Робин Кук - Кома
Сьюзен позволила Марку проводить себя в квартиру. Снимая пальто, она с любопытством оглядывала комнату. Марк исчез на кухне и вернулся с двумя стаканами рубиново-красного вина.
Сьюзен бросила пальто на стул с прямой спинкой, стоявший рядом с дверью, и сняла сапоги. Затем рассеянно взяла стакан и отхлебнула из него.
– Обставлено с изрядным для хирурга вкусом, – заметила она, выходя на середину комнаты.
Комната была примерно шесть на двенадцать метров. На обоих противоположных ее концах располагались старомодные камины, в которых жизнерадостно пылал огонь. Потолок был сводчатый, как в соборе, очень высокий, метров шести в самой высокой точке, и косо спускался к обоим каминам. У дальней стены стояли огромные стеллажи с книгами, безделушками, стереосистемой, телевизором и магнитофоном. Ближайшая стена была кирпичной, на ней висели картины, литографии и средневековые нотные списки в изящных рамках. На камине справа тихо тикали старинные говардовские часы, а на каминной доске слева стояла модель парусника. В окнах, расположенных возле каминов, можно было видеть изогнутые дымовые трубы, вырисовывающиеся на фоне ночного неба.
Мебели было немного, зато Беллоуз располагал целой коллекцией толстых пушистых ковров. Бухарский ковер в синих и кремовых тонах был разложен в центре комнаты. На нем стоял низенький кофейный столик из оникса, вокруг которого были разбросаны почтенного размера подушки в вельветовых чехлах.
– Очень красиво, – сказала Сьюзен, поворачиваясь кругом в центре комнаты и затем бросаясь на охапку подушек. – Я и не ожидала ничего подобного.
– А что ты ожидала? – Марк сел с другой стороны столика.
– Квартиру. Ну, знаешь, столы, стулья, кушетка, все как обычно.
Оба засмеялись, поняв, как мало знают друг о друге. Беседа о пустяках продолжалась, пока они допивали свое вино. Сьюзен вытянула ноги к камину, надеясь согреть озябшие ступни.
– Еще вина, Сьюзен?
– Пожалуйста. Вкус чудесный.
Марк отправился на кухню за бутылкой, Он налил ей и себе еще по стакану.
– Ты не поверишь, какой я сегодня провела день, – сказала Сьюзен, поднимая стакан на уровень глаз против огня и глядя на глубокий искрящийся красный цвет вина.
– Если ты бросила свой самоубийственный крестовый поход, я поверю во все. Ты встречалась со Старком?
– Чтоб мне сдохнуть, и, вопреки всем твоим страхам, он повел себя очень разумно... разумней Гарриса и Нельсона, кстати.
– Будь осторожна, все, что я могу сказать. Старк – эмоциональный хамелеон. Мне обычно удавалось с ним поладить. Но сегодня, совершенно неожиданно, он страшно на меня разозлился, потому что какой-то псих спрятал начатые упаковки лекарств в шкафчике, которым я пользовался одно время. И он не пришел ко мне и не спросил об этом как нормальный человек. Вместо этого он натравил на меня бедного старину Чендлера, старшего ординатора, и тот снял меня с операции, чтобы спросить об этом. Потом он вызвал меня с обхода и сообщил, что Старк хочет видеть меня, чтобы выяснить это дело до конца. И, ты представляешь себе, я ничего не мог поделать.
– А какие лекарства были в шкафчике? – Сьюзен вспомнила врача, который разговаривал с Нельсоном.
– Я не уверен, что полностью в курсе. Какой-то хирург наткнулся на целый склад лекарств в шкафчике, который трахнутый старикашка Вальтерс все еще числил за мной. По-видимому, там были наркотики, кураре, антибиотики – целая аптека.
– И они не знают, кто их туда положил и почему?
– Думаю, нет. Я представляю, что кто-то собирал все это барахло, чтобы отчалить в Тимбукту или Бангладеш. Вокруг всегда найдется парочка ненормальных с такими мыслями. Но почему они прятали все это в шкафчике в ординаторской – выше моего понимания.
– Кураре – это миорелаксант, да, Марк?
– Угу, конкурентный нейроблокатор. Классный препарат. Да-а, если ты еще не догадалась, то мы обедаем сегодня здесь. Я купил несколько бифштексов и всякое такое.
– Лучше не придумаешь, Марк. Я так устала. И очень голодная.
– Я пойду поставлю бифштексы, – Марк пошел на кухню, захватив с собой стакан.
– Кураре угнетает дыхание? – спросила Сьюзен.
– Не-а. Он только парализует мышцы. Человек хочет дышать, но не может. И задыхается.
Сьюзен уставилась на огонь, упираясь краем стакана в нижнюю губу. Языки пламени завораживали ее, она думала о кураре, о Гринли, о Бермане. Внезапно пламя затрещало и выметнуло раскаленный уголек, ударившийся о каминный экран. Уголек срикошетил и упал на ковер возле камина. Сьюзен вскочила, благополучно смахнула его с ковра и отбросила на шифер очага. Затем направилась к двери кухни наблюдать, как Марк приправляет бифштексы.
– Старк, действительно, заинтересовался тем, что я нашла и старался помочь. Я попросила его помочь мне получить истории болезни пациентов из моего списка. Потом я позвонила ему после обеда, и он ответил, что пытался достать эти истории, но ему сказали, что они все записаны за одним профессором-невропатологом, доктором Дональдом Мак-Лири. Ты знаешь его?
– Нет, но это ничего не значит. Я не знаю очень многих среди тех, кто не имеет отношения к хирургии.
– Как мне кажется, этот Мак-Лири выглядит довольно подозрительно.
– Ну-ну, опять начинается, ну и воображение! Доктор Дональд Мак-Лири таинственным образом разрушает мозг шести пациентов...
– Двенадцати...
– Ладно, двенадцати, и затем выписывает все их истории болезни, чтобы замести за собой следы. Я даже могу представить себе заголовки в "Бостон Глоб". Марк засмеялся и положил бифштексы на рашпер.
– Давай-давай, смейся, но в то же время какое объяснение может быть такому поведению доктора Мак-Лири? Все выражали такое изумление при одной мысли о том, что эти случаи связаны! Все, кроме доктора Мак-Лири, у него все истории болезни. Я считаю, есть над чем задуматься. Может быть, он исследовал эту проблему некоторое время, и тогда он далеко впереди меня. Это было бы здорово, и вдруг я могла бы помочь ему.
Марк не ответил. Он обдумывал, как бы ему попытаться отговорить Сьюзен от этого предприятия в целом. Еще его внимание поглощал салат – его кулинарная специальность. Затем он открыл кухонное окно, и холодный ветер вынес наружу пронзительный запах жарящихся бифштексов. Сьюзен прислонилась к дверной раме, наблюдая за ним. Она подумала, как чудесно иметь жену, приходить домой и видеть, как жена присматривает за чистотой в доме и готовит еду. Одновременно ей показалась смешна мысль об этом, так как у нее никогда не может быть жены. Действительно, если бы она вышла замуж, это от нее требовалось бы выполнять обязанности жены. Все это были только ментальные игры, в которые Сьюзен играла сама с собой, когда находилась в безвыходном положении и хотела забыть о своих трудностях или отложить их на неопределенное время.
– Я сегодня звонила в Институт Джефферсона.
– Что они сказали? – Марк вручил Сьюзен несколько тарелок, серебряные вилки и салфетки и указал на ониксовый столик.
– Ты был прав, к ним трудно проникнуть, – сказала Сьюзен, перенося все на столик. – Я спросила, могу ли я к ним придти, так как хочу посетить одного пациента. Они рассмеялись. И сказали мне, что только самые близкие родственники могут посещать больных, и то лишь по предварительной договоренности и на очень короткое время. Они сказали, что их массовый метод ухода за такими больными в общем неприемлем эмоционально для родственников, поэтому им приходится специально подготавливаться перед визитом. Они мне сказали о ежемесячном посещении, как ты говорил. И то, что я студентка медицинской школы – для них было пустым звуком, тем более они не собирались изменять свою обычную практику. В целом, это место выглядит интересным, особенно, учитывая то, как ты сказал, что таким образом от ухода за хрониками освобождаются места и средства в обычных больницах для острых больных.
Сьюзен закончила накрывать на стол и принялась снова смотреть на огонь.
– Мне, действительно, очень хочется туда попасть, больше всего, чтобы посмотреть на Бермана. У меня такое чувство, что, если я его еще раз увижу, то смогу легче отнестись к этому... крестовому походу, как ты выразился. Я даже понимаю, что мне нужно восстановить хотя бы видимость нормального положения вещей.
Марк оторвался от своей деятельности на кухне, услышав последнюю фразу, в которой ему блеснул луч надежды. Он закрыл окно и вернулся к своим бифштексам.
– А почему ты просто не пойдешь туда? Я подразумеваю, там все может быть так же хаотично, как и в других больницах, например, в Мемориале. Если вести себя естественно, никто тебя ни о чем и не спросит. Ты можешь даже надеть униформу медсестры. Если кто-нибудь придет в Мемориал в одежде врача или медсестры, он сможет ходить, где ему вздумается.
Сьюзен посмотрела на Марка, стоящего в дверях кухни.
– А это неплохая идея... неплохая. Но здесь может быть ловушка.
