А мне наплевать. Оставь ее в покое.
Грейс затаила дыхание — напряжение между двумя друзьями внезапно прорвалось наружу, а во взгляде Винчелли, который он бросил в Кеннеди, мелькнула неприкрытая злость.
— А ты, похоже, далеко пойдешь.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ничего.
У Грейс появилось вдруг чувство, что в тот день, когда она вернулась в Стилуотер, в городе что-то случилось. Что-то пришло в движение, как будто с горы, набирая скорость, покатился камень. И если она не остановит его, камень свалит и раздавит ее. Нужно действовать.
— Что ты от меня хочешь? — негромко спросила она.
— Ты знаешь, чего я хочу. Мне нужна правда. И пусть Кеннеди тоже услышит, что ты скажешь.
— Джо… — начал Кеннеди.
Грейс жестом остановила его. Вставать между друзьями она не собиралась и хотела лишь одного: чтобы после ее отъезда из Стилуотера идеально сложившаяся жизнь Кеннеди текла в прежнем русле.
— Не надо. Все в порядке, — сказала она и направилась к палатке, думая о том, что останки преподобного необходимо как можно скорее перенести в другое место. Зарыть их где-нибудь в гуще леса, и пусть Джо, раз уж ему это нужно, обыскивает ферму. Предприятие, конечно, рискованное, но, если все пройдет как надо, ей, возможно, удастся убедить весь город в том, что ее семья не имеет к исчезновению преподобного никакого отношения. И тогда они смогут наконец-то зажить нормальной жизнью.
Подобравшись тайком, Кеннеди присел у палатки. Свежий ночной ветерок легонько трогал волосы.
— Грейс.
Она зашевелилась, но не ответила.
— Грейс, — повторил он шепотом и потер фонариком по нейлону, чтобы привлечь ее внимание.
— Что? — отозвалась она сонным голосом.
— Иди к душевым.
— Но… зачем?
— Ш-ш-ш. — Он не стал ничего объяснять, опасаясь разбудить Джо, который после выпитого виски дрых в своей двухместной палатке.
Грейс вылезла в босоножках, пижамных штанах и вывернутой наизнанку спортивной фуфайке. Отойдя на несколько шагов, она включила фонарик и направилась по тропинке к душевым. Кеннеди нагнал ее на полпути. Он уже подошел почти вплотную, когда под ногой хрустнула сухая ветка. Грейс тут же повернулась и подняла фонарик, но Кеннеди схватил ее за руку, жестом дав понять, что светить нужно под ноги.
— Что ты…
Он не дал ей договорить, приложив к губам палец, и она послушно замолчала.
Возле душевых Кеннеди выключил оба фонарика и свернул за угол небольшого деревянного строения. До последнего мгновения неуверенный в реакции Грейс на неожиданный полуночный вызов, он несколько удивился, когда ее тонкие, замерзшие пальцы доверчиво переплелись с его, и укрепился в своем решении.
— Куда ты меня ведешь? — спросила она. Кеннеди увлек ее за собой в лес.
— Сюда, — сказал он, оглядевшись. Место было уединенное, и здесь их вряд ли кто-то мог подслушать. — Надо поговорить.
Она сразу же насторожилась.
— Нам не о чем разговаривать.
— Расскажи о Библии. Что вы делали в мастерской Джеда? Что искали? Зачем ты ее взяла?
Грейс покачала головой:
— Тебе это знать необязательно.
Вопросов было столько, что от них болела голова, но от ответов лучше бы не стало. Кеннеди потер шею, разминая затекшие мышцы.
— Ты права. Считай, что я ни о чем не спрашивал. — Действительно, что толку в расспросах, если у него в кармане Библия, которую он принес, чтобы вернуть Грейс.
— И что же ты намерен с ней делать? Уже решил? Она ждала ответа с нетерпением и опаской — это было ясно.
— Если я верну ее тебе, что ты с ней сделаешь?
— Я могу на это рассчитывать?
Ее недоверие и подозрительность задели его за живое.
— Я держал тебя в объятиях. Целовал тебя. Сказал, что хочу любить тебя. А теперь брошу на съедение волкам?
Грейс промолчала, а раздражение рассеялось, когда ему пришло вдруг в голову, что именно так и поступали в школе все его друзья. Скорее всего, секс для нее уж никак не был связан ни с верностью, ни вообще с чем-то позитивным.
— Спрячешь где-нибудь?
— Сожгу, — просто ответила она. — И попрошу тебя забыть, что ты ее видел, и жить так, как будто ничего не случилось.
— А тебя? — спросил, помолчав, Кеннеди.
— Что?
— Тебя тоже забыть?
— А разве есть другие варианты?
У него не было ответа, но он слишком привык получать все, что хотел, чтобы сомневаться в том, что на этот раз будет иначе. Перехитрить его могла только смерть.
— Ты чувствуешь то же, что и я.
Она не согласилась, но не стала и возражать.
— Так да или нет?
Грейс метнула в него возмущенный взгляд, и тогда Кеннеди решил доказать свою правоту. Положив на землю оба фонарика, он просунул руки под фуфайку и потер большими пальцами нежную кожу. Она схватила его за локти — то ли чтобы оттолкнуть, то ли чтобы удержать.
— Дотрагиваясь до тебя, даже вот так, совсем невинно, я уже пьянею от желания, — прошептал Кеннеди. — Хочу быть с тобой. Быть в тебе.
Грейс закрыла глаза и качнулась к нему. Сердце застучало, гулко и часто. Губы приникли к изгибу шеи. Ведя ладонью вверх по спине, он вдохнул запутавшийся в ее волосах запах костра, накрыл ртом ямочку за ухом. Пальцы стиснули грудь, и Грейс застонала, словно осознав невозможность сопротивления.
Но уже в следующее мгновение оттолкнула его и отступила. Потрясенные, они молча смотрели друг на друга.
— В чем дело? — спросил Кеннеди.
— Мы не можем…
— Почему?
— Потому что… потому что боюсь. Боюсь того, что чувствую к тебе.
— Чувствовать не так уж плохо.
Она провела ладонью по взъерошенным волосам.
— Плохо. Для меня. Я не могу любить тебя. Только немножко. Только недолго.
