Франк Тилье - Проект «Феникс»
Вернувшись во Францию, она не сделала ни одной записи: странички с названием «Бразилия» остались пустыми. Случайно? А может, открытие, сделанное там, оказалось настолько важным, что исследовательница решила сохранить его только в памяти? Как бы там ни было, по возвращении Лутц обратилась к руководству пенитенциарных учреждений с просьбой разрешить ей встречи с заключенными, причем все эти заключенные совершили жестокие убийства и все были левшами.
Тюремное начальство не сразу откликнулось на просьбу Евы Лутц, но уже тринадцатого августа состоялась ее встреча с первым арестантом, двадцать седьмого она повидалась с Царно, а двадцать восьмого полезла в горы. Известно еще, что меньше чем неделю спустя она снова забронировала билет в Манаус.
И вот, идя рядом с Леваллуа по авеню Монтеня, Шарко вдруг понял, и понимание это сразу перешло в убеждение: случилось нечто, сразу все ускорившее. Именно тогда, когда Ева была в Бразилии. Что-то, пробудившее в ней интерес — и еще какой! — к французским убийцам. Причем только к левшам, молодым, крепкого телосложения и проявившим в отношении жертв крайнюю жестокость. И это произошло до того, как она приехала к Грегори Царно.
Что, подобно рубильнику, включило этот интерес? С чем она столкнулась на равнинах Латинской Америки, что сразу же потянуло ее в высокогорье? Что она искала на этой ледовой вертикали мира? И зачем собиралась вернуться в Манаус?
Пора было возвращаться в реальность, и Шарко огляделся вокруг. Авеню Монтеня, самая шикарная улица Парижа, сверкала огнями. Восьмой округ во всей своей красе. Выстроившиеся гуськом перед дворцами «мерседесы», роскошные магазины самых известных творцов моды: Картье, Прада, Гуччи, Валентино. Справа Сена, вдали, на заднем плане, Эйфелева башня. Открытка с видом для богатеньких.
Комиссар затянул потуже узел светло-коричневого галстука, одернул рукава пиджака, бросил взгляд в витрину, где отражался в полный рост. Новая стрижка, точнее, старая, ежик, который был у него всегда, очень ему понравилась: он снова стал похож на настоящего полицейского. Еще бы силенок набраться, мышцы накачать, и прежний Шарко воскреснет из пепла.
Они вошли в белоснежный дворец под номером пятнадцать — одну из резиденций старейшего в мире аукционного дома Друо. Волшебный музей мимолетностей, где можно приобрести все, что только способны придумать человеческий мозг и природа. Экспозиции лотов, чаще всего посвященные какой-то одной теме, эпохе, стране, длятся несколько дней. Восемьсот тысяч лотов переходят ежегодно из рук в руки на трех тысячах торгов. Успешное предприятие, на которое не повлиять никакому кризису.
Полицейским хотелось перехватить аукционера Фердинана Ферро до того, как он войдет в зал, где состоятся торги. Служащие аукционного дома утверждали, что он приходит обычно не менее чем за полчаса до начала торгов, чтобы все хорошенько подготовить.
В ожидании они решили пройтись по залам, где были выставлены лоты: хотя бы мельком познакомиться с сегодняшней экспозицией, называвшейся «Если бы наш век был измерен…». Рассеянный свет, тишина, спокойно, как в церкви… Между четырьмястами пятьюдесятью экспонатами, тщательно пронумерованными и призванными очертить великий путь человечества от самых истоков до завоевания космоса, прогуливаются под руку пары. Леваллуа направился в угол с табличкой «Метеориты», где в центре, среди более мелких, был выставлен экспонат весом в полторы тонны, и принялся с любопытством его рассматривать, впрочем, так же, как и другие посетители — элегантные, пришедшие в последний раз взглянуть на лоты, может быть, перед тем, как приобрести их.
— Скажи честно, Шарко, ты представляешь свою жизнь с метеоритом посреди гостиной?
— Да он в мою дверь не пролезет! Правда, хорош, чтобы разбить кому-нибудь башку.
— Ты имеешь в виду кого-то конкретно?
Шарко не ответил. Заложив руки за спину, он прошел в отдел минералов. Малахитовый сталактит, друза халцедона, сферолитовый агрегат эпохи мезолита… А в зале напротив, как сказано на афише, скелеты шерстистого носорога, пещерного медведя с Урала, а главное — полный скелет взрослого мамонта. Отлично, однако, они его поставили и осветили, и эта лапа, поднятая на специальную подставку — да, эта груда костей впечатляет!
— Он прибыл из России, — сказал кто-то за спиной у комиссара. — А мне передали, что вам нужно со мной встретиться.
Шарко обернулся. Перед ним стоял мужчина в строгом сером костюме и красном галстуке, с длинной, как у жирафа, шеей. Стало быть, вот он какой — Фердинан Ферро. Шарко ожидал увидеть старого хрыча типа профессора Турнесоля,[16] но аукционер оказался молодым и неплохо сложенным. Комиссар осмотрелся и обвел рукой посетителей:
— Вы могли бы выбрать здесь любого, а выбрали меня. Почему? Я настолько типичен для полицейского?
— В приемной сказали, что меня хочет видеть худой, подстриженный ежиком человек в слишком широком для него пиджаке.
Шарко показал служебное удостоверение, представил собеседнику только что присоединившегося к ним Леваллуа и сразу перешел к делу:
— Нас интересуют торги, состоявшиеся здесь в минувший четверг. Среди лотов было несколько скелетов млекопитающих, обитавших на Земле в период… в период… — он заглянул в буклет, взятый в приемной, — отстоящий от нашего времени примерно на десять тысяч лет.
— «Ноев ковчег» — так назывались выставка и торги. И то и другое имело грандиозный успех. Конечно, сыграло роль то, что идет Год Дарвина: у людей резко возрос интерес к первобытному искусству и возвращению к природе. Рынок окаменелостей дал фантастическую прибыль, и трафик организован хорошо — в основном с Россией и Китаем.
— Нам бы хотелось посмотреть журнал продаж на этом аукционе.
Аукционер взглянул на часы и поколебался:
— Хорошо. Только, к сожалению, я не могу уделить вам достаточно времени, у меня его крайне мало — торги вот-вот начнутся.
Ферро пригласил их следовать за собой — ну наконец-то им попался на пути человек, который не ерепенится, а, наоборот, охотно оказывает содействие! Шарко подумал, что аукционер, должно быть, привык к визитам следователей из Центрального управления по борьбе с расхищением культурных ценностей или таможенников. Торговля произведениями искусства — дело весьма прибыльное.
Они шли между чучелами животных, одно другого странней: нильский китоглав, даман… Ферро на ходу кое-что пояснял, словно показывая, что он отлично знает тему.
— Эволюция насчитывает миллиарды лет, но только пять тысяч лет назад человек вмешался в ее ход и, активно занимаясь истреблением животного мира, стал менять ее ход. Причем менять ужасающе быстро. Так все виды животных, которые выставлены здесь, либо уже сейчас существуют лишь в музеях и частных коллекциях, либо останутся только там в самом ближайшем времени. Знаете, по мнению ученых, из существующих девяти тысяч родов птиц за последние шестьсот лет один процент по вине человека уже исчез с лица земли.
— Один процент за шестьсот лет — это не так уж страшно, — заметил комиссар.
— Это в двести раз быстрее, чем если бы естественный отбор шел в нормальном ритме!
— И все же!
В ответ Ферро указал на великолепный снимок группы гиппопотамов, выполненный знаменитым фотографом:
— Люди убивают гиппопотамов, уверенные, что, дескать, животные это бесполезные, никому они не нужны. Но из-за того, что происходит такое вот истребление гиппопотамов, исчезают сотни видов рыбы. Спросите, почему? Потому что отнюдь не бесполезны… экскременты гиппопотамов: животное, весело крутя хвостом-«пропеллером», измельчает их и рассеивает по сторонам, а они, представляя собой отличное удобрение, на сотнях километров водной поверхности содействуют развитию планктона — незаменимого для рыб корма. У каждого элемента экосистемы есть своя роль, свое назначение, своя причина для того, чтобы существовать. Нет ничего ненужного, бесполезного, но все — невероятно хрупкое.
Шарко вспомнил о незавидной участи березовых пядениц, доказавшей способность человека причинять природе вред. Уничтоженные леса, смерть коралловых рифов, дыры в озоновом слое, незаконная торговля слоновой костью, браконьерство, нефтяные пятна на поверхности океана, многочисленные нарушения работы экосистем… Список бесконечен. И всем этим сводятся на нет тысячи, миллионы лет эволюции. Если не хочешь умереть от страха за человечество, лучше об этом не думать.
Они поднялись по лестнице — отсюда можно было взглянуть на залы сверху, и здесь же находились служебные кабинеты. Ферро зашел в один из них, открыл застекленный шкаф и, достав из него папку с документами, послюнил кончик пальца:
— Что конкретно вы ищете?
Леваллуа, желая, видимо, напомнить о своем существовании, опередил комиссара:
